Отец на час. Работает спецназ

Самокат, муравей, квадробер, экрю…

Зачем я это делаю?

Знал бы, не сказал…

Еще раз склоняюсь и нападаю на влажный рот. Мысленно бью себя по рукам.

Влад, блядь. Держись.

Страсть как хочется кружевные полушария потрогать, но боюсь получить по другим. По своим, тем, что между ног.

Федерика снова отстраняется и смотрит на меня снизу вверх. Волчицей смотрит.

— Я была не совсем трезва тогда… — холодно объясняется.

— Могу сгонять за шампанским, — мозг мгновенно находит решение.

— Лучше… сгоняйте за таблетками от бешенства, — резко пихает меня в грудь.

Из коридора неожиданно доносится жалобное мяуканье, и я, обернувшись, приоткрываю дверь.

— Каринка, — горестно шепчет Федерика, безнадежно плотно запахивая свое «экрю». — Она… рожает?

Сажусь на корточки и изумленно разглядываю кошку. Глаза у нее квадратные, а тело будто спазмы схватывают.

— Я в этом небольшой специалист, но, по-моему, да, — заключаю.

— Боже…

Начинается суета.

Федерика подхватывает на руки стонущее животное и тащит в ванную комнату. Я зачем-то иду за ними. Чувствую сопричастность, надеюсь на выходной.

Постелив на тумбу полотенце, устраиваем на нем кошку.

— Бедная моя, — сочувственно шепчет начальница, поглаживая огромный пушистый живот. — Бедная моя девочка…

— Это всего лишь роды, — замечаю, спрятав руки в карманы шортов.

— А вы рожали, да? — скалится.

— Не был замечен.

— Вот и молчите. Роды — это естественный процесс, который всегда протекает по-разному, — всхлипывает, будто бы со слезами.

Куда ни плюнь, везде триггеры!..

Обхватив хрупкие плечи, притягиваю их к себе. Так и стоим. Как в «Репке». Я поглаживаю Федерику, она — рожающую кошку Каринку.

Неожиданно отстраняется.

— Я пойду за аптечкой, а вы пока ватные тампоны из шкафчика достаньте, — командует и вылетает из ванной комнаты.

— Лады, — отвечаю и тянусь к стене.

Промахиваюсь: это технический шкаф. С разводкой труб, переключателями и… еще кое-чем интересным.

— Твою мать...

Не сравнивать как-то не получается. Хотя бы на глаз.

— А вот и достойный конкурент, — хмурюсь, разглядывая внушительных размеров резиновый член.

Почесываю подбородок.

Не хотелось бы прослыть расистом. Но он… еще и черный!..

Глава 21. Влад

— Нашли? — возвращается любительница смугленьких.

Технический шкаф к этому времени плотно закрыт.

Я молча киваю на упаковку, которую нашел в нужном месте. Сюрпризов больше не видел, если не считать женских прокладок, но к этому я хотя бы был готов.

— Я тут приоделась…

Мои глаза медленно прогуливаются от обеспокоенного лица до босых ступней с аккуратными пальчиками, покрытыми лаком.

— Однако!.. — ворчу.

Поверх шелковой королевской накидки и сорочки на Федерике красуется поварской фартук с рисунком полуобнаженного женского тела. И на нем тоже кружева.

Что ж ты будешь делать? Переминаюсь с ноги на ногу.

Над красными трусиками, изображенными на округлых бедрах, кричащая надпись: «Здесь уже все готово!»

С трудом сглатываю слюну, потому что у меня в трусах аналогично: давно все готово.

— Что? — смущается.

— Ничего.

— Я в таком наряде на мясника с рынка похожа, — будто оправдывается.

Где ж такие рынки-то?.. Ни одного не знаю.

— Нет, — откашливаюсь. — Но на акушерку тоже особо не тянете.

Федерика смеется и наконец-то переключается на жалобно пищащую кошку, а я незаметно поправляю шорты.

— Девочка моя, — сюсюкает. — Все будет хорошо.

Я помалкиваю, чтобы снова не огрести хваленой женской солидарности. Следующие полчаса просто четко выполняю приказы. Уж это я умею, годы службы в спецназе поднатаскали. Принеси, подай, иди на хрен, не мешай.

Отправляюсь на кухню за кипяченой водой и в кладовку за коробкой.

Нахожу в гардеробной дополнительные полотенца.

Шумно дышу над содрогающимся телом животного.

Приношу ножницы.

Все это время стараюсь не блевануть…

— Хотите перерезать пуповину третьему? — спрашивает Федерика с легкой, холодной улыбкой.

— Нет уж, спасибо. Я старомоден.

— Боитесь? — она хитро приподнимает тонкие брови и смотрит мне в глаза.

— Отчего же? Предоставлю это дело профессионалу-мяснику, — опускаю взгляд до измазанного кровью фартука. Кабздец — фильм ужасов.

Начальница смеется.

Правда, недолго — кошка рожает четвертого… Да сколько их там, твою мать?

— Может… выключим свет? — опираюсь бедром о столешницу и разглядываю светлые мягкие волосы, закрывающие от меня симпатичное лицо.

— Зачем?

— Котята на свет лезут, — шуткую.

Она поворачивается, закатывает глаза и опять хихикает, аки юная пионерка. Будто бы моложе становится. Еще краше.

После того как Каринка перестает пуляться новорожденными и принимается активно вылизывать своих детей, оставляем их в коробке на полу ванной комнаты и отмываемся.

— Целых пять котят, — Федерика избавляется от фартука и качает головой. — И куда мы их денем?

— Оставим…

— С ума сошли?..

Я присаживаюсь и под недовольное кошачье урчание поглаживаю шерстяные хохолки. Два серых, два белых и один рыжий.

— Котята ведь — цветы жизни… — вздыхаю.

— У меня тут свой цветник, Владислав Алексеевич. Пойдемте.

Следую за покачивающимися бедрами. Уже не нарисованными.

Курить хочется!

Была не была.

— Может, разрешишь неуставную сигарету на территории части? За здоровье новорожденных, так сказать?..

— Ладно уж, штрафовать не буду, — Федерика затягивает пояс на халате потуже. — Пойду с вами постою. Боюсь, если усну сразу, мне будут сниться кошмары.

Мне после увиденного тоже будут, но я предусмотрительно помалкиваю. Вряд ли это добавит очков мужику. Даже вибраторы не плачут и темноты не боятся.

На улице довольно прохладно, летние ночи еще впереди. Пока царствует весна.

Открыв дверь крузака, достаю пачку с зажигалкой и возвращаюсь на крыльцо.

— Пусть побегает, — киваю на Пушистого.