Останови моё безумие

Привычное для нас безмолвие в единении происходит по простому сценарию: мы вместе наблюдаем за мимо проплывающим бессменным пейзажем успокоившейся своим полновластием зимы, навязчиво рисующей образы из картины Миры с опозданием на целый год. На наших умиротворённых лицах блуждают одинаковые улыбки, рассеивающиеся лучиками морщинок в уголках глаз.

Некая трагичная закономерность прослеживается в том, что мы с Мирой возвращаемся из больницы в канун Нового года, и это не первый раз. Я невесело усмехаюсь своим мыслям.

Наверное утомленная, витающей в атмосфере недосказанностью Мира неожиданно оборачивается в мою сторону с лихорадочным блеском в глазах заговаривая о предпраздничных мелочах, по сути, не имеющих никакого значения.

– И когда мы пойдем выбирать подарки для всех?
– на миг искренность в ее голосе сбивает меня с толку, и я чувствую досаду на себя, за то, что приходится разочаровать ее надежды.

– Вообще-то я уже купил все подарки, так что можешь об этом не беспокоиться.
– Выдавливаю из себя улыбку, кратко бросая взгляд в сторону Миры. Глаза ее не гаснут от сожаления, мерцающий блеск в них, разливающийся теплотой в моей душе, так же ярок и по-прежнему озорно вызывающ. Этого достаточно, чтобы вырулить автомобиль на обочину и заглушить двигатель. Стройный ряд машин продолжает размеренное движение по автостраде, в то время, как мои руки отстегивают ремень безопасности любимой пассажирки и нагло пересаживают ее на свои колени. Я со вздохом зарываюсь в волосы сестры и прикрываю глаза бессонными веками. В нос ударяет неприятный запах клиники, захватнически! пропитавший шелковые пряди, но я улавливаю сквозь эту стену смешанных медикаментозных эфиров веер неповторимого аромата Миры с легкими нотами апельсинов.

– А как же я?
– спрашивает. У неё плохо получается: изобразить на своем красивом, но бесхитростном лице истинную обиду. Мира складывает ноги и полностью подбирает их под себя, голову кладёт мне на грудь, ткнувшись в ямку в основании шеи, глубоко вздыхает, просовывая руки в мои подмышки, обнимает меня. Я знаю, что она прикрыла глаза и для этого мне не обязательно зацикливаться на неощутимой щекотке создаваемой ее шаловливыми ресницами, достаточно знания одинаковости наших мыслей в данную минуту.

– Не беспокойся малыш, я не оставлю тебя без подарка, - заверяю сестрёнку, поддевая, потому что уверен, что она беспокоится отнюдь не о своём подарке.

– Уммм...
– соскальзывает с темы и крепче прижимается ко мне Мира, усиливая наше объятие.
– Не называй меня так, теперь.
– Я удивлен, поэтому вынужденно приподнимаю лицо возлюбленной сестры за капризный подбородок и прежде чем удостоиться её осмысленного взгляда, разглядываю это безмятежное лицо с совершенными чертами и лениво опущенными веками. Мира словно усмехаясь надо мной, позволяет удерживать своё лицо, упирается в мою грудь двумя маленькими кулачками и не собирается открывать своих глаз. Медленно, очень медленно её губы, словно украдкой, поистине воровато растягиваются в улыбке, и только после этого она без спешки одаривает меня благостью лицезреть всю красоту ивовой коры в бездонной глубине карих глаз.

– У тебя есть другой малыш, поэтому меня ты больше не будешь так называть.

Её ответ больше, чем пояснение - это наш первый раз, когда вслух произнесено кабалистическое заклинание: «У нас будет малыш».

Мира начинает улыбаться еще счастливее, а я как плохо заведённая детская игрушка начинаю активно качать головой - придурковато кивая по четыре маха в секунду. Глаза мои перебегают от одной черточки на лице сестры к другой: я силюсь высмотреть в нём новое выражение и поражаюсь тому, что нахожу, нахожу целое скерцо красок.

– Я люблю тебя, - шепчу ей в волосы и крепче прижимаю к себе податливое тело.

И мы вновь замолкаем на целую вечность, в обоюдном желании продлить эту вечность для нас двоих. Не целуемся и не ласкаем друг друга, ограничиваясь невесомыми поглаживаниями и лихорадочно сбивающимися на объятия, обертываниями рук вокруг друг друга - сейчас этого достаточно, чтобы ощутить нашу полноценность, первые ростки зарождения маленькой семьи.

– Нас ждут?
– Вопрос Миры в этой заволакивающей тишине, не доступной для вторжения извне гудения визжащих и скрежещущих тормозов, проносящихся мимо автомобилей, карканья воронов и шума ветра, сливается скорее с этой непрекращающейся какофонией звука по ту сторону нашего единения, чем раздаётся в маленьком, обособленном мирке двух счастливых грешников.

– Да, - глубже зарываюсь в шелковых прядях, чтобы полнее ощутить её аромат, преодолевая преграду из смешения запахов, не её.

– Нам пора, - голос кажется настойчивым, но я улавливаю лишь слабые интонации, уговаривающие меня остаться здесь подольше.

– Да, - снова.

– Влад, мама с папой переживают, наверное.
– Это убедительный довод, но не заставляющий меня сдвинуться и отдать Миру в объятия кресла, отрывая её от себя.

– Угхму, - перехожу на лепет, и Мира пробует отстраниться от меня.

– Ты засыпаешь!
– в голосе возмущение напополам с весёлостью и я, наконец, отдаляю лицо сестры со своей груди, заглядывая в искрящиеся глаза.

– Просто поцелуй меня, - это звучит как приказ, но я умею, и вымолить у неё такую незначительную милость.

Мира словно ожидала моей просьбы, с нетерпением приближает свои губы - уже приоткрытые и ждущие пленения её сладкого язычка, к моим - бессовестно ухмыляющимся своему превосходству губам.

Недолго.

– Попроси… как… следует… - она нагло едва касается уголка моего рта, из которого вырывается разочарованный вздох, слишком громкий, чтобы быть присущим победителю и я показываю сестре свое умение - умолять.

– Пожалуйста… - второй выдох застревает в горле каменной глыбой, а воздух, напоенный углекислотой отправляется назад в лёгкие, потому что Мира меня целует. Ей хватает этого кроткого «пожалуйста» чтобы начать страстный поцелуй. Теперь она полностью отдаётся моей власти, и я целую её, нет, пожираю её губы.

Недавняя и столь благодатная тишина канет в лету под натиском стонов и рыков, попеременно наполняющих тесный автомобиль.

Я соскучился.

Невероятно и яростно тосковал по ней.

Это приятно безбоязненно поддерживать её за талию, крепко и настойчиво, когда три пары глаз устремлены в нашу сторону: неприлично прикрываться слабостью и болезненностью Миры, но кощунственно не воспользоваться крохотной возможностью хотя бы погрезить о раскрытии нашей тайны. Тайны, которая наполняет нас обоих счастьем и полноценностью, но сделает несчастными и ущербными остальных.

– Что-то вы задержались?
– первое, что спросил отец, прикрывая за нами входную дверь.

– Я бы хотела немного отдохнуть до ужина, - прервала мой ответ сестра.

– Хорошо, - только и ответил я, подмигивая отцу, что мы с ним можем поговорить позже. И не обращая внимания ни на кого, я повёл Миру в её комнату. За последние несколько дней, а если быть до конца честным перед самим собой, то за последние несколько недель я стал наглее и совсем бессовестно выказывал притязания на полную оккупацию свободного времени Миры.

Я закрыл дверь на ключ, осознавая, что в коридоре оставались мои родные, несомненно, слышавшие двойной поворот в замке и поэтому Мира, высвободилась из моих объятий, и сразу же поставила мне в вину эту беспардонность.