Отблеск миражей в твоих глазах
Шрифт:
***
Последний экзамен в самом разгаре, я сижу в коридоре вместе с девочками, рассеянно слушая их болтовню. Треморит. Но не из-за экзамена, а из-за того, что в составе комиссии Немиров. И самое ужасное — нас вызывают по алфавитному порядку, я жду своей очереди больше двух часов. С ворохом неприятных мыслей.
— Не ссы, Люсьен, — шутит одногруппница, когда молоденькая преподавательница называет несколько фамилий, в числе которых и моя. — Ты у нас немировская фаворитка, точно отхватишь «отлично».
Я, уже подходящая к двери, на секунду замираю.
Немировская фаворитка.
Боже,
Неприятно аж до горечи во рту.
Думала, после получения статуса замужней станет легче в общении с преподавателем. Даже специально тогда проставилась именно перед его парой, заказала огромный торт, раздала кусочки по всей аудитории. И Глебу Александровичу на стол положила, когда он вошел. Объяснила повод с натянутой улыбкой, потому что неловко было, и в то же время — ликовала внутри, считая, что пришел закономерный конец вниманию профессора. Он в ответ снисходительно ухмыльнулся, задержав долгий немигающий взгляд на моем кольце, а потом кинул скупое «поздравляю» и начал занятие. Уму непостижимо, но будто не поверил, заподозрил фальшь.
Я знаю, что при желании можно себя накрутить до состояния юлы. Пошла от обратного — стала убеждать себя, что мне всё показалось. И нет там никакой расположенности к моей скромной персоне. Ведь, правда, ко мне же никто открыто не лезет, вне учебы не трогает. Это просто что-то глубинное. Страх, природу которого я не нащупала. Пока еще. Но обязательно нащупаю.
И тут вот это — немировская фаворитка.
То есть, группа охотно подпитывает мой сдвиг по фазе. Очень мило.
Встряхиваю головой, никак не комментируя брошенную мне вслед ересь, пусть и высказанную из лучших побуждений. Зачатки злости разгораются лихо — я вытягиваю билет уже в ярости и на этой сильной эмоции, перерастающей в агрессию, действительно сдаю на отлично, подключив резерв знаний.
На Немирова ни разу не смотрю. Но на вопросы отвечаю без запинки.
Вся бравада слетает с меня, когда Глеб Александрович вдруг просит остаться после экзамена, при коллегах озвучивает, что собирается самых способных студентов отвести на выставку психологии и коучинга через пару недель.
— Извините, меня не будет в городе.
Я буквально пулей вылетаю, чуть ли не выдернув свою зачетку из рук той самой молоденькой преподавательницы.
Успокаиваюсь только в коридоре, завидев девчонок. Счастливые и довольные, они договариваются отметить окончание сессии, а я с сожалением напоминаю, что у меня самолет вечером. И еще одна сессия впереди.
Задерживаемся у гардеробной, а на крыльце я уже прощаюсь с ними. Иду обычным маршрутом за здание. И неожиданно в спину летит знакомым голосом:
— Лусинэ!
Прибавляю шаг и делаю вид, что не слышу. Веду себя нетипично трусливо. Но я не знаю, как объяснить своё отторжение по отношению к профессору, который следует по пятам. Не хочу я с ним разговаривать тет-а-тет! Не хочу и всё!
Залетаю за угол. И в лучших традициях дежавю врезаюсь в курящего парня.
Снова захват ладонью на пояснице, такой уже привычный и естественный.
Моё сбившееся дыхание.
Резкое движение головой вверх.
Чудовищное облегчение при идентификации жгучих глаз с прищуром.
Пальцы в вороте мужской куртки.
И рывок.
К сухим губам, пропитанным никотином…
35. Лус
Так тоже в жизни бывает — чьи-то губы вдруг выступают для тебя единственным островком безопасности во всём необъятном неприветливом мире.
Еще недавно я задавалась вопросами, не находила причин, списывала
договоренности на детский азарт. Но ситуация, черт возьми, гораздо сложнее, и я тогда действительно на подсознательном уровне искала защиты. Мне ее дали, а я восприняла крайне несерьезно. Чувство безопасности, к которому привыкла за эти два месяца, притупило тревогу, загнало страхи за околицу, да так, что я забыла, с чего началась история нашего пустого брака.Вот теперь я отчетливо понимаю, зачем всё затевалось. Теперь я точно смогу привести весомые доводы, рассказывая родным о нас. Теперь мне легче принять истинное положение вещей и не противиться им.
Барс шевелит ртом, словно устраивая губы удобнее, параллельно прижимает меня к себе плотнее.
Я вдыхаю его запах, смешанный с сигаретным дымом, и стихаю на несколько мгновений, укутываясь в ощущение защищенности и надежности. Потрясающий эффект от близости Таривердиева. Каждый раз это работает одинаково — триггеры меркнут. Мне становится легче, паника отступает.
Доверяю. Я ему доверяю. Всегда.
Вновь чувствую шевеление мужских губ, они осторожно захватывают мои. За секунду до того как поцелуй станет настоящим, я отстраняюсь.
И прячу лицо у него на груди.
Может, никто и не смотрит на нас, здесь всем плевать на подобное проявление «чувств», но меня саму окатывает пронзительным стыдом. В моей культуре мужчина и женщина не демонстрируют отношения публично, эта установка сидит глубоко внутри.
Два года назад в караоке и в спорт-баре всё было иначе — и антураж, и обстоятельства. В машине — мы были одни, только потом узнали, что дедушка сфотографировал тайно. А сейчас — мы во дворе престижного вуза на глазах студентов и, возможно, преподавателей. И это неправильно во всех смыслах.
Еще пару-тройку секунд расходую на глоток воздуха, после чего бурчу примирительно:
— Извини, так надо было.
Поднимаю глаза ровно к моменту, как Барс, глядя на меня, облизывает свою нижнюю губу задумчиво-тягучим жестом, а следом с чисто мужской агрессией прочесывает ее зубами, немного скалясь и выпячивая подбородок. Движения рефлекторные, бесконтрольные.
У меня на кончике языка его вкус, я тоже успела слизнуть терпкость со своих губ.
— Ты уверена, что не хочешь мне рассказать, что происходит? — он делает длинную затяжку, выпускает струю дыма в сторону и тушит сигарету. Вторая ладонь всё там же — на моей пояснице.
— Ничего нет. Барс, правда. Поверь, так просто надо было. Показательное выступление. Считай, отдал должок. За корпоратив.
Недовольно щурится, не настаивает.
И я не собираюсь говорить.
Мне всего лишь нужно было чмокнуть своего мужа, продемонстрировав его преподавателю. Показать, что он, муж, у меня большой и сильный. И он рядом. Вот совсем рядышком, практически в соседнем корпусе. В случае чего. Пусть мы и не живем в эпоху мамонтов, но манифестация мощи — так и осталась действенным способом защиты.
Убираю руки с груди Таривердиева запоздалым спешным рывком. Делаю два шага назад и оглядываюсь. Профессора нет. Надеюсь, он всё же смекнул суть моей выходки.
Вокруг полно народу, что свойственно периоду сессии. Мажу по толчее мимолетным взглядом. По внешнему виду и манере держаться безошибочно можно определить старшаков и фрешменов — зеленых первокурсников. Вторые смотрят на первых с раболепием, как на божеств. И намного реже — с борзостью в глазах.
Барс — типичный старшак. Серьезный и обособленный, изучает толпу с высоты не только своего роста, но и заносчивой снисходительности. Цепким въедливым взглядом. Выискивает того, кто подошел бы под роль моего сталкера.