Ответный удар

Я не стал ему говорить, что в прошлой жизни проходил стажировку на шахте, когда готовился захватить завод рейдерским налетом. Вместо этого я улыбнулся:

— Знаете, Семен Прокопьевич, в нашем деле главное — уметь слушать. И людей, и саму шахту. Вот вы сегодня, когда в воде прятались, как поняли, где воздух искать?

— Так она сама подсказала, — он провел морщинистой ладонью по бороде. — Вода-то. По ней же видно, где пузырь воздушный…

— Вот-вот. Главное слушать и понимать. А остальному можно научиться.

За окном послышался гудок, заступала ночная смена. Где-то в глубине шахты ровно гудели насосы, очищенный воздух тек по новым вентиляционным трубам.

Утро началось в новой диспетчерской, оборудованной прямо в здании бывшей маркшейдерской. Пока электрики монтировали последние приборы, я наблюдал за реакцией шахтного руководства.

Степанов с плохо скрываемым недоверием разглядывал огромное световое табло во всю стену:

— И что, прямо из забоя будут данные поступать?

— Именно, — я указал на ряды циферблатов. — Вот здесь показатели метана, тут — температура, здесь — давление в гидравлической системе. А вот эта красная лампа…

Договорить я не успел — лампа вдруг вспыхнула, и тут же раздался пронзительный звонок.

— Ну и громкость! — вздрогнул Ершов.

— Не пугайтесь, — улыбнулся я. — Это просто бригада Коровина начала работу в новой лаве. Видите? — я показал на прибор. — Концентрация метана чуть выше нормы. Раньше бы об этом узнали только через час, когда замерщик дойдет. А теперь мы получаем сведения в ту же секунду.

Я повернул рукоять вентиляционного регулятора. Стрелка прибора дрогнула и медленно поползла вниз.

— Во до чего техника дошла, — прошептал Ершов. — Прямо как в книгах…

Рудаков жадно всматривался в показания приборов:

— А вот эти цифры — это что?

— Почасовая выработка. Каждые тридцать минут бригадир будет отмечать результат. Видите шкалу? Зеленая зона — норма, желтая — отставание, красная уже совсем плохо.

— А не наломают дров? — нахмурился Степанов. — Начнут гнать план, забывая про крепление.

— Для этого вот эти датчики, — я указал на другой ряд приборов. — Они следят за состоянием кровли. Малейший прогиб, тут же раздается сигнал тревоги.

В диспетчерскую заглянул молодой мастер:

— Леонид Иванович! В третьем западном все готово для внедрения новой системы.

— Идемте, посмотрим, — я повернулся к остальным. — Степанов, Рудаков, с нами. Будем внедрять систему Гастева.

В третьем западном штреке бригада хронометристов под руководством инженера Бажова, присланного из Центрального института труда, заканчивала разметку рабочих мест.

— Вот смотрите, — Бажов развернул схему. — Разделяем процесс на операции. Отбойка, погрузка, крепление — все по отдельности. Каждое движение выверено, каждая минута на счету.

Коровин, внимательно слушавший объяснения, покачал головой:

— А не потеряем качество? Тут ведь как: пласт капризный, к нему подход нужен.

— В том-то и дело! — оживился я. — Мы не просто движения считаем. Мы лучший опыт берем. Вот ваш Семеныч — он же как уголь рубит? Правильно, сначала пласт прослушает, потом примерится…

— Точно! — Коровин просветлел. — Он говорит: сперва послушай, потом бей!

— Вот это и зафиксируем. Чтобы каждый забойщик так работал. И время сократим, и качество сохраним.

Мы спустились в забой. Там уже установили новые светильники, ярко освещавшие рабочее пространство. На стенке штрека появилась доска показателей.

— Каждые полчаса будем отмечать результат, — объяснял Бажов. — Вот график, сколько нужно сделать. А вот факт, сколько сделали.

— И что, прямо в забое писать? — усомнился Рудаков.

— А вот смотрите, — я нажал на рычаг. Доска повернулась, открыв приборы. — Просто нажимаете на кнопку — и результат сразу виден и здесь, и в диспетчерской.

Степанов с уважением присвистнул:

— Ловко придумано…

Дальше мы прошли к погрузке. Там уже работал новый конвейер с автоматическим счетчиком вагонеток.

— Главное — ритм, — объяснял я. — Вот смотрите: забойщики знают, сколько нужно отбить за полчаса. Погрузка знает, сколько принять. Каждый следит за своим участком.

— А если собьются? — спросил Коровин.

— Для этого световая сигнализация. Отстает погрузка — загорается желтая лампа. Опасная ситуация — красная. Все на виду, все понятно.

К нам подошел пожилой забойщик:

— Леонид Иванович, а вот эти лампочки над конвейером — зачем?

— Это темп работы показывает. Видите, как мигает? Раз в десять секунд. Под этот ритм и работать надо.

— Как метроном, значит, — улыбнулся забойщик. — У меня дочка на пианино учится, там тоже такая штука стучит…

К концу осмотра даже скептически настроенный Степанов признал:

— Да, система толковая. Только вот что меня беспокоит: не все сразу поймут, не все примут.

— Поэтому начинаем с лучших бригад, — ответил я. — Вот Коровин со своими уже пробует. Покажут хороший пример, тогда остальные потянутся.

Мы поднялись на-гора, когда уже смеркалось. В диспетчерской ярко горело табло, цифры показывали: первая смена по новой системе перевыполнила план на двадцать процентов.

— И ведь только начали, — заметил Рудаков. — А что дальше будет?

— Дальше? — я улыбнулся. — Дальше будет стахановская система. Но об этом пока рано говорить.

Степанов удивленно поднял брови:

— Какая система?

— Неважно, — я прикусил язык. — Главное, мы сделали первый шаг. Соединили вековой опыт шахтеров с новыми методами работы. А остальное приложится.

За окном снова завыли гудки, это снова менялась смена. В свой вагон я вернулся затемно. Егорыч уже приготовил чай и свежие газеты.

— Как успехи, Леонид Иванович? — спросил он, расставляя на столе стаканы в серебряных подстаканниках.

— Движемся помаленьку, — я развернул рабочий блокнот. — Теперь надо все шахты постепенно на новые рельсы переводить. Время не ждет — военный заказ нужно выполнять в срок.