Ошейник Омерта

— Торговцы? Но разве Торговцы не находятся не в числе Акционеров Предприятия?

— Ага. Но есть Торговцы и… есть Торговцы. Они не едины. Так что, скорее всего, мы имеем дело с какой-то внутренней склокой. В общем, не бери в голову. Я рад, что ты не при делах, мой друг.

А ведь Хайал недоговаривает. Он не мог узнать про заговор от этого пленника. Раб Теодор привлек его внимание много раньше. А значит… скорее всего, когда его порекомендовали взять на службу, Хайал уже вполне знал, зачем тому снятие Ошейника Омерта! Это была ловушка!

Но для чего?! Дехар и так стопроцентно лоялен Акционерам! Разве что… разве что Хайал желал, чтобы он был лоялен лично ему. Ведь теперь у него есть серьезный крючок, на который можно его подвесить не хуже чем этого несчастного раба.

— А я рад, что ты во мне не сомневался… друг, — выдавил из себя Дехар и Хайал широко улыбнулся.

Арена. Кто же в Копях не слыхал об Арене. Протянув год (что уже было, практически, подвигом), раб получал право бросить ей вызов. Вот только немногие решались его бросить. Слишком это было похоже на экзотическое самоубийство.

Вначале я подумал, что чертов маг продержит меня в чертовой пещере до самого испытания, но нет. Уже через несколько часов пространство вокруг померкло, и я оказался на окраине поселка. Было раннее утро. Солнце едва-едва оторвалось от горизонта. Но духота и жара уже давали о себе знать.

Я с ненавистью поглядел на особнячок Директора Копей.

Хайал. Ничтожество с безграничной тягой к истязанию. Истязанию как тела так и духа. Желание сломить меня, похоже, захватило его не на шутку. Выполнит ли он обещание снять ошейник, если я пройду Арену?

О, боги, ощущать себя зависимым от дрянного ублюдка было невыносимо!

Копи меж тем жили своей жизнь. Множество согбенных фигурок понуро тащились к болотцам. До меня не было никому дела.

Впрочем, спорю на все, что угодно, кое-кому дело до меня было.

Хишимр, несмотря на раннее утро, все также сидел под своим навесом недалеко от зоны выпаривания. Отвратный запах, кажется, совсем его не волновал.

— Что с моим налогом? — спросил я его вместо приветствия. Нынче мне было настолько все равно, что вежливость казалась отмершим атавизмом цивилизованного мира.

— Проплачен еще на неделю вперед мессиром Дехаром, — тут же отозвался Хишимр.

По его бородавчатой лупоглазой морде трудно было понять эмоции, но мне показалось, что ответил он с какой-то затаенной злобой.

Я кивнул и удалился.

Что ж. Как говорится, мелочь, а приятно. У меня было несколько дней на отдых и во время них я был решительно настрое ничего не делать. В Инвентаре лежал еще неплохой запас выданной Дехаром жратвы, и мне не хватало только двух вещей: выпивки и собутыльника. Коего я сейчас и собирался найти.

У входа в барак, где жил Гурцла, расселась небольшая компания надсмотрщиков. Едва я подошел, один из них, здоровенный орча, оторвавшись от игры в кости, поднялся и, сплюнув мне под ноги, рыкнул:

— Проваливай! Тебе здесь не рады!

— Я не к тебе иду, зеленомордый.

Отчасти мне даже хотелось, чтобы он продолжил задираться. Настроение было ни к черту, а что может его поднять, нежели как хороший мордобой?

Грустная шутка.

— Базары с тобой нормальным пацанам дорого обходятся. Гурцлы здесь нет! Проваливай!

— Ага, вали на хрен! — добавил один из его приятелей.

Я постоял с полминуты, сверля наглеца взглядом, но решил не обострять. Ублюдков было шестеро и к тому же они были без ошейников, с полным набором умений.

Да и смысл?

А вот инфа про Гурцлу мне очень не понравилась.

Отыскать Гарсу не составило труда. Он как всегда крутился возле единственной в Копях жральни, выпрашивая кусочек. При виде меня собрался, было, дать деру, но я в две прыжка его настиг и, встряхнув, сказал:

— Жрать хочешь?

От такого захода отвертеться он не смог.

Так я и узнал о судьбе Гурцлы.

Его схватили несколько дней назад. Похоже, Хайал решил извести всех, кто относился ко мне хотя бы с каплей доброжелательности. Коли так, Гухе лучше было держаться от меня подальше.

— Пойдем.

Видок у Жвача был так себе. Он заметно схуднул, шерсть скаталась и слиплась, кое-где виднелись плохо зажившие раны, а в глазах застыло выражение побитой собаки. Впрочем, ошейника на нем все также не было.

— Что-то не похоже, что свобода принесла тебе счастье, — сплюнул я ему под ноги.

— Что мне, эта свобода… Отсюда все равно хрен свалишь. А коли не можешь свалить, надо где-то брать жратву. И выбор невелик. Вернее, его нет совсем. Заготовительные отряды. С утра до ночи месить зомбарей. Нет, конечно, если ты кореш… кого надо кореш, то будешь пинать рабов, прохлаждаясь у бара, а житуха остальных охранников, поверь, братан, не многим лучше, чем у тех, на ком ошейник.

Не братан ты мне, гнида волосатая…

Сказать, что мне не было Жвача жалко, ничего не сказать. Наоборот, слушая его нытье, я, что называется, испытал чувство глубочайшего удовлетворения.

Отдых продлился меньше, чем хотелось бы. Уже через два дня меня отыскали мордовороты из охраны и заперли в отдельно стоящем сарае. Ночь я провел под наблюдением, а наутро в дверях объявился мой бывший товарищ.

— Так что же ты не стал «корешем кого надо»? По-моему, это всегда был твой самый прокачанный скилл, «братан», — я вновь презрительно сплюнул ему под ноги. И здоровяк снова никак не ответил на оскорбление.

— Хайал… — начал, было, Жвач, но тут к нам подвалил тот самый лысый охранник, с коим он пришел ко мне испытывать Жало в нашу последнюю встречу.

— А ну пшел отсюда! — лысый лениво смазал Жвача по затылку и волосач, втянув голову в плечи, быстро ретировался. — Ну что, козел, хотел бы пожелать тебе удачи, но… она тебе не поможет, ха-ха-ха-ха-ха! Туда и быстро!

Он хотел подопнуть и меня, но я обжег его таким многообещающим взглядом, что охранник не решился применять физическое воздействие. Помнил, чем оно может закончиться.