Отблеск миражей в твоих глазах

— Расслабься. Это дед тебе прислал, — пьет воду, отмахиваясь от меня, словно от назойливой мухи.

— Тем более ничего не понимаю! — цежу, заводясь от его невозмутимости.

— Что тут понимать? Трать и наслаждайся.

Когда Таривердиев идет к выходу, я бросаюсь следом и дергаю на себя мужской локоть:

— Да объясни ты по-человечески!

А стоит ему развернуться, застываю в оцепенении. Потому что глаза у него горят бешенством — не под стать внешнему равнодушию. Щурится и наступает, нависая грозной глыбой.

— Объясняю, раз ты у нас слабо догоняешь… — ток стреляет по позвоночнику от чеканного тона. — Третий год никак не контактировал с дедом, а тут получил щедрый перевод. Был уверен, что ошибка. Выслал обратно. Но перевод повторился. Пришлось звонить, выяснять. А когда я отказался, мне сухо кинули, что деньги — для моей жены, чтоб ни в чем не нуждалась, а то надежды на меня мало, бедняжку не потяну… Подозреваю, что ты мило пообщалась с моими родственниками, они, кажется, не могут нарадоваться новости.

Прикладываю пальцы к губам в неконтролируемом жесте. Я будто стремлюсь закрыться от него. Такого холодного и жестокого.

Лично я с его дедом не общалась, как он выразился. А вот бабушку к нам в гости всё же получилось заманить один раз. Ей и рассказали о ситуации. Бедная женщина прожила шок, расплакалась. Больно было слушать, как она скучает по внуку.

— Барс, — мой голос дрожит от эмоций. — То есть, твой дедушка сделал первый шаг, чтобы с тобой помириться, а ты… Ты… Ты, блин, нормальный?

Его лицо вытягивается от неожиданности. Барс мрачнеет и склоняется еще ближе, дыша на меня огнем. Жгучие глаза теперь не просто опаляют, а прожигают насквозь.

— О нормальности мне ты будешь говорить? Учить и наставлять меня ты будешь? Бывшая н…

И затыкается. Моргает напряженно. Такое впечатление, что сам не может поверить в то, что прокололся.

— Договори, — подначиваю и тоже делаю шаг вперед, задирая подбородок. — Ну!

Молчит. Только желваки ходуном ходят.

— Бывшая наркоманка? — подсказываю, горько ухмыляясь.

Между нами расстояние от силы сантиметров двадцать. Дыхание смешивается. Пространство пропитывается обоюдной яростью. Зрительный контакт жесткий и болезненный — режем друг друга без ножа, столько претензий невысказанных.

— Уверен, что бывшая? — провоцирую шепотом.

Ведет головой в сторону, пытается совладать с собой. Стремительно отстраняется. Просто разворачивается и покидает кухню. А я бросаю ему в спину:

— Я только не могу понять, как это влияет на тот факт, что ты мудак, Барс?..

И в бессилии оседаю на ближайший стул.

[1] Габитуация — привыкание к чему-либо (в психологии).

36. Барс

Иногда мне кажется, что это другой человек. Я ведь даже не узнал её, когда впервые налетела на меня у курилки. Визуально не узнал. А тело оказалось умнее — моментально среагировало, запустив тактильные вспышки. Рука уверенно легла на поясницу, поддержала, притянула. Сам не всекаю, что за встроенный механизм распознавания.

Сейчас стою у кухонного окна, выпускаю дым в образованную форточку и нет-нет да и поглядываю на Лус исподтишка. Сидит ко мне боком, вся в учебе, внимание исключительно на материале, который считывает с экрана ноутбука. Пара учебников рядом, куча канцелярии. Конспектирует, разрисовывая там что-то разными цветами. Забавная.

И вот снова это ебучее чувство растерянности и сомнения в собственной адекватности: та ли это девушка, что разносила напитки в караоке? Та ли, что на чужой свадьбе херакнула мощный речитатив? Та ли, что выводила меня из строя без особых усилий?..

Словно кадры из прошлой жизни. И по хронологическим рамкам времена фараонов мне кажутся куда ближе и реалистичнее, чем события двухлетней давности. Сюр, блядь, во всем великолепии. И разве это удивительно, учитывая, какая профессиональная конспираторша мне попалась?

Я как раз сбиваю окурок, когда раздается дверной звонок. Лус вздрагивает и поворачивается ко мне. Вопросительно выгибает бровь, по чему становится понятно, что это точно не к ней. Отставляю пепельницу и шагаю к прихожей. Игнорируя глазок, открываю.

В объятия тут же влетает радостная биомасса, в которой только через несколько долгих секунд узнаю собственную бабушку. Причитает счастливо, одновременно плача, создавая в моей картине мира конкретный такой хаос в стиле кубизма Пикассо — яркие красочные фигуры, которые силюсь состыковать вместе. Я машинально прижимаю её к груди, а сам пытаюсь врубиться, что происходит. Откуда она здесь?

На шум выбегает Лус. И бабушка переключается на неё, стискивает, целует, смеется громко. У девчонки тоже шок, хотя она приветливее меня, включается в диалог и начинает расспросы.

— Ой, Барс, там же мои вещи! — бьет себя по лбу и указывает на дверной проем.

Закатываю два огромных чемодана и пристраиваю у стены. Отупело наблюдаю, как Лус ухаживает за нашей нежданной гостьей. Показывает ванную, несет новенькие тапочки, свежее полотенце. Предлагает поесть и попить. Когда всей толпой оказываемся в кухне, наконец-то пристегиваюсь к действительности:

— Что за сюрприз, ба?

— Да, вот это сюрприз! — подхватывает Лусинэ, убирая свои тетради и учебники. — Кто Вас встретил?

В отличие от меня, она задает правильные вопросы.

Бабушка скромно улыбается и машет рукой:

— Что я, в самом деле, на такси не могу добраться? Зато сюрприз удался! Вы не переживайте, я всего неделю побуду, у подруги юбилей, отмечусь там, уговаривала она меня очень долго. Потесню вас, дети, совсем немного.

Я боюсь предположить, что в двух огромных чемоданах, если это поклажа всего на неделю. Мы с Лус воровато переглядываемся.

— Вы нас не стесните! — ударяется в ярую вежливость. — Оставайтесь, сколько хотите. Мы с Барсом только рады.