Патриций
Шрифт:
– Приехали, - вылезая, хохотнул Адоберт.
– Кинь-ка вон ту веревку, римлянин!
Привязав челнок, юноша помог выбраться на мостки Эрнульфу и, что-то быстро сказав напарникам - еще двум парням, - скрылся в ольховых зарослях, тянувшихся до самой излучины.
«Как у нас, - посмотрев на ольху, с легкой грустью подумал вдруг Рысь.
– Ольха, челны, плес… И река - широченная, словно море».
Нырнув в кусты, Юний выбрался на узенькую тропинку, ведущую через холм к синеющему вдалеке лесу. Впереди виднелись Адоберт с Эрнульфом, а сзади, коротко переговариваясь, шагали парни с челна. По обеим сторонам тропинки зеленела молодая
Не доходя до леса, тропинка раздваивалась, и видно было, как Адоберт с идущим следом за ним Эрнульфом свернули влево и прямо по траве пошли к белоствольной березовой рощице… Юний, подумав, тоже направился к ним.
– Пей, римлянин!
– Адоберт протянул Рыси туес из коры, наполненный вкуснейшим березовым соком.
– Небось никогда такого и не пил раньше?
– Ну да, как же, - напившись, Юний вытер губы ладонью.
– Нашел, чем удивить - березовицей. В наших местах ее знаешь сколько?
– Это в Риме-то? Или, может, в Могонциаке?
– насмешливо прищурился парень. Юркий, проворный, тощий, с длинными темно-русыми волосами вокруг узкого лица, он чем-то напоминал хищную камышовую кошку. Напряжен был, словно стрела.
– Остынь, мальчик, - засмеялся Рысь.
– И не называй меня римлянином. Знаешь, я родом из очень далекой отсюда земли. Куда мы идем? В деревню?
– Увидишь! Давай шагай.
Подобный тон очень не нравился Юнию, и он уже подумывал, как бы пообиднее проучить мальчишку, как вдруг впереди, за деревьями, вдруг послышалась песня:
За рекою за быстрою Леса стоят дремучие, Огни горят великие…Ах, вон оно как!
Не выходя на поляну, Юний остановился, прижался щекой к теплому стволу березы и тихо запел:
Вокруг огней скамьи стоят, Скамьи стоят дубовые, На тех скамьях добры молодцы, Добры молодцы, красны девицы…– Кто?
– оборвав песню, вышла к березам Вента - ну а кто ж еще-то?
– Кто только что пел?
– Добры молодцы, красны девицы, - нараспев повторил Рысь и продолжил на полузабытом языке отца.
– По здорову ли ты, дева?
– По здорову.
– В синих глазах девушки вдруг заблестели слезы.
– Так ты из наших, - улыбнулась она.
– Теперь понятно, почему ты меня спасал. Знаешь, вот уж никогда бы не подумала!
– Что, не похож на словенина?
– Нет, - Вента прищурила глаза, уже без слез, уже со смешинкой.
– Хотя… Если хорошо присмотреться. И нос у тебя наш - чуть курносый, и глаза - как наше небо, про волосы я уже и не говорю - как копна спелой пшеницы. Давно ты среди римлян?
– Двенадцать лет.
– А я - шесть.
– Девушка подошла ближе.
Мокрые, еще не успевшие высохнуть волосы ее блестели серебром, в
синих, широко распахнутых глазах отражалось солнце, розовые, чуть припухлые губы растянулись в улыбке, на щеках заиграли ямочки, а на длинных, загнутых кверху ресницах повисли жемчужины - капли дождя? Слезы? Рысь ощутил, как захолонуло сердце. Так захотелось вдруг обнять эту северную красавицу, обнять крепко-накрепко, повалить в траву, целуя пухлые губы…– Идем, - вдруг жестко произнесла она.
– В деревне будет с тобой разговор.
– Ну, надо же!
– Откуда мы знаем - можно ли тебе доверять? Да, если бы не ты, меня бы казнили. Но очень может быть, что ты спас меня в каких-то своих, только лишь тебе выгодных целях. Римляне - коварный и хитрый народ, а ты жил среди них слишком долго. Идем, и не вздумай бежать!
– Интересно, и куда здесь можно от вас убежать?
– расхохотался Юний.
– Обратно за реку? Боюсь, что и меня там сразу же схватят.
– Твои дела, - оборвала шутку Вента.
– А ведь мы с тобой так хорошо разговаривали.
– И поговорили бы еще, будь я сама по себе, - скосив глаза на своих парней, усмехнулась девчонка.
– Но за мной люди, и я отвечаю за них.
– Нелегкая ноша, - кивая, заметил Рысь.
Дальше шли молча, даже когда впереди показалась деревня - огороженное высоким частоколом местечко в десяток домов. Идущая впереди Вента лишь молча кивнула на узенький мостик, переброшенный через широкий, наполненный водой ров.
Завидев девушку, в раскрытых воротах замахали руками воины, в одном из которых Юний признал Илмара Два Меча, остальные же были ему незнакомы. Хотя… Ага, вон, за плечами Илмара промелькнула сутулая фигура Флакса. Выжил-таки, старина! Славно. Значит, и Арминий уже там, в деревне - или, лучше сказать, в крепости. Все живы! Нечасто, ох как нечасто такое случается, скорее бывает наоборот.
Их проводили в большой бревенчатый дом, окруженный обширным палисадником и забором. Судя по размерам, это было жилище старосты или, может быть, жреца. Сразу напротив входа располагалось обширное помещение, освещаемое двумя глиняными светильниками, справа, в углу, виднелся очаг, а посередине, вернее, чуть слева - большой стол и скамейки. У стола, пристально рассматривая вошедших, сидел седобородый старик с морщинистым умным лицом и пронзительным взглядом светлых, глубоко посаженных глаз.
– Рад видеть вас у себя в гостях, - сказал старик на латыни, довольно правильно, но чувствовалось, что язык римлян он выучил здесь, дома.
– Я - Хильдегавд, здешний староста, - продолжал он и, подозвав какую-то светловолосую женщину в длинном полотняном платье, распорядился: - Фрамхильда, проводи гостей в покои, пусть отдохнут.
Поклонившись гостям, женщина подошла к перегородке, сложенной из таких же бревен, как и весь дом. В перегородке имелась пара дверей с засовами - открыв одну из них, она приглашающее улыбнулась Эрнульфу и Арминию. Те вошли.
Фрамхильда распахнула соседнюю дверь, для Юния с Флаксом.
Внутри оказалось не так уж и узко - два ложа, вернее, широкие лавки, стол, глиняная лампа с тлеющим фитилем. Рысь услышал, как за дверью лязгнул засов.
Вот так! И стоило бежать ради этого?
– Не растолкуешь ли мне, что вообще происходит, мой господин?
– устало опустившись на лавку, осведомился Флакс. Да, вид старого слуги оставлял желать много лучшего - щеки ввалились, заострился нос, исцарапанные руки дрожали мелкой дрожью.