От Федора I Ласкариса до Константина XI Палеолога. Том V

Кипселлы и Малгару под Редесто и таким образом вышли за границы

полуострова Галлиполи, ставшего для них базой для атак на Европу.

По существу, в этот момент Римская империя перестала существовать, и в высших кругах византийского общества активно дебатировался

лишь один вопрос: кого признавать правителем Византии — Венецию, Сербского короля или Венгерского государя1.

Осталась одна надежда — Иоанн V Палеолог, и его имя открыто

провозглашалось на улицах столицы. Чтобы покончить с молодым

императором, Кантакузен сделал морской поход на остров Тенедос, но

он закончился полным провалом. Тут же остальные острова Эгейского

моря признали над собой власть представителя династии Палеологов, а в ноябре 1354 г. один генуэзец на своем корабле привез Иоанна V в

Константинополь, где царя уже с нетерпением ждали. Едва царь во-

шел в город, как его окружили толпы сторонников, и начался грабеж

домов приверженцев Кантакузена. Открыли арсенал, вооружились и

осадили царский дворец, где скрывался Иоанн VI. У императора еще

оставались возможности для обороны — среди верных ему отрядов вы-

делялось подразделение наемников-латинян, но он сдался на милость

врагу, понимая, что в противном случае ему и его семье грозит неми-

нуемая гибель. Иоанн VI Кантакузен принял монашеский постриг под

именем Иоасафа, а императрица Ирина — Евгении2.

Лишь Матфей Кантакузен не признал власти Иоанна V Палеолога, но и он был обречен. Турки оставили его, а сербы, когда Матфей отсту-

пил в Родопы, пленили царевича и выдали византийскому правитель-

ству. Прибыв в Константинополь, Матфей в 1357 г. отрекся от царства.

Однако Мануил Кантакузен, правитель Мореи, умудрился сохранить

свою независимость и методично увеличивал военные силы. Импера-

тор Иоанн V Палеолог ничего не мог с ним поделать.

1 История Византии/под ред. С.Д. Сказкина. Т. 3. С. 158, 159.

2 Успенский Ф.И. История Византийской империи. Т. 5. С. 455.

290

Д И Н А С Т И Я П А Л Е О Л О Г О В

Так завершилась «эпоха гражданских войн», окончательно подо-

рвавшая Византийскую империю в военном, экономическом и поли-

тическом отношениях. Почти все владения были потеряны, в самом

Константинополе хозяйничали генуэзцы и венецианцы. А османы со-

вершенно недвусмысленно указывали остриями своих ятаганов, куда

будет нанесен их следующий удар. Казалось, теперь никакая сила не

способна восстановить Римскую империю. Но, по счастью, крепость

общественного сознания греков была еще такова, что византийцы сде-

лали для себя вывод из минувшего лихолетья. И неожиданно затяж-

ной период феодальной вольницы сменился временем резкого усиле-

ния авторитета царской власти, в которой ромеи единственно видели

свою защитницу и спасительницу перед врагами.

Это обстоятельство придало Римской империи в последние десяти-

летия ее существования своеобразный шарм, родило золотой век импе-

раторства, но в действительности уже не могло ничего кардинально

изменить. «История Империи вступила в свою финальную фазу. Су-

ществование Византии еще в течение столетия было в действительно-

сти лишь затянувшейся агонией»1.

Глава 3. Исихастские соборы

Этот период византийской истории чрезвычайно интересен новыми

событиями, возникшими вокруг исихастского спора. Накал страстей и

деятельное участие высших лиц Римского государства в разрешении

богословского конфликта наглядно показывает, насколько политиче-

ская и церковная жизнь Византии были неотделимы друг от друга.

Опровергнув Варлаама, июньский Собор 1341 г. на самом деле не

поставил точку в споре, поскольку соборный протокол утвердитель-

но не признал исихазм православным вероучением. Но сторонники

Варлаама не собирались складывать оружия. Теперь предметом об-

суждения стали суждения Акиндина, первоначально занявшего ней-

тральную позицию по отношению к св. Григорию Паламе и Варлааму.

Но затем сами обстоятельства времени и места привели к тому, что

Акиндин стал фактическим главой антипаламитов. Справедливо по-

лагают, что Григорий Акиндин занимал совершенно самостоятельную

позицию в споре между Паламой и Варлаамом, хотя с точки зрения

философских методов и способов мышления он был значительно бли-

же к Калабрийцу.