Ошибка

– Невинного… – скромно подтвердил мнимый муж и тут же ехидно прищурился: – И вообще, с чего ты решила, что у меня нет дамы сердца?

– У тебя? Дама сердца? – недоверчиво протянула я. – Ну а если есть, зачем нужна была я? Женился бы на ней.

– Все-то тебе нужно знать! – помрачнел Игорь, враз растеряв дурашливость. – Пойдем, иначе ты совсем простудишься, а я буду виноват.

Когда мы добрались до номера, я быстро достала из чемодана спортивный костюм и первой шмыгнула в ванную. Конечно, спортивный костюм – это не то, в чем я обожаю спать, но пижаму я изначально отвергла. Даже с собой не взяла. Достаточно и того, что ночевать приходится в одной постели, нечего лишнюю интимность разводить. Пока я мылась, с наслаждением греясь под теплыми струями, потом сушила волосы, наносила кремы, неторопливо натягивала белье и спортивный костюм… – в общем, трусливо оттягивала момент выхода из ванной комнаты, – Игорь уже уснул. Дисциплинированно. На своей половине кровати.

Я осторожно улеглась на своем краешке, как в кокон, до самых ушей завернувшись в покрывало. Последняя моя мысль была о номере за стенкой. Что-то там тихо. Видимо, пара все успела до того, как мы вернулись с прогулки. Перед глазами явственно встала измятая постель со сбитым на пол одеялом, раскинувшийся на ней утомленный Бояринцев, его крепкое совершенное тело, горячая влажная кожа, блестящий от испарины лоб и… И рыжая голова на крепком мужском плече. Как я ни пыталась прогнать это наваждение, оно никуда не хотело деваться.

Глава 17

Бояринцев злился на себя весь вечер. Сначала за то, что вытащил молодую семью в развлекательную поездку. Нет, намерения, конечно, у него были благие: присмотреть за девчонкой, которая, возможно, что-то против него задумала, а заодно продемонстрировать скептикам, если таковые еще оставались, мир, покой и благополучие в новорожденной ячейке общества. Вот только благими намерениями… ну и так далее. В общем, свой персональный ад он получил сполна.

Его сын и невестка шептались, хихикали и постоянно трогали друг друга – все в рамках приличий, да-да… – убедительно изображая счастливую семейную пару. Слишком, черт побери, убедительно! И присматривать за этим Бояринцеву, как выяснилось, совершенно не нравилось.

Девчонка в том зеленом шелковом платье – сам его купил, идиот! – со своими полудетскими голыми плечиками и приподнимающими легкую ткань пухлыми грудками выглядела одновременно ангельски-невинно и сокрушительно женственно, и этот адский коктейль будоражил кровь, вызывая дикое желание оттащить ее в укромное место и тискать, вспоминая дивное теплое тело на ощупь и на вкус. Черт побери, да он смотреть не мог на нее спокойно, а она пила вино маленькими глоточками и что-то ворковала мужу на ухо. Когда она пожимала плечами, грудки подпрыгивали и опускались обратно. Он проклял все на свете.

Когда к этим пыткам добавились пьяные поползновения Инессы, пара порций виски и милые поцелуйчики молодых, все и вовсе вышло из-под контроля. Он взбесился настолько, что додумался вытащить девчонку из-за стола, увести ее из зала у всех на глазах, а потом затолкать в кусты и там объявить ей, что все знает.

Зачем?

В первый раз в жизни крутой бизнесмен, так сказать акула бизнеса, суровый и безжалостный воротила, который ничего не делает, не просчитав со скоростью компьютера все последствия, и никогда не говорит просто так… В первый раз в жизни он не знал, что ответить себе на этот вопрос.

Он видел, как она испугалась. До одури, до трясучки, казалось, вот-вот грохнется в обморок. Но Ульяна его удивила. Быстро взяв себя в руки, загнанная в угол дичь бросилась на охотника. Его жесткий взгляд, который и куда более крепких мужиков заставлял притихнуть и отступить, ее не остановил. Ей было наплевать, и это вызывало невольное уважение. Она нарочно злила его и за считаные секунды сумела взбесить настолько, что он чуть не набросился на нее. Неистовое, звериное возбуждение, дикое, почти неконтролируемое желание смять, затискать, зацеловать допьяна… Подчинить, задрать подол, сдвинуть в сторону мокрые трусики и взять ее прямо там, в укромном уголке сада, среди стриженых высоких кустов. Заставить хрипло стонать, метаться, рыдать, умоляя о продолжении. Дать то, что просит, грубо, жестко, яростно. Так, чтоб потом коленки тряслись и на ногах стоять не могла. Присвоить себе, раз и навсегда…

Желание было неуправляемой силы, и даже мысль, что богема, политики, бизнесмены – все, кто хоть чего-то стоил в этом городе, веселились и пировали в двух шагах от кустов, и Бояринцев мог убить свою репутацию окончательно… Даже эта мысль не могла его остановить.

Как ему удалось сдержаться, он до сих пор не понимал. Только отношения с невесткой теперь совершенно испорчены, и зачем его еще и понесло в номер молодых супругов после вечеринки, он и сам не знал.

Поговорить, договориться или действительно проконтролировать, все ли у нее в порядке? Но тихая мышка вдруг обнажила на удивление крепкие зубки, и ей опять удалось вывести его из себя.

Бояринцев вроде бы и не вел никакой игры, но почему-то чувствовал, что проигрывает раунд за раундом. Он знал лучший способ снятия стресса. Нет, есть, конечно, еще один, куда лучше, но этот смело можно поставить на второе место.

Отжиматься от пола, пока руки не начнут подкашиваться. Сто, сто пятьдесят, сто восемьдесят… Отталкивать землю от груди. Это помогло, как всегда. Почти обессиленный, он зашел в душ, включил сначала прохладную воду, а потом и вовсе ледяную. Это поможет остыть, жалеть себя Бояринцев не привык. Точно так же он не привык жалеть о своих поступках.

Он закрутил кран, шагнул на коврик, показавшийся теплым после ледяных струй, и принялся растирать кожу полотенцем до красноты. В дверь номера постучали и тут же бесцеремонно вошли. Что еще за ерунда? Небрежно обернув полотенце вокруг бедер, Бояринцев выглянул из душа.

– А вот и я, – пропела Инесса, звякнув бокалами о бутылку…

Она была катастрофически пьяна и, кажется, собиралась продолжить, а судя по количеству бокалов, Бояринцева торжественно назначили собутыльником. Инесса качнулась и сфокусировала на нем взгляд, в котором тут же появился жадный неприкрытый интерес. Ее глаза скользнули по шее, проехались по груди и замерли, уткнувшись в полотенце. Инесса облизала губы, и Бояринцев чертыхнулся про себя. Какого лешего он не набросил халат? Тоже мне нашелся, пещерный человек в набедренной повязке.

Ответ пришел из глубин его темной души. На самом деле он надеялся увидеть другую женщину, именно поэтому предпочел полотенце. Мужчина в халате – это вроде как домашний пушистый зайка, и, как бы ты ни был крут и брутален, махровое одеяние делает тебя милым и уязвимым.

А вот полотенце на бедрах, которое в любой момент может соскользнуть, – это мужественно и сексуально.

Он слышал об этом в дурацкой передаче по радио, когда торчал в пробке. Вот же, запомнилось, а? И пришло совсем некстати.

Мужественно, сексуально. И смех и грех. Меньше всего ему хотелось сейчас бороться за свою честь с воодушевившейся Инессой. Еще откусит ту самую мужественность, вон как голодно облизывается.

– Дверь разве была открыта? – спохватился Бояринцев, стараясь говорить как ни в чем не бывало. Вдруг прокатит?

– Обижаете… – пьяно промурлыкала Инесса, перестав, наконец, изучать полотенце. Она плюхнула бокалы и бутылку на столик и помахала перед носом Бояринцева пластиковой картой. – Мастер-ключ, он от всех дверей.