Память льда

«Кто бы мог подумать, что магические Пути подвержены заразе…»

— Тригалльцы опаздывают, — пробормотал Дуджек Однорукий.

— Наверняка лишь немного задерживаются, о чем Крупп оповещает всех и каждого. Вспомните их последнее появление. Они приехали почти в сумерках. Переднюю повозку везли всего три лошади. Остальных убили по дороге. Четверо пайщиков бесследно исчезли, а их души и состояние унесли ветры преисподней. А что хозяйка каравана? Она была чуть ли не при смерти. Словом, друзья мои, предзнаменование яснее некуда: магические Пути стали невероятно опасными. И чем ближе мы подходим к Паннионскому Домину, тем больше вреда причиняет сия… хм, вредоносная порча. Прошу прощения за тавтологию.

— И все же ты настаиваешь на продолжении поставок.

— Да, верховный кулак! Крупп настаивает на этом. Тригалльская торговая гильдия безукоризненно соблюдает взятые на себя обязательства. Рискну повториться: этим людям важнее не собственная шкура, а репутация заведения. Не стоит их недооценивать. Ныне наступил день доставки припасов. А посему указанные товары будут доставлены сполна. И если тригалльцы учтут пожелания Круппа, то среди прочего нам привезут также и превосходное снадобье от комаров, изготовленное лучшими алхимиками Даруджистана!

— Где мне искать Серебряную Лису? — спросил Скворец, нагнувшись к Корлат.

— В самом хвосте, позади колонн и обозов.

— Кто-то за ней приглядывает?

Тисте анди растерянно покосилась на него:

— А разве в этом есть необходимость?

— Откуда я знаю! — огрызнулся малазанец. Но тут же, спохватившись, добавил: — Прости, Корлат… Попробую ее разыскать.

И, развернув лошадь, командор поскакал в обратную сторону.

— Терпение все истончается, — заключил коротышка-даруджиец, — чего никак не скажешь о самом Круппе. И в этом есть неоспоримое преимущество, ибо все грубые слова пролетают у него над головой без всякого вреда и теряются в эфире. А те ядовитые стрелы, что направлены ниже, ах, они лишь отскакивают от утеса невозмутимости Круппа…

— От его внушительного брюха, ты хотел сказать, — заметил Дуджек Однорукий, выплевывая набившуюся в рот пыль.

— В ответ на этот выпад верховного кулака Крупп может лишь пожать плечами и благосклонно улыбнуться. Солдатская прямолинейность. Она напоминает Круппу о том, что походная жизнь весьма отличается от привычного для него существования в благословенном Даруджистане. Должен заметить, подобное заявление послужило бы неплохим противоядием от укусов двуногих крыс и от утонченных издевок знати. Признаться, Круппу привычнее булавочные уколы, однако у него хватит сил выдержать и удар молота. Что сделает Крупп, услышав слова досточтимого Дуджека? О, он всего лишь глубоко вздохнет… правда, не настолько глубоко, чтобы засорить горло пыльным зловонием окружающей природы. Разум нуждается в проворстве, и мощному интеллекту Круппа следует перестроиться, дабы с одинаковой легкостью чувствовать себя и среди мягкого шелеста нарядов на каком-нибудь балу, и среди оглушительного топота солдатских сапог на марше.

— А ты все-таки сумел его зацепить, — шепнула Дуджеку Корлат.

Верховный кулак улыбнулся — совсем как мальчишка, довольный тем, что шалость удалась.

Скворец отъехал в сторону и остановился на обочине, дожидаясь подхода арьергарда. Куда бы командор ни поворачивал голову — везде взгляд его натыкался на рхиви. Они двигались поодиночке или небольшими группами, неся на плечах копья. Почти коричневые от загара, кочевники легко ступали по равнинам и холмам, неутомимо проходя внушительные расстояния. Параллельно с колонной, приблизительно в одной трети лиги к северу, гнали стада бхедеринов. Пространство между ними было заполнено рхиви, снующими в обе стороны. Пока Скворец ждал, в направлении стада проехала пустая повозка. Сейчас она возвращалась обратно, тяжело нагруженная тушами быков.

«Неумолимый закон: смерть одних во имя жизни других», — невесело усмехнувшись, подумал командор.

Арьергард был уже виден. Обозы окружали малазанские отряды, достаточные по численности, чтобы отразить внезапное нападение с тыла и продержаться до подхода основных сил. Скворец достал фляжку и сделал несколько глотков, пристально рассматривая своих солдат.

Удовлетворенно кивнув, он пустил коня шагом, щурясь в клубах пыли, которыми был окутан арьергард.

Он не сразу заметил Серебряную Лису. Казалось, та нарочно предпочитала эту пыльную завесу, чтобы ничто не нарушало ее уединения. Ее манера идти настолько напоминала походку Рваной Снасти, что Скворец невольно вздрогнул. В двадцати шагах позади нее, с арбалетами на плече, двигались две малазанки в форме военных моряков, обе в шлемах с опущенным забралом.

Командор пропустил всех трех женщин вперед, а затем тронул поводья лошади. Вскоре он уже ехал рядом с морячками. Заметив Скворца, обе ограничились короткими кивками. В бою и на марше малазанский устав освобождал солдат от излишних церемоний.

— Что, командор, захотелось отведать пыли? — спросила одна из женщин.

Скворец кивнул и, в свою очередь, поинтересовался:

— Интересно, а вот вы обе каким образом заслужили такую привилегию?

— Мы сами вызвались, — ответила вторая морячка. — Это же Рваная Снасть. Пусть она и называет себя теперь Серебряной Лисой, нас не одурачишь. Она была и остается нашей кадровой колдуньей.

— И вы добровольно возложили на себя обязанность охранять ее?

— Да, командор. Мы перед ней в долгу. В свое время ее магия спасла нам жизнь.

— Полагаете, вас двух достаточно?

Первая женщина чуть приподняла забрало и усмехнулась:

— Да будет вам известно, командор, мы с сестрой очень хорошо умеем убивать. По две стрелы за семьдесят ударов сердца запросто пускаем. Коли нет стрел, берем в каждую руку по мечу — и вперед. А если и стрелы сломаются, то мы и стилетами не побрезгуем.

— В крайнем случае, командор, — прорычала другая, — будем врагов зубами грызть.

— Славные сестрички, нечего сказать. Сколько же, интересно, у вас было братьев?

— Семеро. Только они дома не задерживались. Чуть подрастут — и кто куда. И папаша тоже свалил, но мамке нашей, по правде говоря, без него стало гораздо лучше.

Скворец подъехал еще ближе и закатал левый рукав. Наклонился, не слезая с коня, и продемонстрировал собеседницам свое предплечье.

— Видите шрам? — спросил он. — Нет, не тот, а вот этот.

— Славный укус, — одобрила одна из морячек. — Только зубки больно уж маленькие.

— Моей сестричке, этой крохотной ведьме, было тогда пять. А мне — шестнадцать. Первый бой, в котором я потерпел поражение.

— Наверное, потом эта храбрая девчонка стала отличным солдатом?

Командор разогнулся, поправляя рукав.

— Нет. Когда сестренке исполнилось двенадцать, она покинула родительский дом. Сказала, что намерена выйти замуж за короля. Или за принца. Сейчас уж точно и не помню. Только с тех пор я ее ни разу не видел и ничего о ней не слышал.

— Уверена: она своего добилась, — сказала первая женщина. — Если хоть немного пошла в брата…

— А вот теперь я чуть не подавился. И не только пылью, — скороговоркой произнес Скворец и направился к Серебряной Лисе.

— Теперь они готовы умереть за тебя, — сказала ему колдунья, как только малазанец подъехал поближе. — Я знаю: ты делаешь это не нарочно. Нет никакого расчета в том, что проявляешь человечность. Это и делает тебя таким… смертельно опасным.

— Тогда неудивительно, что ты прячешься от всех нас и идешь здесь, в самом конце.