Отряд

Оглушительный звук выстрела вдруг разорвал тишину. Насквозь прошибив котелок, пуля ударилась в старую, росшую рядом осину, в ней и застряла. Парни, не сговариваясь, кинулись в снег и поползли в разные стороны.

–  Куда?!
– ехидно осведомились из лесу… Нет, голоса уже звучали не в лесу, а здесь, рядом. Звучали с угрозой, неласково:

–  А ну, подымайтеся, голуби! Монаси, мать ити.

Приказание тут же подкрепили делами - черная злая стрела, дрожа, вперилась в снег перед самым носом Ивана. Да уж, с такими аргументами не поспоришь. Что ж, поглядим, что за тати…

«Паломники» молча поднялись на ноги. Из леса на опушку уже вышли человек десять, а то и поболе, одетых довольно бедно - поношенные армячки, полушубки, овчины; на головах - треухи, а у кого и просто войлочные татарские шапки; только один - в сапогах, остальные - в лаптях с онучами либо в кожаных постолах-поршнях. Тот, что в сапогах, - дюжий мужичага с растрепанной пегой бородищей и недобрым взглядом - держал в руках дешевую фитильную пищаль, фитиль, кстати, тлел, а курок был на взводе. Остальные никаких самопалов при себе не имели, зато почти у каждого торчал из-за спины лук. Ни саблей, ни палашей Иван тоже не заметил, одни ножи, правда - увесистые, длинные… Ну, попали… Впрочем, не так уж и много этих разбойничков. И луки они зря убрали, зря. Самый опасный, конечно, тот, что с пищалью… Вот к нему и подойти, подобраться.

–  Что ж вы творите, люди добрые?
– раскинув в стороны руки, Иван шагнул к пищальнику.
– Бедных монасей изобидели! Не по-христиански то, не по-христиански.

–  Стоять!
– качнув ружьем, жестко приказал главарь и, бросив взгляд на своих татей, жутко оскалился.
– Я же сказал - луки не убирать!

–  Так ить их всего трое, Крыжал!

Крыжал… Интересное имечко. Наверное, от польского слова «крыж» - крест. Они что, поляки? Нет, не похоже, да и откуда здесь взяться полякам? Хотя… Путивль и Кромы на так далеко, а самозванцу сильно помогают поляки. Целые отряды у него. Правда, говорят, то не короля Жигимонта рати, а бояр его. Чудно - бояре польские (магнаты называются) сами по себе войска держат и куда хошь отправляют. Чудно.

Разбойники между тем взяли всех троих в круг. Один - седобородый востроглазый дедок - подошел к атаману:

–  И что с имя делать будем? Посейчас казним аль поведем в деревню?

Митька не выдержал:

–  Да за что же вы нас казнить-то собрались, ироды?

И, тут же получив прикладом пищали в бок, согнулся, замолк. Лишь тихонько прошептал:

–  Сволочи.

–  Молчать, псы!
– Зыркнув глазами, главарь повернулся к деду.
– Конечно, в деревню поведем, нешто мы тати какие? Там и судить будем.

–  А судить дьяки должны!
– негромко заметил Иван.
– И вообще - долгое это дело.

–  Ничо, - Крыжал ухмыльнулся и угрожающе повел пищалью.
– Мы и сами сладим, не хуже дьяков.

Связав пленникам руки, разбойники повели их в лес. Шли недолго, может, версты две, много - три, пока за черными ветвями деревьев не показалась деревня, вернее, большое - в десяток дворов - село. Идущих уже заметили - к татям со всех ног бежали мальчишки.

–  Пымали, дяденька Крыжал?! Пымали?!
– радостно кричали они.

Некоторые остались идти с татями, а иные с криками унеслись в деревню:

–  Радостно! Радостно! Наши разбойных монасей ведут!

На крик сбежался весь сельский люд - старики, женщины, дети. Все громко орали, дети кидали в пленников снег и палки.

–  Вот аспиды!
– Прохор погрозил ребятишкам.
– Ужо, прокляну!

–  Этих пока в пелевню, - оглянувшись, распорядился Крыжал и направился в богатую избу с четырехскатной - вальмовой - крышей, крытой серебристо блестевшей дранкой. Собственно, эта изба, пожалуй, единственная во всем селении, заслуживала названия дома, все прочие избенки казались просто полуземлянками - маленькие, черные, курные, не избы - берлоги медвежьи, лишь сквозь узкие волоковые оконца вьется синий угарный дымок. И как в такой избе вообще жить-то можно? Жуткая нищета, одно слово.

Пелевня - сколоченный из толстых досок сарай для мякины и соломы - оказалась довольно просторной, правда, чуть покосившейся от времени и налипшего на крышу снега. На земляном замерзшем полу там и сям виднелись остатки соломы, а в общем-то сарай был пуст.

–  Ну, - едва затворилась дверь, вскинул глаза Митрий.
– Что делать будем?

Прохор усмехнулся:

–  Ну, ясно что - выбираться надо. Мужики-то про какой-то суд говорили. Интересно.

–  Интересно ему, - Митька хмыкнул.
– Как бы нам весь этот интерес боком не вышел. Ты-то что молчишь, Иване?

–  Думаю, - усмехнулся в ответ московский дворянин.
– Прохор, ты, чай, не разучился кулаками махать?

–  Не разучился. А что?

–  Да есть одна задумка.

Много времени не прошло, когда пленников вывели из пелевни. Тот самый седобородый дедок в окружении четырех парней с рогатинами ухмыльнулся и показал на избу с вальмовой крышей:

–  Шлепайте!

Опустив головы, лжемонахи молча подчинились, не выказывая никаких попыток к сопротивлению. Поднявшись на высокое крыльцо, вошли в просторные сени, затем в горницу, где за длинным столом уже сидело человек пять во главе с буйнобородым Крыжалом. Обернувшись, Иван быстро повел глазами - окромя этих пятерых, из которых трое были явными стариками, в горнице наблюдались лишь две молодицы, скромно сидевшие в уголке у двери. Славно, ай, славно! Дверь толстая, сходу не вышибешь, и, главное, запор имеется - мощный такой крюк…

Иван насмешливо поклонился и, повернув голову, кивнул:

–  Давай, Проша.

Р-раз!
– рванулись заранее ослабленные веревки, те, что стягивали руки.

Два!
– Митька бросился к двери, захлопнул, заложил крюком.

Три!
– Прохор прыгнул на стол, ударил - оп, оп! Крайние, сидевшие на лавке парни влипли в стенки, деды, тряся бородами, полезли под стол. А главный… Главный потянулся к висевшей на стене пищали… Но не успел - Иван уже приставил к его шее выхваченный у кого-то из парней нож:

–  Вот теперь поговорим.

–  Ах вы ж, упыри…

–  Ты не дергайся, - ласково предупредил Иван.
– Не то, не ровен час, соскользнет ножичек…

Снаружи попытались отворить дверь - пока безрезультатно. Дверь-то была внутренней и, по новой, принятой в богатых домах моде, открывалась наружу - не вышибешь!

–  А ну, вылезайте!
– заглянув под стол, приказал дедам Митрий.
– Садитесь вон, в уголок, поговорим. Пошто это вы тут казенных людей забижаете? Али же предались самозванцу?!

–  Окстись, милостивец!
– задребезжал один из дедов.
– Мы завсегда царю-батюшке преданы.

–  Вижу я, как вы преданы…

В этот момент главарь все ж таки дернулся - Иван не стал его резать, хоть, наверное, и надо было бы. Дернулся, нырнул под стол, выскочил и, оттолкнув Митьку, бросился к двери…

И получил хороший удар в скулу - Прохор-то не дремал!

Главарь оказался дюжим, с ног не упал, лишь замотал головой, словно оглушенный бык. А Прохор вновь замахнулся… Иван сдернул со стены пищаль…