Патриций

Свет факелов быстро удалялся, и вот уже только маленькие искорки маячили вдали. Судя по направлению, отряд двигался в деревню.

Вернувшись на виллу, Юний в задумчивости повалился на ложе, слушая, как хлещет вода с крыши. Кто же эта пленница? Неужели колдунья? Тогда ее точно казнят, сожгут или утопят. Впрочем, какая разница? Что за дело преуспевающему - нет, скажем так - намеренному преуспевать - молодому юристу до какой-то сельской колдуньи или воровки? Колдунов надо топить, а ворам и убийцам - отрубать руки и головы, чтоб неповадно было творить зло; с этим уж не поспоришь. Вот только почему-то жаль было девушку, больно уж несчастной и беззащитной та выглядела. Да еще и песню хорошую пела. Если это правда она… Да как не она? Толстый возница, что ли?

Немного поворочавшись, Юний заснул и проснулся как раз вовремя - за дальними лесами, за холмами, за рекой вставало солнце. Тускло-желтое, маленькое - с голову ребенка, - оно пряталось за плотной пеленой светло-серой облачности, смутным призраком отражаясь в холодных водах Рейна. Снаружи было довольно тепло, только сыро - хорошо хоть дождь кончился, а ведь барабанил всю ночь, достал всех, подлюка.

Юний и его люди в силу сложившихся обстоятельств обязательно должны были присутствовать на похоронах Кальвизия, а до тех оставалось еще три дня - нет, уже два или около того. Сорваться за реку прямо сейчас не получится - не хотелось обижать хозяев, невежливо это было бы, нехорошо по отношению к покойному. Еще вчера Рысь сильно огорчала эта задержка, а сегодня он уже и сам не против был подождать. Только вот хорошо бы сходить в деревню, проветриться, чего зря сиднями на вилле сидеть? Заодно и Октавия навестить - похоже, он пережил налет относительно благополучно, если не считать разбитых задних ворот, угнанного с пастбища скота да пары сожженных крыш.

–  Что ж, съезди, - кивнул Феликс.
– Я дам лошадей.

–  Да, - вспомнил Юний.
– Ты случайно не знаешь, кто из деревенских любит малевать на щитах изображение вепря?

–  Да все они любят, - Феликс засмеялся.
– Вепрь - священное животное херусков. Ну, может, не всех, но тех, кто здесь осел, точно.

–  Спасибо за сведения, - поблагодарил Рысь.
– Еще один вопрос. Колдуний, воров и прочую подобную публику здесь судят по римским законам?

–  Римляне - да. А остальные… Здесь ведь не город.

–  Понятно. А кто такие Эвдальд и Фредегар, ты не знаешь?

–  Фредегар - крепкий, скуластый?
– Феликс вскинул глаза.

–  Да, именно так.

–  Он служит Эрлоину, хозяину постоялого двора.

–  Вот как? А такой Эвдальд, круглолицый, толстый, с вислыми такими усиками?

–  Этот тоже на постоялом дворе крутится, неоднократно видал там его. Кажется, он доверенное лицо Эрлоина.

–  Отлично.
– Юний потер руки.

По крайней мере, теперь было ясно, куда ехать. Нет, не на постоялый двор - там Рысь недавно был, и слишком частое его появление выглядело бы весьма подозрительно. Где-нибудь рядом… Скажем, почему бы не навестить Гретиария, старого заслуженного ветерана, геройски сражавшегося с варварами на вилле Кальвизия? Боги сохранили старику жизнь, но, увы, отняли собственность - варвары сожгли и разграбили его поместье. Что ж, навестить, выказать сочувствие - вполне благое и не вызывающее никаких подозрений дело.

Взяв на хозяйской конюшне лошадей, Юний прихватил с собой Арминия и понемногу оправившегося от раны Эрнульфа. Мог бы, конечно, их и не брать, да только путешествовать одному, без слуг, считалось зазорным для любого мало-мальски приличного человека, а Рысь относил себя именно к таковым. Все ж таки юрист, а не пугало огородное!

Тусклый солнечный свет размазывал по мокрой траве скользящие тени всадников, под копытами коней хлюпала жирная грязь. Махнув рукой на бесполезную дорогу, Юний свернул, срезая часть пути лугом, приятно-зеленым, с желтыми солнышками мать-и-мачехи и сверкающими зеркалами проплешин-луж. В лужах отражалось низкое желто-серое небо и летящие клином птицы - журавли или аисты.

Когда впереди показалась деревня, Юний осадил коня на поскотине и, обернувшись к своим спутникам, предупредил:

–  С деревенскими по пути не болтайте.

Эрнульф усмехнулся:

–  Да мы и не думали, патрон. С чего ты взял? Вообще-то мы зря здесь встали - слишком уж открытое место. Привлекаем внимание.

–  Тогда едем, - согласился Рысь.
– Арминий, ты чего такой кислый?

–  Да так.
– Здоровяк отмахнулся и сконфуженно покраснел.

–  Приставал вчера ночью к кухарке, - мстительно пояснил Эрнульф.
– И так оглушительно, что мешал всем спать.

–  Молодец!
– Юний подмигнул Арминию, от чего тот еще больше сконфузился.
– Ну и как успехи?

–  Да так…

–  Никаких, говоря по правде!
– снова встрял в беседу Эрнульф.

Юний рассмеялся и, подогнав коня, выехал на широкую дорогу, ведущую мимо постоялого двора Эрлоина и дальше, за околицу деревни.

Когда проезжали, распоряжавшийся во дворе слугами корчмарь заметил их и даже помахал рукою, но разговаривать не стал, слишком уж далеко было, да и не выказывал он никакого интереса к беседе. Сейчас Эрлоина заботило куда более важное дело, нежели встреча гостей. Тризна! Вот о чем болели головы у всех жителей деревни. Казалось бы, не такое уж и сложное дело - Рысь читал у Тацита о том, что на похоронах германцы вовсе не стремятся к особой пышности, сжигая на погребальном костре одно лишь оружие покойного, иногда коня. Курганов не насыпают - берегут пашни, с таким трудом отвоеванные у леса, и довольствуются лишь небольшим холмиком из дерна. Также на могилах не ставят пышных памятников и надгробий, считая, что все это будет давить на погребенного. В общем, по мнению молодого юриста, похоронная церемония у местных жителей в тщательной подготовке не особенно-то нуждалась. Так, собрать лесин для костров - да мало ли поблизости сухостоя?

–  Интересно, где захоронят убитых?
– проехав корчму, задумчиво протянул Юний.
– Наверное, близ священной рощи, где всегда.

–  Может быть, - тронув поводья коня, Эрнульф подъехал ближе к патрону.
– А могут и выбрать другое место - уж больно много погибших.

–  Посмотрите-ка!
– вдруг воскликнул Арминий.
– Не там ли вилла бедняги Гретиария?

Он показал рукой на дымящиеся остатки ограды и срубов, маячившие впереди, за вырубленным орешником. И кому он помешал?

–  Да, похоже, это так и есть, - присмотревшись, согласно кивнул Рысь.
– Вот не повезло бедолаге! Гляди-ка - одно пепелище.

Подъехав ближе, всадники спешились, и Юний, передав поводья Арминию, подошел к высокому шалашу, наскоро устроенному из жердей и еловых веток. Внутри, у сложенного из круглых камней очага, на маленькой скамеечке кутался в старый плащ седой ветеран - сухощавый, но все еще крепенький, сильный.

–  Аве, уважаемый Гретиарий.

Хозяин сожженной усадьбы поднял глаза и улыбнулся, узнав гостя:

–  Рад, что заглянул ко мне, Юний. Как видишь, мне даже негде принять столь уважаемого посетителя.

–  Ничего, - входя, усмехнулся Рысь.
– Главное - жив ты сам и жива твоя супруга.

–  Да, - Гретиарий горестно покивал.
– Жаль, разбежались рабы… Правда, остались колоны и арендаторы. Так что еще не все потеряно, еще отстроюсь. Зять должен помочь. У меня дочь в Вангионах, замужем за Валерием Фусом, торговцем скотом, может, слыхали?

–  Слыхали.
– Юний уселся на предложенный пень.
– Может, пока строишься, поживешь на постоялом дворе?

–  Нет.
– Гретиарий упрямо сжал губы.
– Трактирщик Эрлоин - варвар, как и все в их деревне. А у нас тут, на границе, испокон веку так было: римляне и варвары - отдельно. Это в городах все перемешалось, так что уже и не поймешь, где варвар, а где римлянин. Здесь - наоборот.

–  То есть отношения у тебя с Эрлоином плохие?

–  Да их вообще нет, - усмехнулся ветеран.
– Они, то есть деревня, сами по себе. Ну, римскому правлению, подчиняются, конечно, а так… - Гретиарий проследил, как вошедший с улицы слуга осторожно поставил на очаг медный закопченный котел.