Ослепительный нож

–  Конюшего не ищешь, господине? Княгиня просияла:

–  Ядрейко! Как меня нашёл? Старый знакомец ухмыльнулся:

–  Лишь заткнутым ушам не слышно на Москве, что ты жена Боровского.

Евфимия затеребила мужа:

–  Друг мой…

–  А мне как раз конюший нужен, - угодил ей Ярославич.
– Готовь коня. Поеду во дворец.

–  Добро, - расправил бороду Ядрейко и пошёл, как будто издавна был здесь своим.

Евфимия с Голтяевым остались у крыльца одни.

–  Твой муж поступил смело, - отметил Андрей Фёдорович.
– В прошлый свой приезд он мне открыл: Василиус грозит большими бедами, коль станешь ты княгинею Боровскою. Племянник мой не внял угрозам. Его любовь превыше страхов. Ответь и ты любовью.

–  Отвечу, - молвила Евфимия.
– Однако же в сей час меня заботит: не для худа ли его позвал Василиус?

Голтяев успокоил:

–  Меж ними не быть худу. Государь шурину обязан многим. Ярославич для него и в ссылку шёл, и в бой. А благодарность наш великий князь блюдёт!
– повторил потомственный вельможа недавние свои слова.

Пришёл Иван. И дедушка двоюродный с племянником внучатым укатили. Потом подвёл коня Ядрейко вышедшему Ярославичу и сам отправился сопровождать Боровского. Евфимия с крыльца махнула платчиком: до скорой встречи! Резво поднялась наверх, взяла у Дарьи Кснятку с Лушей.

–  Ма-а-атунька! Выдь с нами за ворота. Надоело в огороде!
– просилась Луша, соскакнув с крыльца.

Евфимия, взяв за руки детей, вышла в проулок. Решила прогуляться на Подол, к Тайницким воротам. Миновала церковку святого Афанасия. У паперти Трёх исповедников стояла пара вороных под чёрными попонами, запряжённая в кречел, погребальный одр. Вот вышли несколько скорбящих. Вынесли открытый гроб с телом седого мужа. Глаза - в тёмной повязке. Из-за неё не разобрать лица. За гробом… А за гробом-то… Евфимия похолодела: Устинья! Устя… Как переменилась!

Установили домовину на скамью. Устинья подошла, склонилась, дабы коснуться лба покойного. Больше никто не подошёл. Гроб стали подымать на погребальный одр. Устя отошла в сторонку, увидала тётку.

–  Евфимьюшка?..

Не бросились в объятия друг другу. Смотрели молча. Евфимия обронила:

–  Ты… была… с ним…

Спутница Косого вскинула восковой лик:

–  Тотчас по ослеплении явилась. Служила до последни. Деток Бог не дал.

–  Жила-то с ним по доброте или неволею? Племяшка закраснелась:

–  Сперва по доброте, потом неволею… - И присовокупила: - Дмитрий Юрьевич Шемяка, будучи на государстве, хотел получшить наше житие, да не поспел.

–  Кто здесь из близких?
– показала взором на людей Евфимия.

–  Челядь, - сказала Устя. И спросила, глядя на Кснятку с Лушей: - Твои детки?

–  Мои.

–  Вот погребу Василья Юрьича, - вздохнула Устя, - вернусь в Тверь к матушке и тётке, тут же постригусь. Освободил для иночества Васенька меня, несчастную…

Евфимия приблизилась, поцеловала в щёку. Устя ответила сухим холодным поцелуем. Словно перенесла со лба покойника прощальное его лобзание.

Евфимия поспешно пожелала:

–  Храни тебя Господь! И отошла.

Кснятка и Луша ворковали перед нею, держась за руки.

–  Вернемтесь, птенчики, в наш огород, - звала княгиня.
– Каждому сорву по яблочку душистому.

–  И по янтарной грушеньке!
– сказала Луша.

В гору шли быстрей, чем под гору. Солнце никло к кровлям теремов. Вот-вот вернётся Ярославич.

У ворот стоял Ядрейко.

–  Отведи, матушка, детей наверх да снизойди ко мне.

–  Где князь?
– обеспокоилась Евфимия.

–  Тотчас узнаешь, - обещал конюший. Евфимия со сжатым сердцем взбежала на крыльцо и по ступеням - в сени, держа Кснятку на руке, другой рукой волоча Лушу. Передала малюток и снова - вниз опрометью…

Ядрейко был уж на крыльце.

–  Дела свирепые, - изрёк он тихо.
– А ты держись! Они - навал истей, а ты - упористей…

Княгиня перебила:

–  Не томи!

–  Ждал с конями у дворца, - начал Ядрейко.
– Мыслил: время возвращаться - князя нет. Ну, думаю, беседа государственная! Гляжу, красуха шествует, под стать придворной бабе. Проходя, таимно говорит: «Ефимью упреди. Боровский государем взят. Сведён на караульню, посажен на чепь». Я, не рассуждая, отбыл.

Княгиня унимала дрожь.

–  Не назвалась ли та, придворная? Ядрейко сморщил лоб:

–  Меланьица. Евфимия велела:

–  Езжай к Голтяеву. Немедля привези Ивана. Мне - кареть. Поеду к государю.

Спустя время она была в великокняжеской передней. Палата - стены голые. Жди, стоя. Рядом - иного. Для посещений неурочный час. Прошатаи приходят утром. Дворцовый человек - как канул. Впервые в шзни сучит жилы боль в ногах. Вдруг отворилась из рестовой дверь и вышел отрок Иоанн. С недавнего - тцовский соправитель. Тоже великий князь.

–  Чего тебе, тётка Ефимья?

–  Видеть государя!
– растерялась посетительница.

–  Перед тобой не государь ли? Назвалась княгинею юровскою. Просишь за мужа?

–  Шла говорить с твоим родителем.
– Евфимьин голос отвердел.
– Сопроводи к нему.

–  Батюшке не о чем с княгинею Боровской вести речи, - ещё твёрже отвечал Иван.
– Супруг же твой оиман за большие вины. Дело разыщется, уведомят.

–  Имею я возможность повидать супруга?
– задала опрос княгиня.

–  Нет, - помотал главою Иоанн. И строго наказал: - Не мысли обратиться к матушке. Великая княгиня нездорова.

Осталось обратиться к выходу.

–  Поклон?
– напомнил юный государь. Евфимия свирепо обернулась, однако скрыла чувства за улыбкою:

–  Поклоны бьют по окончании дела. Мы же, мой великий господине, с тобой ещё не кончили.

И вышла. За ней не было послано. Её не взяли. Сходила с Красного крыльца - ни окликов, ни приставов.

Вознице повелела ехать в Чудов монастырь. Долго росила чернеца-привратника сказать гостящему здесь роицкому настоятелю Мартиниану, что ждёт его благословения на краткую беседу дочь Всеволожа.

Её ввели в пахнущие ладаном и деревянным маслом переходы. Мартиниан принял мирянку здесь же, под сводами. Потолок как бы придавливал к половым плиткам, выложенным крестом. Взор игумена был детски добр, как в Белозерье. Чёрную бороду уже делила надвое полоска седины.

–  Мой муж Василий Ярославич князь Боровский взят великим государем, как преступник.
– Евфимия старалась говорить спокойно.
– Авва, ты со старцем Трифоном воспринял на себя грех клятвопреступления Василиуса. Воспримешь ли и этот грех?