Патрульные Апокалипсиса
Шрифт:
– И вы их лишитесь, если подключите службу безопасности, – согласилась Карин. – Им придется сотрудничать с полицией, которая заберет всех.
– А вы быстро соображаете, – кивнул Витковски. – Вы услышите громкую сирену с лестничной площадки и, вероятно, большое количество электрических разрядов с пожарной лестницы…
– Она, очевидно, подключена к электричеству. И вы врубили ток.
– Вы знали об этом? – удивленно спросил Лэтем.
– В Амстердаме Фредди сделал то же самое с нашими лестницами.
– Это я его научил, – спокойно заметил полковник. – Пошли, хлопчик, нельзя терять ни минуты.
Восемьюдесятью секундами позже раздраженный венгр впустил к себе
– Что-то не так, – прошептал полковник. – Такая оттяжка неразумна.
– Никто не поднимался по лестнице, и с пожарной лестницы не слышно разрядов, – сказал Лэтем. – Может, они все еще обозревают дом?
– Едва ли. Такие старые здания одинаковы, как книги на полке… Иисусе … рюкзаки!
– Ну и что?
– Какой же я идиот! У них крючья и веревки! Они перепрыгивают с одного дома на другой, потом спускаются по стене. Бежим! На крышу, как можно скорее. И ради всего святого, не наступи на ковер!
Карин сидела в тени у окна, держа в руке пистолет и прислушиваясь, не раздается ли снаружи электрический треск. Но она ничего не слышала, хотя полковник и Лэтем ушли почти десять минут назад. Ее начали одолевать сомнения. Витковски, по собственному признанию, человек подозрительный до паранойи, а Дру предельно измучен. А вдруг они ошиблись? Не принял ли полковник ревнивого любовника или пьяного мужа за что-то опасное? И не показалось ли усталому Лэтему, что он увидел Алана Рейнольдса из центра связи? А если эти люди из фургона, явно молодые, просто группа студентов, возвратившихся из кемпинга или после ночных похождений в Париже? Карин положила пистолет на столик у кресла, потянулась и, запрокинув голову, зевнула, боже, как же ей хочется спать!
И тут словно грянул гром: разбив окно, в комнату прыгнул мужчина, встал на ноги и выбросил веревку. Карин вскочила с кресла и кинулась в глубь комнаты, пытаясь что-то схватить правой, забинтованной рукой. Еще один силуэт соскользнул по веревке и опустился возле кровати.
– Кто вы? – вскрикнула Карин по-немецки и только тут сообразила, что пистолет остался на столике. – Что вам тут надо?
– Вы говорите по-немецки, – сказал первый визитер, – а потому знаете, что нам нужно. Иначе с какой стати заговорили бы на нашем языке?
– Это мой второй язык, мой родной валлонский мало кто понимает. – Карин незаметно придвинулась к столику.
– Где он, миссис де Фрис? – с угрозой в голосе спросил второй мужчина, стоявший у кровати. – Вы же знаете: вам отсюда не выйти. Наши товарищи не позволят: они уже поднимаются. Они ждали только сигнала от нас, и этот сигнал – разбитое окно.
– Не понимаю, о чем вы говорите! Раз уж вы знаете, кто я, вас не слишком шокирует, если я скажу, что у меня роман с хозяином этой квартиры?
– Но в кровати-то никого нет, на ней никто не спал…
– Мы поссорились. Он слишком много выпил. – Карин была уже на расстоянии вытянутой руки от своего пистолета, а ни один из нацистов не вынул оружия из кобуры. – Разве вы никогда не ссоритесь со своими дамами? Если нет, то вы еще дети! – Она шагнула к столику, схватила пистолет и выстрелила в первого нациста. Ошарашенный второй потянулся к кобуре. – Стой, или ты мертв! – крикнула де Фрис.
В этот момент стальная дверь с треском распахнулась, ударив в стену.
– Боже! – воскликнул Витковски, зажигая свет. – Да у нее тут живой фашист!
– А я считала, что нужен грузовик или
таран, чтобы проникнуть сюда, – проговорила Карин, еле владея собой от страха.– Не в тех случаях, когда внуки приезжают в Париж навестить вас, особенно если внуки – игруны. В раме есть скрытая кнопка.
Полковник замолчал, ибо тут же раздался такой оглушительный вой сирены, что в соседних домах зажгли свет.
– Они поднимаются, чтобы помешать вам уйти! – воскликнула Карин.
– А ну, давай встретим их, малыш, – сказал Витковски.
И они с Лэтемом бросились через гостиную к входной двери. Полковник распахнул ее, но так, чтобы дверь прикрывала их. Двое вбежали в квартиру, открыв беспорядочную стрельбу из автоматов. Полковник и Дру прицелились и выпустили каждый по три обоймы, раздробив убийцам кисти рук. Оба упали и, воя от боли, начали кататься по полу.
– Накрой их! – крикнул Витковски и бросился на кухню. Через несколько секунд сирена умолкла, и прожектора на лестнице погасли. Полковник вернулся, быстро отдавая приказания. С лестницы доносились затихающие звуки шагов убегавших людей. – Свяжи этих сукиных сынов и брось их в ванную, а также и того, что у меня в спальне. А полиции отдадим того мерзавца, которого Карин отправила в Валгаллу.
– Полиция захочет узнать, что произошло.
– До завтра – вернее, до сегодняшнего утра – это их проблема. А я нажму на дипломатические кнопки и посажу этих подонков на один из наших сверхзвуковых, летящих в Вашингтон, предупредив только Соренсона.
Из спальни вдруг донесся крик Карин.
– Я пойду! – воскликнул Дру. Вбежав в комнату, он увидел, что Карин стоит, держа пистолет в опущенной руке, и смотрит на нациста, лежащего поперек кровати с широко раскрытыми глазами. – Что случилось?
– Я не очень поняла. Он нагнул голову, укусил воротник. И через несколько секунд упал.
– Цианистый калий. – Лэтем приложил пальцы к горлу нациста, пытаясь нащупать пульс. – Deutschland "uber alles, [76] – тихо сказал он. – Интересно, почувствуют ли гордость за своего сына его родители. Господи, надеюсь, что нет.
Глава 16
Парижские Ноль-Пять и Ноль-Два со связанными руками и оторванными воротничками сидели в самолете, летевшем через Атлантику в Вашингтон. Едва ли их расстреляют, думал Пятый: американцы не отваживаются на такую меру, особенно если перед ними человек слабоумный и раскаивающийся. Он толкнул в бок задремавшего философа Ноль-Второго.
76
Германия превыше всего (нем.).
– Проснись, – сказал он по-немецки.
– Was ist? [77]
– Что будем делать, когда нас доставят на место? Есть идеи?
– Парочка, – ответил Ноль-Два, зевая.
– Выкладывай.
– Американцы по натуре склонны к насилию, хотя их лидеры утверждают обратное. Они также любят выискивать заговоры, даже если ими не пахнет. Наши лидеры спят с любовницами – и кому какое дело? А их лидеры пользуются услугами проституток – и вдруг оказываются связанными с верхушкой преступного мира. Неужели они не могут найти себе женщину, не прибегая к услугам преступников? Нелепо, но у американцев это так: их пуританское лицемерие отрицает закон природы. А ведь моногамия не свойственна мужчине.
77
В чем дело? (нем.)