Память льда
Шрифт:
Мужество солдат Дуджека Однорукого пугало Мхиби. Внутри ее собственного одряхлевшего тела обитал сокрушенный дух. Женщина прекрасно понимала, что опорочила себя трусостью, запятнала собственное достоинство. Кто она теперь? Никто. Пожалуй, уже и не мать. Никчемный пустой сосуд. Исчезни она, соплеменники ее даже и не хватятся.
«Дочь допивает мои жизненные соки. Теперь я вижу ее лишь издали, да и то не каждый день. Еще не женщина, но уже и не девочка. Серебряная Лиса стала выше ростом, раздалась в бедрах, у нее налились груди и еще сильнее округлилось лицо. Она все больше становится похожей на Рваную Снасть, а малазанская колдунья явно не была тростиночкой.
Сзади к повозке подъехал всадник в запыленном плаще. Он натянул поводья, останавливая норовистого скакуна. Сквозь поднятое забрало шлема виднелись короткая седая бородка и жесткие серые глаза.
— Ну как, Мхиби, со мной ты будешь говорить или тоже прогонишь? — спросил он, заставляя лошадь идти вровень с повозкой.
— Мхиби? Эта женщина мертва, — ответила она. — А ты, Скворец, можешь оставаться, если тебе нравится глядеть на труп.
Она видела, как малазанец стащил с широких, покрытых шрамами рук перчатки из дубленой кожи, а затем долго смотрел на них, положив на луку седла.
«Вроде бы грубые руки каменщика, но есть в них, однако, и своя привлекательность. Да любая живая женщина пожелала бы их прикосновения. Вот именно, живая…»
— Хватит болтать глупости, Мхиби. Нам нужен твой совет. Корлат рассказывала мне о твоих вещих снах. Как я понял, ты говорила ей о… какой-то страшной беде, которая якобы неумолимо надвигается на нас. Не пытайся отрицать. Я же вижу: даже сейчас в твоих глазах вспыхнул неподдельный ужас. Прошу тебя, поведай мне о своих видениях.
У рхиви бешено заколотилось сердце. Она через силу рассмеялась.
— Что за глупость вас всех обуяла? Вы, никак, собрались биться с моим врагом? Сражаться, даже не зная, кто он? Ты готов выхватить меч и занять мое место?
— Да, если это нам поможет, — без тени улыбки ответил Скворец.
— В этом нет нужды. Тот враг, что гонится за мной во сне, рано или поздно приходит ко всем. Однако мы пытаемся смягчить его истинный облик, который нас пугает… И он становится просто человеческой фигурой, неясной и размытой, как в сумерках. Даже увидев оскал черепа… мы вздрагиваем, а потом убеждаем себя, что в нем нет ничего страшного. Нам становится намного спокойнее. Мы строим храмы, дабы облегчить себе переход в мир вечности. Мы возводим курганы.
— Так твой враг — смерть? — с усмешкой спросил командор. — А я-то думал… Слушай, Мхиби, мы же с тобой не дети, чтобы бояться смерти.
— Думаешь, смерть — это оказаться лицом к лицу с Худом? — презрительно бросила рхиви. — Неужели, Скворец, это видится тебе именно так? Тогда ты глупец! Худ — это маска, за которой прячется тот, кто недоступен твоему пониманию. Но я-то видела! Я знаю, что меня ожидает!
— Значит, ты больше уже не торопишься оказаться по ту сторону?
— Прежде я ошибалась. На протяжении многих лет заблуждалась. Я верила в духов предков. Мне казалось, будто я их чувствую. Однако на самом деле все это — просто легенды. Воплощение памяти. Человека поддерживает его собственная сила воли, а вовсе не духи предков. Да, сила воли, и больше ничего. Стоит ей исчезнуть, и все потеряно. Навсегда.
— Неужели мир забвения, куда попадают умершие, настолько ужасен?
Мхиби вцепилась в стенки повозки. На посеревшем дереве остались борозды от ее острых ногтей.
— Ну почему малазанцы не понимают простых вещей? В том мире нет забвения! Представь себе
место, наполненное осколками воспоминаний. Воспоминаний боли и отчаяния — эти чувства глубже всего врезаются нам в душу. — Разговор утомил женщину. Она вновь откинулась на подстилку и закрыла глаза. — Любовь, Скворец, развеивается, будто пепел на ветру. Даже твоя сущность и та тебя покидает. А то, что от тебя остается, обречено целую вечность мучиться от боли и ужаса. Причем не только твоих собственных. Тебе передаются боль и ужас всех, кто когда-либо жил на этом свете. В своих снах… я вижу себя стоящей на самом краю. Во мне не осталось сил. Воля ослабла. Я понимаю, что умираю, и лицезрю свое будущее. Я вижу, кто с таким нетерпением ждет меня, вместе со всеми моими воспоминаниями и болью. — Мхиби открыла глаза и поймала на себе взгляд собеседника. — Это и есть настоящая пропасть, Скворец. Бездна. Никакие сказки и легенды не сравнятся с тем, что я видела. Ненасытная бездна.— Иногда сны — не более чем отражение наших страхов, — возразил малазанец. — Тебе видится возмездие за совершенные ошибки.
— Уйди с глаз моих долой! — потребовала Мхиби и отвернулась.
Она поплотнее надвинула капюшон, отгородившись от окружающего мира — всего, что лежало за кривыми щербатыми досками днища повозки.
«Уходи, Скворец. Я не хочу слушать твои слова. Они — ненадежные доспехи, которыми ты прикрываешь собственное невежество. Или у малазанцев принято вот так разговаривать с женщинами? Ты не можешь ответить мне одной фразой, простой и жестокой.
Имей в виду: я — неподходящий камень для твоих грубых рук. Ты мигом затупишь о меня свое зубило… Может, в твоих словах и есть определенная мудрость. Только ей не достичь моего сердца…»
Скворец легким галопом поскакал вперед. К тому времени, когда он добрался до авангарда малазанцев, и всадник, и лошадь вдоволь наглотались пыли. Дуджек Однорукий ехал в сопровождении Корлат и Круппа. Толстый даруджиец восседал на муле и яростно молотил руками воздух, отгоняя насекомых.
— Комары, — изрек он, — это сущая чума, доводящая Круппа до отчаяния!
— Ничего, скоро их сдует ветром, — проворчал верховный кулак. — Мы подъезжаем к холмам.
Корлат наклонилась к Скворцу и спросила:
— Ну, как там она?
— Да все так же, — поморщился седобородый командор. — Дух у нее под стать телу: уставший и истерзанный. Мхиби преследуют видения смерти. Неудивительно, что и мир вокруг представляется ей ужасным.
— Серебряная Лиса говорит, что мать совсем забыла о ней. Отсюда ее желчность. Сколько я ни уговаривала ее ехать вместе с нами — ни в какую не соглашается. Она больше не рада нашему обществу.
— И она тоже? По-моему, если Серебряная Лиса хочет видеть мать, нет ничего проще, чем найти Мхиби. Просто две упрямицы ведут между собой войну. Одиночество губительно для девчонки. Особенно сейчас.
— Ты все верно понял, — кивнула тисте анди, — Серебряная Лиса очень похожа на мать.
Скворец протяжно вздохнул. Мысли разбегались: командор сильно устал. Нога по-прежнему болела. Ночами он почти не спал. До сих пор не было никаких вестей о судьбе Парана и сжигателей мостов. Магические Пути сделались непроходимыми. Положение Капастана тоже оставалось неизвестным. Самое скверное, если осада города уже началась, а он и понятия об этом не имеет. Командор стал жалеть, что опрометчиво отослал всех черных морантов. Армии Дуджека Однорукого и Каладана Бруда двигались навстречу неизвестности. Даже вездесущая Карга и та не появлялась вот уже больше недели.