Отец на час. Работает спецназ
Шрифт:
Во!
Вкуснючая.
Губы мягкие, сексуальные, податливые… Когда представляю, что почти первопроходец, если не считать одного сраного инвалида, внизу твердеет до ощущения камня в штанах.
Это, пожалуй, что-то чудаковатое, но уж как есть.
Ладонью съезжаю вдоль позвоночника и ныряю под пиджак. Кожа на спине нежная. Поглаживаю с удовольствием, намертво присосавшись к языку.
Тишину разрывает звук мобильного.
Моего.
Немного отстранившись, с сожалением смотрю на переднюю панель.
«Женечка».
И какой-то
Блядь… Она ж сама себя так записала. Знать не знаю, где эти картинки на клавиатуре.
— Извини. Не надо было. Я пойду. — Чуть помятая начальница вырывается из объятий и выскальзывает наружу.
Глава 17. Федерика
Садовые работы — это то, что я терпеть не могу, но сегодня с маниакальным упорством применяю в качестве административного наказания.
Да-да. Это штраф для меня.
Двигаясь вдоль забора с секатором в руке, подрезаю молодые побеги малины. Работа монотонная, не требующая особой умственной нагрузки, поэтому отключаюсь и думаю о своем.
Что я вчера устроила?..
Где была моя голова, черт возьми?..
Бросаю короткий взгляд на могучую спину и тыльной стороной ладони вытираю пот со лба. Упрямый, коротко стриженный затылок, черная майка, шорты выше колена, мускулистые ноги и… руки. Руки, которые умеют прижимать к себе так, что трусы увлажняются и сваливаются к лодыжкам.
Может, спецназовец меня приворожил? Очень уж странно я на него реагирую.
Перевожу взгляд на его друга.
Азиат.
Сергей.
Внешне русский до звуков балалайки в голове. Тоже большой и спортивный. Светлые волосы, правильные черты лица, наполовину скрытого рыжей бородой. Как-то все это в целом к себе располагает и опасений не вызывает.
Закончив с малиной, устраиваюсь на шезлонге и вытягиваю ноги в коротких шортах. Хочу, чтобы хоть немного загорели.
Вообще удивительно.
Мужчин перед глазами двое, а взгляд как по команде останавливается только на одном. Значит, я не совсем пропащая и не то чтобы на всех мужиков кидаюсь.
Мне только одного-единственного подавай…
Поправляю солнцезащитные очки.
— Селега! — радостно визжит Маша с качелей. — Селега, ласкачивай. Ласкачивай, Селега, сильнее. А-а-а!
Улыбаюсь сама себе.
Давно младшую дочь такой довольной не видела. Волосы разметались в разные стороны, нос измазан в саже, на штанах дыра — за гвоздь зацепилась.
«Селега» с полунакрашенными розовым лаком ногтями послушно толкает металлическую штангу.
— Хватит тебе, Мария. Голова закружится — свалишься, расшибешься, — ворчит и отправляется туда, где его друг уже который час наращивает наш забор листами профнастила.
Естественно, я предложила вызвать бригаду рабочих.
Естественно, меня не услышали.
Естественно…
Кто я такая, чтобы указывать Владиславу Алексеевичу?..
— Мам, — сбегает с крыльца Эльза. — Можно, я возьму твою пудру? Я на день рождения к Полине иду.
—
Боже… Эльза-Виктория…Изумленно смотрю на среднюю дочь. К иссиня-черному цвету волос и кепке я более-менее привыкла, но этот страшный смоки-айз… И черные губы.
— Ого, — заинтересовывается видом Эльзы Сергей, помешивая угли в новеньком мангале. — Впечатляюще!..
Решение пожарить мясо — тоже не мое, но я совершенно не против. Сто лет не ела ничего подобного.
— Ты типа из сатанистов?
— Ага. Она у нас на темной стороне, — отвечает за Эльзу Влад.
Повернувшись, кидает на меня короткий взгляд и снова сосредотачивается на заборе.
— Странно… — Сергей отворачивается.
У меня тут же создается ощущение, что в спецназе учат тонкой женской психологии. Как заинтересовать женщину, чтобы она в рот тебе смотрела. Эльза терпеливо ждет продолжения, но друг Влада молчит и колдует над мангалом.
— А что странного? — ожидаемо не выдерживает мой подросток.
Азиат тут же откликается:
— Да просто… Ты же вроде как животных любишь.
— Угу. Пушистый, ко мне! — будто в подтверждение кричит Эльза.
Из-за угла выбегает мохнатая махина, тут же набрасывается на мою дочь и валит ее на землю.
— Пушистый, блин. Отстань, — смеется и с горем пополам поднимается. — Мам, так я возьму пудру?
— Возьми, — качаю головой, наблюдая, как Маша обнимает овчарку.
Кидаю взгляд на второй этаж, туда, где колышется тонкая занавеска. Леон с самого утра не выходит из комнаты, и это меня тревожит.
— Влад, не знаешь, как человек может любить животных и одновременно быть сатанисткой? — Сергей не сдается.
Эльза снова замолкает и прислушивается.
— Всяко бывает, — тихо отвечает Отец, прикручивая лист.
— А при чем здесь животные? — нетерпеливо спрашивает дочь.
— Ну как?.. Сатанисты ведь этой херней занимаются… Как оно? Влад, напомни?
— Жертвоприношения.
— Точно! Жертвоприношения. Мы в свое время нашим взводом по лесу полгода бродили, чего только там не видели. Собаки, кошки, даже попугаи…
— Ма-ам? — Эльза поворачивается ко мне, чтобы я подтвердила или опровергла эту информацию.
Узкий подбородок трясется.
Мне как матери, конечно, хочется защитить неокрепшую детскую душу от подобных переживаний, но я ловлю на себе внимательный, предостерегающий взгляд со стороны забора.
— Мам? Скажи!.. Это правда? — дочь испуганно на меня смотрит.
Я неопределенно пожимаю плечами.
— Влад? Правда?.. — разворачивается к нему.
— Правда, Эльза, — невозмутимо подтверждает.
— Же-е-есть. Бедные животные, — тянет моя дочь и, громко всхлипнув, убегает обратно в дом.
Влад спрыгивает со строительных лесов и садится на корточки рядом с раскрытым ящиком, в котором, я полагаю, он хранит инструменты. У нас в доме даже молотка нет. Зато на чердаке полное собрание сочинений Петра Ильича Чайковского. Шестьдесят три тома. Этим тоже можно прибить.