Отряд
Шрифт:
– На парсуны… - задумчиво повторил Митька.
– Знать, хороший человек Гермоген. Художник!
«Хороший человек» проживал в хоромах небольших, но славных, из аккуратно рубленных в лапу тесаных бревен. Две избы на подклете соединялись переходом - сенями, к которым было пристроено высокое резное крыльцо с галереей, к сеням же примыкала и высокая - в три этажа - повалуша, или светлицы, как ее называли по-новому. Кому спальня, кому крепость, а здесь, судя по большим стрельчатым окнам, - художественная мастерская. Все строения были крыты дорогим смоленым тесом, более дешевая дранка использовалась
– Кто такие, зачем?
– Едва приятели заглянули во двор, сидевший на галерее седенький мужичок без лишних слов наставил на них длинный ствол увесистого, узорчато изукрашенного ружья - мушкета - с недешевым кремневым замком.
– Иван Леоньтев сын с Дмитрием, приказу Земского служилые люди, к господину Гермогену Ртищеву по важному делу.
– Господин Гермоген давно уже не принимает никого ни по каким делам, - улыбнувшись, поведал сторож. Он говорил по-русски довольно чисто, но все равно чувствовалось, что это не был его родной язык. И борода не русская - небольшая, аккуратно подстриженная, остренькая, - да и одет в короткий польский кафтан.
– Не принимает?
– усмехнулся Иван.
– А ты, мил человек, передай, что мы служили с его покойным братом, думным дворянином Андреем Петровичем!
– Вы - люди Андрея Петровича?!
– положив на лавку пищаль, изумился старик.
– И - по важному делу?
– По важнейшему!
– Телеша! Эй, Телеша!
– обернувшись к двери, громко закричал сторож.
– Чего, дядюшка Джон?
– Выскочивший на зов парнишка на вид лет четырнадцати - светленький, темноглазый, шустрый - с любопытством уставился на гостей.
– Лети наверх, доложи господину - пришли с Земского двора, двое, покойного Андрея Петровича сослуживцы…
– Не надо никуда бежать.
– На опоясывавшую светлицу галерею вышел осанистый седобородый старик в теплом бархатном кафтане, накинутом поверх потертого камзола, вполне европейского по покрою, и сурово посмотрел вниз.
– Андрея, говорите, люди? Пошто пожаловали? Что, Овдеев ваш послал?
– Нет, у нас дело личное.
– Личное?
– Старик махнул рукой и закашлялся.
– Ну, дьявол вас раздери, поднимайтесь!
Парни вошли и тут же застыли, удивленно выкатив очи, - все стены просторной светлицы были увешаны парсунами… впрочем, какими там парсунами? Парсун - сиречь портретов - как раз было немного… Картины! Самые настоящие картины в резных рамках! Пейзажи, несколько напоминающие нормандские, море, целые морские сражения. Вон какой-то огромный корабль - галион - с испанским красно-желтым «крепостным» флагом повернулся высокой кормой к целой своре юрких суденышек, на мачтах которых трепетали леопарды, золотые королевские лилии и красный крест Святого Георгия на белых, рвущихся ветром полотнищах. И - здесь же, в углу - замок-гора, французское рукотворное чудо!
– Красиво как!
– восхищенно прошептал Митрий.
– Господи, это ж Мон-Сен-Мишель!
– Бывали в иных странах?
– Хозяин хором окинул гостей пристальным взглядом.
– Бывали, - кивнул Иван.
– Ну, брате ваш,
– Андрей про свою службу никогда не рассказывал.
– Старик нахохлился, сразу сделавшись похожим на какую-то хищную птицу.
– Да и не должен был, все ж не его - государевы тайны. Впрочем, про вас я, кажется, слышал… Ну-ко, назовитеся!
Парни торопливо представились.
– Так-так, - покряхтел хозяин.
– Значит, ты - Иван, а ты - Митрий… Постойте-ка, кажется, у вас еще третий должен быть?
Митька тряхнул головой:
– Ну да - Прохор. Только он сейчас не пошел - дела.
– Ну, присаживайтесь, коли так, - милостиво кивнув, старик покричал: - Телешка! Телеша!
Чуть скрипнув дверью, возник шустроглазый отрок:
– Звал, господине?
– Звал, звал… Вина гостям принеси… Впрочем, нет - рому!
Усадив гостей на широкую лавку, старик отодвинул от стены резной столик и с видимым облегчением уселся в широкое кресло:
– Сейчас выпьем… Расскажете, зачем пришли. Что-то не верю я, что просто навестить старика да о брате убиенном вспомнить.
– Убиенном?!
– едва не опрокинув столик, разом вскочили оба.
– Так Андрей Петрович, что…
– Вот именно, - грустно оборвал их старик.
– Кашлял он, правда, сильно, что верно, то верно, но умер быстро, можно сказать, в един миг. Едва проснулся - и сразу умер. Думаю - яд.
Ребята переглянулись:
– А он что-нибудь ел с утра или пил?
– Ну, пил, конечно. И квас всегда на ночь брал, малиновый, из сушеных ягод.
– В доме были чужие?
– А-а-а, - отмахнулся Гермоген.
– Вот и мы с Джоном на слуг подумали. Не сразу, конечно, уже потом, когда разбираться стали. Я уж говорил Овдееву - дескать, странно брат умер, а он лишь усмехался да отмахивался - хоромы, говорит, на пустом-то месте не стройте. Какие, мол, доказательства? А какие у нас доказательства? Так, одни домыслы. Ну, вот чувствую я - не сам по себе умер брат, царствие ему небесное!
Хозяин, а следом за ним и гости перекрестились.
– На Троицу заезжали на погост… помянули, - тихо произнес Иван.
– Хороший человек был Андрей Петрович, земля ему пухом.
– Так вы что-то говорили о доказательствах?
– встрял Митька.
– Скорее - об их отсутствии, - грустно засмеялся старик.
А Митрий не отставал:
– И все же? Ведь что-то ваше подозрение вызвало? Окромя внезапности смерти.
– Да вызвало… - Хозяин задумался, поглаживая бороду. Бесшумно вошел Телеша, слуга, расставил чарки и нехитрую снедь. Выпили. Ром оказался крепок, Иван с Митрием схватились за горло.
– И где только вы такое питье достаете, Гермоген Петрович?
– отдышавшись, поинтересовался Митька.
– Чай, иноземные корабли в Москву не ходят.
– Корабли-то не ходят, - посмеялся Гермоген.
– Да англичан - аглицких немцев - хоть пруд пруди. Вот приносят по старой памяти. Я ведь у них, при Елизавете еще, много служил…
– Ага, - задумчиво протянул Иван.
– Так это, значит, вас царь Иоанн в Англию направил?!
– А ты откель знаешь про царя-то?
– Да слышал. И про посольство ваше - тоже.