Овладей мной

Я сажаю Винсента в его автокресло и быстро пристегиваю ремнями, а затем быстро сажусь за руль. В панике я завожу двигатель и давлю на газ.

Только когда мы возвращаемся домой и я запираю за нами дверь, мне удается перевести дыхание.

Винсент плачет рядом со мной, и кажется, что у меня вот-вот случится нервный срыв.

Опускаясь на колени, я обнимаю своего сына.

— Прости, малыш. Мамочка испугалась и просто хотела убедиться, что мы в безопасности.

— Я… хотел… поиграть с Джонасом, — всхлипывает он, как будто его маленькое сердечко разрывается.

Я чувствую себя ужасно из-за того, как отреагировала, и утешаю своего мальчика, пока его рыдания не стихают.

— Мамочка загладит свою вину, хорошо? — Говорю я, вытирая слезы с его лица. — Мы вернемся завтра, и ты сможешь еще поиграть.

Винсент кивает, затем бормочет:

— Я хочу мороженое.

Поднявшись на ноги, я поднимаю Винсента на бедро и несу его на кухню.

— Как насчет того, чтобы мама приготовила попкорн, и мы посмотрели "Ледниковый период"?

Он кивает.

— И мороженое.

У моего ребенка нездоровое пристрастие к мороженому и всему сладкому, но сейчас меня это не волнует. Я позволю ему есть все, что у нас есть, чтобы загладить свое безумное поведение.

_______________________________

На следующий день, когда мы приходим на игровую площадку, Джонаса там нет.

— Я его не вижу, — жалуется Винсент.

— Иди поиграй с другими детьми, — подбадриваю я его. — Может быть, ты сможешь завести новых друзей.

Он вздыхает и, волоча ноги, идет ближе к группе детей.

Я нахожу свободную скамейку и не спускаю глаз с Винсента. Через некоторое время я оглядываю парк, и когда мой взгляд останавливается на Розали, мое сердце уходит в пятки.

Что за гребанная удача.

Когда она приближается ко мне, я замечаю, что поблизости нет охраны, и сегодня с ней нет ребенка. Она приветливо улыбается мне и садится рядом.

— Я сказала охранникам, чтобы они не попадались на глаза.

Я не могу даже улыбнуться. Мой взгляд по-прежнему прикован к сыну.

— Судя по твоей вчерашней реакции, я скажу, что являюсь последним человеком, которого ты хочешь видеть.

Я не могу оторвать глаз от сына, когда отвечаю:

— Охранники кое-что спровоцировали во мне. А не ты.

Мне так кажется. Я совсем не знаю эту женщину.

— Прости. Я не хотела тебя расстраивать, — бормочет она. — Я надеялась, что мы сможем подружиться.

Нет. Этого не произойдет.

Я качаю головой.

— У меня нет времени на друзей. Я полностью занята своим сыном.

— Я понимаю, — шепчет она. Встав, она колеблется. — Прости, что напугала тебя вчера. Я просто хотела познакомиться с другими мамами.

Чувство вины переполняет мое сердце, и, оторвав взгляд от сына, я смотрю на нее.

— Дело не в тебе, — пытаюсь объяснить я. — У меня социофобия.

Это еще мягко сказано, но это единственный способ объяснить, почему я такая, какая есть.

Она снова садится и одаривает меня сочувственной улыбкой.

— Мне тоже трудно общаться с людьми. По крайней мере, было трудно. Мне пришлось над этим поработать.

Ее признание заставляет меня немного расслабиться.

— Прости за мое безумное поведение, — говорю я, снова взглянув на Винсента. Он смеется, и этот звук успокаивает мой измученный разум.

— Не нужно извиняться, — отвечает Розали. — Ты не возражаешь, если я просто немного посижу здесь? Нам не обязательно разговаривать.

И теперь я чувствую себя дерьмово.

— Где твой сын? — спрашиваю я.

— Со своим отцом. — Она хихикает, ее взгляд останавливается на Винсенте, который корчит смешные рожицы маленькой девочке. — Твой сын очарователен.

— Спасибо.

— Вчера вечером Роман сделал свой первый шаг.

Когда мои глаза устремляются к ней, я вижу гордость на ее лице.

Улыбка изгибает мои губы.

— Это так здорово.

— Я вскрикнула от счастья, отчего он упал на задницу, — признается она.

Я усмехаюсь.

— Я была так взволнована, что Винсент начал плакать.

У меня странная боль в груди, потому что я впервые рассказываю кому-то о Винсенте и о том, каково это — быть мамой.

— Роману нравится книга, которую я ему купила.

Все еще чувствуя себя ужасно из-за своей вчерашней сумасшедшей реакции, я говорю:

— Мне действительно жаль, что я просто сбежала. Я хочу, чтобы ты знала, что ты ни в чем не виновата.

— Я понимаю. — Розали тепло улыбается мне. — Давай забудем об этом.

Все еще испытывая тревогу из-за того, что я ее не знаю, я спрашиваю:

— Чем занимается твой муж?

Не колеблясь, она отвечает:

— Он занимается грузоперевозками.

— А ты работаешь?

Она качает головой.

— Нет. Я полностью посвящаю себя ребенку. — Ее глаза встречаются с моими. — Ты владелица книжного магазина?

Я киваю.

— Да, я люблю книги, и это позволяет мне брать Винсента с собой на работу.

Наконец-то, когда есть с кем поговорить, я признаюсь:

— Я чувствую себя виноватой за то, что не отдала его в детский сад. Он не может вдоволь поиграть с другими детьми.

Она вздыхает.

— Я тоже не отдам Романа в детский сад. — С надеждой в глазах она говорит: — Может быть, мальчики смогут играть вместе?

Прежде чем я успеваю придумать, что ответить, ко мне подбегает Винсент.

— Я хочу пить, мамочка.

Я достаю из сумки упаковку его сока и протягиваю ему.

— Пей медленно.

Он высасывает половину сока, сует коробку обратно мне в руку и бежит обратно к своим друзьям.

— Это странно, что я не могу дождаться, когда Роман достигнет этого возраста, но в то же время я не хочу, чтобы он взрослел? — Спрашивает Розали.

— Нет, это совсем не странно, — хихикаю я.

— Действительно ли первые три года самые тяжелые, как говорят? — спрашивает она.