Орлиное гнездо

Когда наконец с него сняли повязку, Корнел посмотрел вокруг себя так, точно его вдруг помиловали на плахе. Турки-проводники, сидевшие вместе с ним у костра, сочувственно усмехнулись.

– Скоро уже, Корнел-бей, - сказал один – тот самый, который вел его коня.

– Вы разве не здесь со мною распрощаетесь? – нахмурив брови, спросил Корнел. Попутчики засмеялись.

– Один ты заплутаешься или погибнешь, - сказал ему старший. – А нам приказано довести тебя до самой венгерской границы.

Корнел опустил голову и поглядел на свой турецкий доспех.

А послание, которое он везет с собою, - что мог человек, подобный Абдулмунсифу, написать своей возлюбленной, которая давно уже живет с другим, пусть и не отдавалась ему?

Он подавил сильнейшее искушение заглянуть в чужое письмо. Зажмурился и пробормотал молитву для укрепления духа. В эту минуту Корнел мысленно посетил свой дом, что позволял себе нечасто: это было страшнее, чем самый жестокий бой. Что там делают с его семьей, оставшейся без кормильца, – ведь Василике и Раду, конечно, его представили павшим? Без сомнения, Корвин давно списал его со счетов…

Корнел встал и, отойдя от костра, вытащил меч из ножен. Он попытал его правой рукой – и остался недоволен. А ведь он ни разу даже не дрался по-настоящему с тех пор, как попал в плен!

Валах вернулся к костру и остановился, не присаживаясь опять. Он угрюмо попросил:

– Едем… Чем меньше мы задерживаемся, тем лучше.

Турки, не споря, поднялись с мест. Костер залили, лошадей отвязали; Корнел первым вскочил в седло. Он осматривался с мрачным вызовом – с высоты, от которой отвык, с высоты, которую опять покорял.

Отряд поскакал дальше; Корнел раззадоривал чужого коня, не жалея на него шпор, и повторял про себя, что успеет, что не даст никакому врагу в обиду ни сына, ни Василику. Как бы его ни принял Корвин.

Василика впала в спасительное отупение – похожее на спячку. Лихорадка не брала ее, но и душевные, и телесные силы почти оставили узницу. Ей не о чем было здесь заботиться, некого защищать и некого беречься. Оставалось ждать избавления, как Божьего чуда, - или смерти.

Она лежала в углу, когда к ней снова пришел барон. Василика села – с трудом, и подняла голову.

Венгерский жених подзывал ее; она не встала и даже не двинулась с места. Василике показалось, что Дьюла дергает решетку, и валашка улыбнулась этим тщетным усилиям. Пусть же она поскорее опротивеет ему настолько, чтобы отступиться от нее навеки. Чего они все ждут?

Когда Дьюла ушел, Василика опять легла, забившись в угол. Ей казалось, что ее заживо погребли вместе с графом: вначале она думала, что их отправят на костер, связав спина к спине. Но, должно быть, слишком велика честь для валашской чернавки.

Она ждала, чего угодно, - но цепенела все больше, и эта готовность к избавлению истекала из нее по капле, но неотвратимо, как вода, сочившаяся с потолка.

Валашский рыцарь медленно подъехал к воротам своего дома. Корнел остановился, точно ошибкой завернул к чужим, - он преодолел путь, который, казалось, был не по силам человеку, но не мог превозмочь себя и постучать. Кто скажет ему, что он еще не сделался здесь чужим?..

Выйдет ли к нему сын – и что скажет, признает ли снова? Выйдет ли Василика?

– Василика! – крикнул Корнел, вдруг обезумев от ужаса. Он спрыгнул с коня и, бросившись к воротам, ударил в них кулаком.

– Отворяйте! – рявкнул он. – Хозяин приехал!..

Корнел чуть было не схватился за меч. Но кого здесь рубить, за какую измену? Куда все запропастились?

Ворота заскрипели, приоткрылись, и в них просунулась голова старика-привратника.

Он округлил глаза и присел от страха, цепляясь за цепь, которой закладывались створы. Впалый рот бормотал молитву.

Корнел улыбнулся и достал меч; он направил его на слугу. Витязь уже не сомневался, что без него произошла большая беда. Его предали - как всегда и все предавали.

– Где мой сын и моя хозяйка? – спросил валах, наступая на венгра. Тот дернулся, словно чтобы опять запереть ворота; но не отважился и попятился от господина, который неуклонно следовал за ним, не опуская меча.

Они оказались в саду, и венгр наконец закрыл ворота. Корнел не помешал ему запираться – это сейчас даже к лучшему.

Но когда слуга закончил, Корнел стремительно шагнул к старику и схватил его за шиворот; рубаха и плащ на том треснули.

– Где моя семья? – спросил витязь, едва разжимая губы.

– Сын… Ваш сын дома, господин, - ответил венгр. Корнел ошеломленно отпустил его.

На миг ему стало стыдно.

А потом он крикнул, вытаращив обезумевшие глаза:

– А где Василика?..

Венгр быстро отступил назад; но недалеко. Он перекрестился.

– Госпожу забрали в тюрьму.

Привратник посмотрел по сторонам, и в следующий миг Корнел понял, чего тот искал. Из-за деревьев выступили двое гвардейцев. Пока Корнел переводил взгляд с одной начищенной нагрудной бляхи на другую, к ним присоединился третий. Валах засмеялся.

– Мой черед? Славно король честит нас! Ах, славно он нас благодарит!

Корнел не сопротивлялся, когда один из стражников положил ему на плечо тяжелую начальственную руку.

– Опять в крепость? – спросил витязь.

– Насчет вас распоряжений не было, жупан, - сказал ему гвардеец.

Корнел изумленно посмотрел тому в лицо.

– Так-таки и не было?

– Никто уже не чаял, что вы вернетесь, - ответил венгр.

Теперь стражники отступили от него и опасливо осматривали.

– Пока вас не было, на дом напали враги, - неожиданно продолжил тот, кто заговорил с ним. – Хотели похитить госпожу. Король ее вовремя в крепость упрятал!

У Корнела зазвенело в ушах. Он бессмысленно осматривал гвардейца – от сапог до бороды. Запустил руку в собственную бороду, которую не сбривал с тех пор, как отрастил в плену.

– Какие враги? – хрипло спросил валах.

Гвардеец усмехнулся. Лицо его выразило даже приязнь к Корнелу – того рода приязнь, которую рождает ненависть к общему противнику.