Основы человечности. Работа над ошибками

Может, в этом всё дело? В том, что удрал с урока?

Нет, вряд ли, тогда бы ему ещё пару дней назад прилетело. Да и сколько там оставалось до звонка-то? Минут пять, не больше.

Но если причина не в этом, то в чём тогда?

Неизвестность нервировала, но почему-то не пугала. Кажется, весь страх за последние дни просто выгорел естественным путём вместе с нервными клетками, а новый ещё не отрос. Гораздо больше тревожило непрочитанное Ксюшей сообщение. Настолько, что Тимур, не выдержав, решил всё-таки ей позвонить. И почти не удивился, услышав, что «аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Конечно, она могла просто выключить телефон во время урока или забыть положить деньги на баланс. Она могла прогулять школу и сидеть в Доме без связи и с Людвигом, что было, конечно, нехорошо, но в целом не так уж страшно. В конце концов, она могла нечаянно разбить или потерять мобильник — что поделать, и такое в жизни случается.

Но воображение упрямо подсовывало Тимуру совсем другие варианты, в которых фигурировали аварии, грабители с ножами, падения с моста и прочие опасные для жизни штуки. Правда, ни одна из этих версий не делала понятней срочный вызов в школу и требование объяснить, «что всё это значит». Тимур бы не отказался, чтобы ему тоже кто-нибудь хоть что-нибудь объяснил. Желательно без угроз и истерик.

Когда до школы осталось буквально несколько метров, Тимур всё-таки ускорился — и чуть не сшиб в дверях Ингу.

— Извини. — Он притормозил и посторонился, пропуская девочку. И не сдержался, всё-таки спросил: — Ксюшу не видела?

Вместо ответа Инга покраснела (да когда же это закончится?), помотала головой и убежала. Ну вот и как это понимать? Что её опять переклинило? Вчера же нормально общались!

В школе было тихо, до ближайшей перемены оставалось ещё двадцать минут. Заходить в учительскую и раздеваться Тимур не стал, сразу пошёл к директрисе, надеясь, что застанет её на месте, — и не ошибся.

Сначала он, конечно, увидел секретаршу, привычно восседавшую за столом в окружении документов и фарфоровых собачек, но та сразу же кивнула на дверь начальства. Заходи, мол, чего время терять. Ведьма, в принципе, была вполне нормальной тёткой, просто своеобразной.

Елена Михайловна тоже была нормальной. Обычно.

Но сегодня, едва завидев Тимура, скорчила такое лицо, будто у неё в руках взорвалась банка просроченного кефира.

— Явился, — буркнула директриса, брезгливо принюхиваясь к воображаемому кефиру.

— Здравствуйте, — ответил Тимур, осторожно прикрывая за собой дверь. — Мне Вера Дмитриевна звонила, сказала, что вы меня видеть хотели.

— Век бы не видела… Да не топчись ты на проходе, иди сюда и выкладывай.

— Что?

— А то ты не знаешь!

— Понятия не имею, — покачал головой Тимур. И, внезапно для самого себя, оглушительно чихнул, аж в ушах зазвенело. — Извините…

— Болеешь, значит? — сощурилась Елена Михайловна. Стёкла очков блеснули, отразив случайный солнечный луч.

— Ну… да. Простыл.

— Лежишь, таблеточки пьёшь, скучаешь в одиночестве?

— Да… То есть нет, не скучаю. Меня друзья навещают. — Тимур никак не мог понять, на что намекает директриса, а она явно намекала. Смотрела не мигая, как змея, и ждала какой-то реакции. Знать бы ещё, какой! — Елен Михална, да что случилось-то?

— Что случилось? Это ты меня спрашиваешь, что случилось? — взорвалась директриса. — Это я тебя хочу спросить, что у тебя с головой случилось и как давно? Ты вообще думаешь, что творишь? А мы-то сидим, уши развесили: ах какой Смолянский молодец, ах как его ученики любят. А особенно, конечно, ученицы!

В этой тираде, несомненно, скрывалось что-то важное, но Тимур никак не мог понять, что именно. Массовая влюблённость старшеклассниц в историка никогда не была тайной, но обычно коллеги лишь дружески подтрунивали над ним, а не орали на весь кабинет и два соседних.

— Я правда не понимаю, — сознался он.

— А кто должен понимать? Я?

— Не знаю. Объясните нормально — тогда скажу.

— Смолянский, ты издеваешься?

Тимур не служил в армии, но в этот момент испытал резкую потребность встать по стойке смирно и гаркнуть «Никак нет!», или изобразить ещё что-то лихое и придурковатое, как и положено подчинённому перед лицом начальства по заветам Петра I.

Но вместо этого он подошёл к директорскому столу почти вплотную, опёрся о него руками и раздельно, почти по слогам произнёс:

— Я. Не. Понимаю. Что. Происходит.

— Совсем не понимаешь? — уточнила Елена Михайловна после долгой паузы.

— Совершенно.

— Садись, — директриса кивнула на стул, а после пододвинула к Тимуру несколько листов бумаги, сложенных пополам. — Изучай. А потом я жду объяснений, потому что я, видишь ли, тоже не понимаю.

Сначала Тимуру показалось, что на бумаге напечатаны картинки для раздаточных материалов: те тоже зачастую были такого ужасающего качества, что сходу и не поймёшь, что изображено. Цветные — и на том спасибо.

Потом он вгляделся внимательнее — и на мгновение забыл, как дышать. Закрыл глаза, пытаясь осознать увиденное. Открыл снова, но картинки никуда не исчезли и даже не изменились — изображённое на них так и остались не слишком чётким, довольно тусклым… но всё же вполне различимым.

— Ну? — поторопила директриса.

— Это я, — не стал отрицать очевидное Тимур.

Потому что картинки оказались распечатанными фотографиями, и на этих фотографиях действительно был он. И не один.

На первом фото — самом тёмном и размытом, явно снятом издалека, ночью и без вспышки, — различить получилось только силуэты: мужчина в длинном пальто размашисто шагал по улице и тащил за собой девочку в распахнутой куртке.

На самом деле, конечно, не тащил, а просто вёл за руку, чтобы успеть вовремя поддержать, когда Ксюша снова споткнётся на ровном месте. А спотыкалась она регулярно и каждый раз уверяла, что всё нормально и голова у неё совершенно не кружится. А Тимур делал вид, что верит, и рассказывал дурацкие студенческие байки, чтобы как-то разрядить обстановку.

Но выглядело так, будто он тянул девочку за собой чуть ли не силой.

Впрочем, ничего совсем уж критичного на фото не было.

На этом фото.

На следующем Тимур пропускал Ксюшу в подъезд, и лампа над дверью высвечивала её лицо и разноцветные волосы.

На третьем фото обнаружилось окно квартиры, снятое со стороны улицы, — светлое пятно на тёмной стене. Полупрозрачная тюлевая занавеска почти ничего не скрывала, только смазывала очертания. Там, за занавеской, взрослый мужчина задирал школьнице футболку — и ошибиться с трактовкой этого действия было сложно.

К счастью, неизвестный папарацци, кто бы он ни был, фотографировал снизу, с земли, и никак не мог видеть, что происходило на полу в следующие полчаса, так что никакая магия в кадр не попала. Тимур представил, как процесс снятия заклинания выглядел со стороны, и внутренне сжался. Казалось, вся кровь прилила к лицу, щёки горели, а все мысли заглушало хаотичное биение пульса.