Орлиное гнездо
Шрифт:
– Может быть, - наконец сказал король.
– Но больше я не могу вам верить.
Корвин вдруг закрыл лицо руками; плечи его поникли.
– Ваша… родственница глубоко разочаровала меня.
Корнел перевел дыхание. Наконец речь зашла о Василике!
– Государь, в чем провинилась перед вами Василика? – осторожно спросил он.
Корвин тяжело задышал.
– Эта особа, - отрывисто сказал он, - оскорбила святость нашей веры в Господнем доме, перед лицом служителей церкви! Эта простолюдинка отвергла в высшей степени благородного и добродетельного жениха, которого я, в своей
Корнел стиснул подлокотники кресла; он мог бы так и умереть в этом кресле, как боярин Кришан.
Потом он произнес:
– Жениха? Но, государь, я…
– Вы ей никто, довольно лжи!
– яростно перебил его Корвин. – Вы бесчестите себя - и эту женщину вашей крови, обитая с нею под одной крышей, - неужели вы все еще этого не понимаете?
Он прервался.
– Поскольку вы не желаете жениться на ней по нашему обычаю и упорствуете в своем прелюбодеянии, я решил покрыть ваш с нею грех и выдать эту девицу замуж за моего преданного вассала, который наставит ее на путь истинный! Пока ее пороки, как плевелы, совсем не загубили ее души!
Корнел молчал – а король Венгрии все расхаживал перед ним по залу, потрясая кулаками. Так ронять свое достоинство он мог себе позволить только перед необузданным валахом…
Вдруг Корвин притих и подошел к витязю Дракулы вплотную.
– Она бывшая наложница Абдулмунсифа-паши, - прошептал он. – Вы думаете, я не догадался? Я должен был бы отправить ее в монастырь во искупление ее прежних грехов… но она недостойна такого святого места. Уже тем, что не принадлежит к нашей вере, как и вы!
Король прервался, сжав тонкие губы так, что они побелели. А Корнел, опустив голову на грудь, едва удержал горькую усмешку, вспомнив, что слыхивал о католических монастырях – как мужских, так и женских.
– Принимать католичество и вступать в брак она отказалась, - снова раздался над ним резкий, яростный голос Корвина. – И что прикажете мне делать с вами обоими?
Корнел опять поник головой. Матьяш Корвин не моргнув глазом губил многотысячные армии; смешивал веры и обычаи, образуя высокие политические союзы… а сейчас исходил пеной из-за двух православных людей, которые даже не дворяне!
Корнел знал, что бывают минуты, когда мелочи могут перевернуть человеку всю душу. И для короля сейчас как раз настала такая минута.
– Ваше величество…
Глядя на застывшее лицо Корвина, витязь неожиданно подумал, что Абдулмунсиф мог добиться от короля уступки, о которой сам он и не подозревал. Но чем тот мог грозить? Убить пленного валаха? Но разве его жизнь такая уж ценность?
Корнел поднялся с кресла и опять преклонил колени перед государем.
– Ваше величество, - тихо попросил он. – Разрешите мне увидеться с Василикой. Быть может, сестра моя сама себя не сознает…
Корвин усмехнулся.
– Вы заслуживаете того, чтобы вполне разделить ее участь!
Он замолчал, оглядывая смиренную могучую фигуру. Когда Корвин заговорил снова, в голосе католического короля прозвучал насмешливый интерес.
– Так вы будете уговаривать вашу сестру склониться передо мной и моим повелением? Забавно! Хотел бы я это увидеть, в самом деле!
Корнел молчал, не поднимая головы
и не разгибаясь, – хотя мука, которую он испытывал, была почти непереносима.И наконец Корвин произнес:
– Хорошо. Вы увидитесь с нею, а потом можете вернуться домой. Ваш сын, крещенный в истинной вере, заслуживает отца, каков бы тот ни был.
Корнел медленно встал. Все его раны горели так, точно их натерли солью.
– Умоляю короля приказать отвезти меня к Василике немедленно. Я знаю, что она страдает.
Матьяш Корвин брезгливо усмехнулся. Потом хлопнул в ладоши, словно нехотя.
Корнела повели прочь. А витязь думал о той слабой надежде, которая осталась им… о князе. Он еще не видел его. Насколько он нужен Корвину… и может ли заставить короля помиловать Василику? И пожелает ли это сделать – теперь?
Когда Корнел спустился в подземелье, он не был удивлен – только пришел в едва сдерживаемое бешенство. И в таком месте эти изверги держали женщину - валашку? Василику?..
Он приблизился к ее двери и взялся за прутья решетки. Корнел несколько мгновений перемогал ужас перед тем, что время, страдания и эти палачи могли сотворить с его сестрой.
А потом громко окликнул ее.
В глубине камеры, у самой дальней стены, вскрикнул женский голос. Это была она!
Корнел стиснул решетку и зажмурился. Когда он открыл глаза, Василика была перед ним.
Она исхудала, побледнела, обтрепалась – но изменилась меньше, чем он боялся.
Они долго смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами. Потом Василика улыбнулась.
С несказанной нежностью она воскликнула:
– Друг мой! Любимый!
Ее слова потрясли Корнела; как он порою мечтал, чтобы Василика назвала его своим милым! Но это было навеки запрещено.
Она протянула ему через решетку руку – рука прошла свободно; и Корнел припал к ней губами.
– Господи! Какая худая!
Потом он выпустил тонкие пальцы и крикнул на все подземелье:
– Пустите меня к ней! Сейчас же!..
И таков был его голос, весь его вид, что стражники не посмели спорить. Дверь отомкнули; и Василика оказалась перед ним на пороге.
Витязь стиснул ее в объятиях, едва не задушив; Василика с плачем повисла у него на шее, целуя лицо, шею – куда могла достать.
– Он отпустил тебя? – воскликнула узница.
И тут Корнел ощутил, что на ней ошейник. Взревев, витязь схватился за ее цепь и дернул так, что чуть не вырвал кольцо из стены; опомнившиеся стражники вбежали и схватили его за руки. Валахов растащили.
Корнел отбросил стражников в стороны.
– Прочь! – крикнул он.
Снова подбежав к Василике, витязь достал и протянул ей смятый белый лист.
– Это тебе… Штефан шлет тебе свою вечную любовь… и этот крест, - прошептал он.
Василика прижала послание к груди. Она плакала от счастья.
– За это я готова умереть! – воскликнула узница.
Корнела схватили и вывели из комнаты; он больше не сопротивлялся. Но когда дверь за ним захлопнулась, он вывернулся из рук служителей и подошел к решетке. Василика снова была там – цепляясь за прутья последним усилием.