Я лежу один в палате.Я один на всей планете.Умираю на закате.Воскресаю на рассвете.Я пишу кривые строчки.Я пишу плохие мысли…За окном прозрели почки,А из почек лезут листья.Звук далеких колоколенПравит мне и лечит нервы…Я четвертый месяц боленИ еще июнь в резерве.
2.
Зачем же так рано к земле потянуло?Ломало, крутило, ужели согнуло?То взлет, то паденье, то шрамы, то риски,Прокручены ленты, проиграны диски…В июне земля горяча на закате,В июне земля холодна на рассвете…Как пахнет сосною в больничной палате!Как тихо играют под окнами дети!Я всё представляю, что там – за стеною.А жизнь – стороною, а жизнь – стороною,Остались мгновенья, последние крошки…Неужто
обманут я был при дележке,И мне суждена лишь одна половина?..Ночь в окна плывет как рогатая мина,И рядом встает. Принимает участье.Ночь ждет терпеливо, когда я – на части!Чтоб первой, увидев, оплакать потерю…Но я не умру, потому что я верю.
3.
Как вестник смерти,Как палач,Ко мне вошел в палату врач.Он приговор в руках держал.Он рядом сел, а я лежал.Я тлел, как желтая свеча.Он говорил, а я молчал,А я дышал едва-едва,И жадно пил его слова…Всех слов запомнить не дано,И я запомнил лишь одно!Оно во мне.В моей крови!Он, уходя, сказал: «Живи!»Сказал, как приказал.В упор!…Я помню это до сих пор.
«У этой женщины больные ноги…»
У этой женщины больные ноги.У этой женщины больные руки.Но эту женщину любили богиИ ей послали шестнадцать внуков.И женщина знает их всех по имениОт самого малого до самого старшего,Души хватает для них, а именно,Любить их всех и болеть за каждого.Ну, ладно бы, знала самого младшего.Ну, ладно бы, помнила самого первого.А то ведь держит в памяти каждого!Вот я бы так не сумел, наверное.И женщина пишет им письма частые,На двух листах, чтобы всё толково.А внуки, видно, живут несчастными,С сердцами каменными.В ответ ни слова.Она вынимает почту бережноКак что-то тайное и тревожное…А почты всей-то – газетка свежая.Но женщина верит, что внуки хорошие.
«И время распадется на куски…»
И время распадется на куски,И новым светом озарятся грани,И в сердце, как в больной тяжелой ране,Кровь совершит последние толчки.Тугой петлей сомкнется горизонт,И два крыла погаснут за плечами,И то, чем мучился бессонными ночами,Умрет…
Черная Русь
Харалужные копья изломаны в щепы.Ярославна в печали живет у окна.Солнца шар окровавленный мечется слепоИ багрова до боли заката струна.Слышен грай.Воронье чертит воздух крылами,Черным криком опутано небо вокруг.И тяжелые волки кругами, кругамиПо лесам и яругам уходят на юг.От Каялы реки до Великого ПонтаПоловецкие ветры победу поют…На Руси от черты до черты горизонтаПарни русые новые копья куют.
«Живу и знаю: счастье рядом…»
Живу и знаю: счастье рядом.Живу и жду. Проходят дни —Порой чисты, порою с ядом,Порою словно не мои.Но я живу. Я привыкаю.Из горной речки воду пью,В солонку черствый хлеб макаю,И горько мне, но я терплю.Терплю и жду, поскольку верю:Настанет час, настанет срок —Однажды распахнутся двериИ счастье ступит на порогВ нездешнем сказочном наряде.Войдет и словно в забытьиРукою бережно погладитСедые волосы мои.
К Музе
Всё, конечно, так и было,Быть иначе не могло.Ты в мое жилье входила,Как луна, через стекло.Расплетала кудри-косы,Платьем шелковым шурша.Ты на все мои вопросыОтвечала не спеша.Отвечала просто, мило…Зыбкий свет. Уют. Покой…Мне с тобою рядом былоУдивительно легко.Лунный луч бродил по залам,По углам таился мрак.Ты под утро исчезалаНепонятно даже как.За окном клубились дали.День катился по стерне.Новый день…И оживалиБоли прежние во мне.
Размышления у картины неизвестного Художника
Вошел Художник в мастерскую,Художник подошел к холсту,Взял кисть и создал КрасотуЛегко и просто.Как вслепую!И вышел вон.И затерялсяМеж складок Времени. Во мгле.А
холст не умер. Холст остался,Как след, как память на земле.Остановись!Замри и стой!Наполнись светом и тревогойПеред грядущею дорогой,Перед грядущей красотой.И замираем, не дыша.И смотрим, смотрим, не мигая.А Красота живет нагая,Как сталь разящего ножа!И – свет!По залам, хрусталям.В зрачках притихших, на паркете…И Время верит векселямНа право получить бессмертье.
«Снег соткан из мороза и тумана…»
Снег соткан из мороза и тумана.Как неуклюже замерли дома…Возникнет боль негаданно, нежданно,Повяжет тело и сведет с ума!И… прочь дела.Ко всем чертям – заботы.Боль властвует, она напряжена,Прижмет, отпустит и опять – волна…А город предлагает повороты.Сюда пойду – проспект,Сюда – тупик,Где фонари с погасшими свечамиКак люди, погруженные в молчанье.Я к этому молчанию привык.Как только боль, то всё кругом молчит,Как будто отгорожено прозрачным,И лишь трамвай, раздвинув клешни рачьи,Попав под напряжение, урчит.А боль живет в мозгу как метроном.Дойти бы только до конца квартала,Я помню – там всё время отступалаВолна. Как раз за этим вот углом.Дойти… Дойти…И вот – не так болит.Я знаю и уверен – боль убудет,Вот только, чтобы шли навстречу люди.В молчанье.Пусть.Но только, чтобы шли.
«Когда уже писать свое невмочь…»
Когда уже писать свое невмочьИ понимать чужое невозможно,Когда постыло всё,Когда тревожноВ окно всю ночьГлядит немая ночь,И падает звезда на подоконник —Беззвучная! —И трепетом лучейКасается слепых моих очей,Я понимаю с горечью и болью,Что мне в стихах спасенья не найти,И не суметь мне вырваться из плена.И дышит ночь предчувствием изменыМоей стихам…
Панюшовские талы
Наполню патронташ и тихим утром раннимСойду с крыльца, калитку притворю,И с батиным ружьемКак в детстве давнем, давнемПойду встречать сентябрьскую зарю.Почувствую в ладони сталь стволаИ тяжесть емкую латунного патрона,Услышу, как хрипит в осиннике ворона,За спину заправляя два крыла.Увижу глаз, наполненный сомненьем,И подниму стволы,И опущу стволыСогласно с собственным сердцебиеньем…И вдруг увижу – выросли талы!Те самые, что вырублены были!..Рубили мы, а наши мамы жгли…Видать, живучи корневые жилы.Иначе б возродиться не могли.Мы их рубили так! Мы их с землей месили.Травой топили, а талы – дрова!Не будь в сорок втором в моей стране РоссииТаких талов – не выжила б Москва.И, вишь ты, отросли. Стоят среди околковВ колючей ежевике, во хмелю…Зачем я здесь с отцовскою двустволкой,Кого убить хочу в родном краю!Неужто для того они меня спасалиВ тот черный год,Чтоб через двадцать летЯ встретил их бездушными глазамиИ выкрасил живое в мертвый цвет!Нет, милый край!Прими мое волненье,Ничем не омрачу свиданье это я,Что светится как тайное мгновеньеПрекрасного земного бытия.
Вечер в Панюшовском Кругу
Пьет воду утка в сонных тростниках.Талы оплетены пахучим хмелем.Алей глубок,И где-то за АлеемНочные тени прячутся в стогах.Лежит звезда на зеркале холодном,Костра дымок свивается в кругиИ тополя веселым хороводомТанцуют над обрывом у реки…
Чайка
О гранит о причальныйДлинных волн молотьба…Окольцованность чайки —Это тоже судьба!Сумасшедшая свежестьИ простор без конца,И тревожная тяжестьНомерного кольца.Но летает, летает,Волны крыльями бьет,И не помнит, не знает,Как однажды ееКольцевали средь крикуМного весен назад…И захлопнули книгу,И, не глядя, следят,Чтобы в августе, в мартеПо письму, по кольцуПуть отметить на картеОт начала к концу.Рядом с линией этойТонкой птичьей судьбыНи счастливых пометок,Ни ружейной пальбы.