Ошибка господина Роджерса

Я даже мысленно репетировал свою встречу с коллективом. Особенно с кем близко связан по работе.

В первое рабочее утро я встал пораньше. Собрал в нейлоновую сумку разную мелочь. Положил сумку у выхода, рядом с чемоданом, где находились слесарные инструменты, Нужно было подумать о своем внешнем виде. Хотелось сразу произвести впечатление. Вон, мол, он какой вернулся из дальних странствий!

Нужно сказать, мои предположения оправдались. В конторе только ахнули при моем появлении.

– Вот это гость! Хоть под венец!
– воскликнула уборщица тетя Маша.

– Прибарахлился! Ничего не скажешь... Везет человеку...

– не скрывая зависти, произнесла бухгалтер Катя.

– Ну, как там? Выкладывай...
– попросила тетя Маша.

Я оглянулся... Савельева в комнате не было. Отсутствовала и кассир Фаина. Жаль... Не тот эффект. Но в это время послышались торопливые шаги. А вот и он, мой друг.

– Старик, приехал, привет!
– Мы крепко обнялись.

– Ну, давай рассказывай, как там жизнь-то...
– торопил Савельев.
– А ты того, ничего, - как бы между прочим, заметил он, оглядывая меня с ног до головы.

Я начал свой немудреный рассказ. День в конторе был неприемный. Нам никто не мешал. Я видел, как горели глаза у Кати и как иногда неодобрительно покачивала головой тетя Маша. Только Савельев сидел с невозмутимым видом,

– Живут там, черт возьми, здорово. Всего полно. Никаких очередей, - подвел я итог, - Конечно, кто может.

Наступила пауза.

– Да, живут...
– Катя вздохнула.

Тетя Маша даже не взглянула на нее.

– И все же я так скажу, Алексей Иванович, - обратилась она ко мне.
– Я не хотела бы там жить. Нет, не хотела. Пусть мне здесь порой трудно приходится и не всегда куплю нужную для себя и дочери тряпку и подолгу простою в очереди, но от этого не умрем. Собственно, все у нас есть. И крыша над головой, и хлеб... Главное, люди добрые окружают. Ну что еще человеку нужно?.. Курточку с застежками?

Савельев, не удержавшись, захлопал в ладоши.

– Я малограмотная, мил человек. Грешно тебе над словами старухи смеяться...

– А я не смеюсь, - серьезно сказал Савельев.
– Все правильно... Молодец, бабуся.

Я невольно провел ладонью по застежкам своей модной куртки.

– Ничего себе! Встретили.

В комнате повисло неловкое молчание. Выручила Катя.

– Завидую вам, Алексей Иванович. Посмотрели заграницу. А тут сидишь как проклятая, кроме жировок, ничего не видишь...

– Ладно, жировка, помолчи, - прервал ее Савельев и обратился ко мне: - Небось, пижон, навез барахла-то невпроворот. Давай хвались дальше.

Говорил он с улыбкой. Но все равно я улавливаю в его тоне неодобрение. «Хорошо, - решил я, - сейчас посмотрим, как вы запоете».

– О вас тоже позаботился. Перепадет кое-что! Вот, берите. Не передеритесь только!
– И я подал сверток тете Маше.

Она почему-то сразу передала его Савельеву. И тот не стал разворачивать, а протянул подарки Кате.

Что же Катя, замешкалась? Я вынужден был сам заняться свертком.

– А ну, бабоньки, налетай. Кому?

Но все стояли неподвижно и молчали.

– Подумаешь, невидаль какая. «Не передеритесь»! Чтоб в горле у тебя пересохло. Я, мил человек, привыкла на трудовую копейку покупать.
– Тетя Маша, демонстративно хлопнув дверью, вышла из комнаты.

– Савельич, не зевай, а то раздумаю...
– Я еще пытался шутить.

– Ты и вправду обнаглел, купец.
– Он тоже повернулся и ушел.

– Сдурели оба: одна - от старости, другой - от молодости. Пусть мне будет хуже. Я все беру. Спасибо, Алексей Иванович, если еще что надумаете, тащите сюда. Сгодится...
– И Катя решительно забрала у меня сверток.

Я растерянно смотрел на дверь, за которой скрылся Савельев. И тут только вспомнил, что забыл привезти ему марки.

– Жирно будет. Разберемся, - грубо отрезал я и выхватил у Кати сверток.

– Ну и жмот, - вздохнула Катя.

Во дворе я догнал Савельева и стал оправдываться:

– Извини, забыл про марки-то. В следующий раз привезу или напишу - пришлет...

– Ты это о чем? И не стыдно тебе, а еще друг называется.

– Ты обиделся...

– Обиделся. Только не на то, о чем ты думаешь. Разве в марках дело! Эх ты, сыромятные уши!

Я видел, как у Савельева на лице заиграли желваки, оторопело смотрел на него и ничего не понимал.

– Не сердись. Я же пошутил...
– бормотал я.

Не так я представлял себе свой первый день на работе. Не так. На душе было муторно. Все случившееся не выходило из головы. Правда, сотрудники мои ни о чем не вспоминали. И о поездке меня больше не расспрашивали. Будто ничего и не было.

Дома Марина тоже перестала, попрекать меня «дядюшкиными подачками». По-моему, она смирилась. Словом, как-то приутихла. Так мне казалось.

Вскоре на деньги, полученные в комиссионке, мы купили Марине шубу, хорошие теплые сапоги. Думали, что теперь она будет одета не хуже других. Но Марина их так ни разу и не надела. Значит, я ошибся? Не смирилась, не приутихла.

Наступило какое-то отчуждение и в отношениях с Савельевым. Я несколько раз пытался с ним поговорить по душам, но ничего из этого не вышло. Надо что-то придумать и примириться. Тетя Маша посматривала на меня, точно на больного. Не одобряла. Катя заискивающе заглядывала в глаза.

В один из выходных, прихватив с собой чемодан со слесарными инструментами и спиртного, я направился к Савельеву. Он жил в новом доме, в двухкомнатной квартире.

Я пытался держаться как можно непринужденнее, проще.

– Можно? Или обида на меня так велика, что уже ничего не поправишь?

– Да заходи, заходи, сыромятные уши, - в тон ответил Савельев.

– В таком случае давай все сгладим, - говорю я и ставлю бутылку на стол.

Савельев смотрит на меня, как бы решая, что ему дальше делать.

– А инструмент зачем таскаешь? Боишься, утащат или собрался налево?
– с усмешкой спросил Савельев.

Первое, что приходит в голову, - повернуться и уйти. Савельев, видимо, понял мое замешательство.

– Ну да ладно... Садись...
– И он направляется на кухню.

Я слышу, как хлопает дверца холодильника. Пока Савельев возится, я осматриваю комнату. Давно здесь не был. Невольно отмечаю перемены. Новая мебель. Телевизор. Магнитофон. Да, жена была права: Савельев живет неплохо.