Ослепительный нож

Власти вспугнул ваш заговор. Решили подальше упрятать вязников.

–  Почему он бедняга?
– княгиня, сбитая новостью, спрашивала совсем не о том.

–  Почему смотритель - бедняга!
– чесал в затылке Ядрейко.
– Нет уже мужика. Чтобы от него о нас сказу не было.

Евфимия попросила:

–  Выдь. Приопрянусь, поеду в Вологду. Спасибо тебе за всё.

Взметень встал.

–  Не рано благодаришь? Сиди уж. Нагоним возок. Спрячем вяз ней в лесу. Вернусь за тобой. И - в Литву!

–  Согласны ватажники?
– обрадовалась княгиня.

–  Согласны за великую мзду, - помрачнел Ядрейко.

Она с готовностью обещала:

–  Из-под земли найду, сколько надо!

–  Деньги им не нужны, - сморщился Ядрейко.
– Нужен я! Требуют опять в атаманы. Обернусь Взметнём. Прощай, честная жизнь!

Евфимия не знала, что и ответить. Он вышел. Вскоре княгиня - следом. Взметень стоял у лестницы.

–  Едем вместе, - решила она.

–  Сказано - нет!
– отрубил атаман. Глаза Евфимии засверкали:

–  Я не подвластна твоим приказам! Спустились молча. Она вскочила в его седло. Он взял у Обреима вторую лошадь. Поскакали лесом, минуя Углич.

Скоро выбрались к Волге на торный путь. Волга скрыта под снегом. Белая дорога пуста. Проехали лесную повёртку. Вдруг вдогон - стая всадников. Первым нагнал Онцифор:

–  Пошто взял бабу? Взметень не отвечал.

Скачка длилась всю ночь, весь день. Постояний не пропускали. На каждом становище меняли коней. Хозяин ахал и охал. Постояльцы жались к углам.

Вновь для княгини - время без сна. Ватажники не увядали в бессонье, как нелюди. Скачут лешаками из небывальщины! Сама она, как лешачка: чело без мыслей, сердце без чувств. Одна понуда - вперёд!

Парамша был первбней в скачке. Он первый и крикнул:

–  Вона!

Глазастая Евфимия узрела чёрную точку. Вот уж и не одну, а несколько. Малые движутся вокруг крупной.

–  Езжай навыпередки!
– приказал Взметень.
– Федько, Степко! Обтекайте! Судак, Ших, - со мной! Онцифор, не подпускай княгиню!

Онцифор стал впереди Евфимии. Попытки обойти его были тщетны.

А возок уже ясно виден. Охраныши вскинули бердыши. Завязалась схватка.

–  Онцифор!
– Евфимия поравнялась с ним. Он взял под уздцы её воронка. Вершница возмутилась:

–  Отдай поводья! В ответ - ни слова.

Однако чем долее длилась схватка, тем Онцифор был разговорчивее:

–  Свибло свалился!
– скрежетал он.
– Судак выбит из седла!.. Ших упал!

За Онцифоровым источнем торчал топор. Евфимия сторожко извлекла топорище, ударила своего стража обухом по руке. Он выронил повод её коня.

–  Ястребица!

Она уже была у возка. С той стороны, где тихо. Ратились с другой. Выскочил жердяй-пристав. Обрушила на него топор. Повалился. Из дверцы выюркнул другой. Не пристав, крючок мозглявый. Припустил к лесу. Метнула топором… Есть! Спешившись, пошла к нему.

Разглядела и укорила себя: Астафий! Подсыльный, доводчик, но какими судьбами здесь? Взяла свой платчик, отёрла кровь, стянула на челе рану. Он остался лежать обмершим подранком. Она поторопилась к возку.

Там уже всё было кончено. Взметень стоял у открытой дверцы.

–  Что князь?

–  Он мёртв.

Княгиня кинулась к мёртвому.

Из другой дверцы вытаскивали крупный свёрток в овечьих шкурах.

Василий Ярославич завалился на заднем сиденье: на ногах колодки, на руках смыки. Она припала к голове мужа. Узрела рану. Вспомнила, как Яропка доложил Ивану Можайскому о стражнике, убитом Фотиньей: «На левом виску выше брови - пятенцо».

Взметень выволок её из возка. Княгиня оглядывалась:

–  Где дети?

Онцифор показал глазами на большой куль из овечьих шкур. Бросилась к нему. Взметень удержал:

–  Не ходи!

Вырывалась, обезумев. Зажав руками его десницу, изо всех сил сдавила с противоположных сторон. Он крякнул:

–  И-и-их ты, как научилась!
– Завернул её руку… Она со стоном упала в снег.

Взметень к ней наклонился:

–  Не взыщи, Евфимия Ивановна, за погрубину. Не след тебе детушек глядеть. Нету их…

Помог подняться, отвёл к сторонке.

Парамша мрачно его осведомил, плюясь кровью:

–  Потеряли двоих: Свибла с Шихом. Судак ранен в стегно. Климок - в темя. Стражников завалили всех. Остался один. Тот, коего она, - кивок на Евфимию, - топором достала. Привели в чувства. Открылся: послал его дьяк прозвищем Беда, вывезти вязней в Вологду. Чуть что на пути - убить. Вот… убил. Что его теперь?

Взметень почесал щёку, глянул на княгиню. Евфимия отвернулась:

–  Порешите Коротоноса.

Вернулась было к возку. Онцифор преградил путь. Зашагала по ходу возка вперёд. Никто не остановил. Шла и шла… Руки голые стали зябнуть. Когда утеряла вареги? И кожаные рукавицы, что на них надеваются, тоже посеяла. Присела растереть персты снегом. Он валил щедро, спеша скрыть содеянное на большой дороге…

–  Встань, госпожа, - прозвучал над ней зов Ядрейки.
– Братья тут пособоровали. Вот решенье ватаги: детей с князем сопроводим через границу до Брянска.

Сын Иван Васильевич погребёт батюшку по достою. И сестру с братом. Ты куда? На чужбину? Евфимия потрясла головой:

–  На Москву.

–  Тогда забери коня. Степко с Федьком проводят тебя.
– Атаман помолчал и прибавил: - Сам бы сопроводил, да не волен теперь в себе. Принадлежу им, - кивнул в сторону ватаги.
– А цепь крестчатую вернули братья. Прими.

Она убрала руки:

–  Не приму.

Он по-отечески коснулся её лба, перекрестил:

–  Бывай благополучна, госпожа. Помни Ядрейку. Молись за Взметня.

Она скрыла лик на атамановой груди и отстранилась:

–  Будь Бог милостив к тебе!

Ей подвели коня. Ватага с атаманом Взметнём и возком отправилась в сторону Углича. Евфимия же и Степко с Федьком погнали коней к Ростову.

14

Ясным зимним утром шагах в двухстах от Покровской заставы Степко с Федьком остановили коней. Смурые, необщительные, они глянули на Евфимию исподлобья, как на виновницу обременительного для них пути.