Отряд

К Путивлю вышли засветло, успели-таки до вечерни. Высокие деревянные стены с угловатыми башнями, заснеженный, местами превращенный в ледяную горку вал, ворота, невдалече широкая река - Сейм.

–  Ну, что дальше?
– Иван обернулся к друзьям.
– В город?

–  В город, куда же еще-то? А уж там сообразим, что делать.

Соображать, впрочем, не пришлось: от городских ворот навстречу путникам уже неслись конники в коротких польских кафтанах, в блестящих шишаках, с саблями.

–  Кто такие?
– осадив коня, грозно поинтересовался какой-то усатый воин.

–  Паломники мы, - разом поклонились все трое.
– Монаси, нешто не видишь?

–  Ах, монаси, - ухмыльнулся усач.
– Тогда милости прошу. Эй, парни, - он махнул рукой.
– Проводите.

Так они и вошли в Путивль - с эскортом вооруженных всадников, - что, наверное, смотрелось немного нелепо: всадники и монахи. Миновали ворота со сторожевыми башнями и оказались на широкой площади среди множества вооруженных людей - казаков, пищальников, польских гусар с чудными гусиными перьями на длинных железных полозьях. Гусар, впрочем, было мало.

–  Прошу!
– спешившись, усач гостеприимно кивнул на большую избу, из-за множества военных больше напоминавшую кордегардию.

–  Ой, не нравится что-то мне такое гостеприимство, - наклонившись к Ивану, прошептал Митрий.
– Как бы и здесь нас за других не приняли. Говорил - надо было переодеться.

–  Ага, а одежку где взять? Украсть или кого ограбить?

–  Эй, хватит пререкаться!
– начальственно распорядился усатый. Кто-то из воинов назвал его на иноземный манер: «господин ротмистр».
– Заходите, милости просим.

Парни поднялись на крыльцо. Часовой в блестящей кирасе услужливо распахнул дверь. Вошли… Низкая притолочина, просторная горница с изразцовой печью, в горнице, за столом и на лавках - воинские люди в коротких польских кафтанах, с пистолями, палашами, саблями.

–  Вот, привел, - усатый ротмистр показал рукой на парней и, обернувшись, спросил: - Оружья какого при себе нет ли?

–  Нет… Так, ножики - мясо порезать.

Ротмистр повернулся к своим:

–  Обыщите их!

–  Э, - запротестовал Иван.
– Зачем же обыскивать? Хоть скажите, зачем? А то шли мы шли по своим делам, и нате вам - обыск!

–  Обыск для того, что сам государь Дмитрий Иоаннович, возможно, на вас посмотреть захочет!
– важно пояснил усач.

–  Дмитрий Иоаннович?!
– непроизвольно ахнул Иван.
– Государь?

–  Вот именно!

Дождавшись, пока воины тщательно обыскали прибывших, ротмистр приказал отвести их в небольшую комнатушку - чулан с ма-аленьким - в ладошку - оконцем и тяжелой дубовой дверью.

–  Посидите покудова тут, - усмехнувшись, пояснил он и, обернувшись, громко приказал: - Кабакин, скачи на государев двор. Доложишь - поймали троих монахов. Тех самых, о ком писано…

–  Что?!
– дернулся было Иван.

Со стуком захлопнулась дверь.

Глава 6

Самозванец

…В Путивль явились три монаха, подосланные Годуновым. Р. Г. Скрынников. Самозванцы в России в начале XVII века

Март 1605 г. Путивль

–  Какие еще монахи?
– Усатый ротмистр угрюмо посмотрел на вестового.

–  Не могу знать, господин ротмистр!
– вытянулся тот.
– Сказано - известить.

–  Ну, так извещай, что стоишь?
– Усач раздраженно хватанул кулаком по столу, да так, что подпрыгнула яшмовая чернильница, а приведенный для разговора Иван (сам напросился) хмыкнул.

–  Осмелюсь доложить, господин ротмистр, люди Дворжецкого поймали трех монасей, у коих нашли подметные грамоты - дескать, Дмитрий-царевич не царевич вовсе, а беглый монах Гришка Отрепьев!

Доложив, вестовой замолк, почтительно наклонив голову. Был он в широких казацких штанах-шароварах и в польском кунтуше, темно-зеленом, с желтой шнуровкою. С пояса свисала до самой земли увесистая турецкая сабля.

–  Да-а, - задумчиво протянул ротмистр.
– Значит, и Дворжецкий монахов словил? И тоже трех, - он сумрачно взглянул на Ивана.
– Которые же из них лазутчики?

–  Они, - юноша усмехнулся.
– Которых поляк этот поймал… Дворжецкий.

Ротмистр нервно потеребил ус:

–  Ага, так я тебе и поверил. Пытать вас троих велю, вот что! А ты что уши развесил?
– усач накинулся на вестового.
– Все доложил?

–  Все.

–  Тогда чего стоишь?

Еще раз вытянувшись, вестовой поклонился и вышел, плотно прикрыв за собой дверь губной избы, где с удобством расположился усатый ротмистр вместе с подчиненными ему воинскими людьми. На стене, прямо над головой ротмистра, висела подзорная труба, выкрашенная черной краской. Наверное, затем, чтобы следить, как выполняют распоряжения подчиненные.

–  Хм, интересно, - покачал головой Иван.
– Зачем тебе нас пытать, коли ты еще ничего не спрашивал? Может, мы и так тебе все расскажем, безо всяких пыток.

–  Ага, - ротмистр недоверчиво хохотнул и махнул рукой.
– Давай, рассказывай, коль не шутишь.

–  Спрашивай, - улыбнулся пленник.

–  Надо говорить: «Спрашивай, господин ротмистр», - наставительно поправил его усач.
– У нас тут не шайка какая-нибудь, а истинного царевича Дмитрия войско! Это что?
– Он показал юноше лежавшие на столе бумаги - обличающие самозванца грамоты, вытащенные из голенищ Ивановых сапог.

Насколько московский дворянин помнил, грамоты были написаны по-польски и - немного - по-латыни. Латыни ротмистр наверняка не ведал, а вот польский вполне мог знать, да и так мог позвать кого-нибудь прочитать - в войске самозванца хватало поляков.

–  Это - важные бумаги, врученные мне самим царевичем Дмитрием, - приосанившись, важно молвил Иван.
– Посмотри, там, внизу - его подпись на латинице - «ин ператор Демеустри», что значит - «царевич Димитрий». Мало того, господин ротмистр, что ты схватил преданных царевичу людей - нас, - так еще и посадил под арест, мало того - намеревался пытать! Хорошо хоть меня решил выслушать - иначе б дорого тебе это все обошлось!