Печать Грязных Искусств

Боль в пальце исчезла.

Я легко поднялся на ноги. Быстро и ловко, да ещё и с ощущением, что не чувствую собственного тела. Будто притяжение к земле для меня уменьшилось вдвое, а сам я превратился в привидение или духа, в неясный образ.

Поверх смокинга на мне появился теневой плащ, нижнюю половину лица теперь скрывала повязка. Предплечье левой руки стягивал серый ремень с ножнами.

А неплохо.

Я поднял с пола стальной нож и сунул его в теневые ножны, однако ничего не получилось. Клинок никак не хотел в них держаться, его выбрасывало. Тогда мой взгляд упал на лежащий у ног кинжал из слоновой кости.

Так вот почему Сильвия пользовалась именно им — обычную оружейную сталь скорпион не принимал.

Я взял костяной кинжал, и тот легко вошёл в ножны, закрепившись в них, как влитой. Отлично. Теперь пришло время проверить свою догадку насчёт снятия защиты от ментальной фильтрации.

Стянув маску с глаз, я убрал её в карман пиджака под плащом, после чего снова склонился над Сильвией.

Моя правая ладонь легла на её лоб, влажный и горячий.

Кодо пронеслось по руке и проникло в тело Сильвии, свободно и пластично. Значит, моя догадка оказалась верной — не зря я рискнул и надел Печать. Сменив хозяина, перстень снял защиту с предыдущего владельца.

Я прикрыл глаза, погружаясь в память Сильвии.

Проник так глубоко, насколько позволял мой навык ментального чтеца.

Темнота.

Выдох…

…кто-то ударил меня по лицу, не сильно, но неприятно.

— Ты совсем дура?! Ты зачем это сделала?! Кто тебя просил? Это покушение на наследника! Ты в своём уме?

Кожа горит от пощёчины, и я прижимаю к лицу ладонь. Всхлипываю от обиды, потом ещё раз, уже громче, со стоном боли, не сдерживаю слёз и шепчу:

— Тео, прости. Тео, я думала, так будет лучше. Думала, что всё получится, и ты будешь доволен. Я не знала, что он проверяет еду на своём псе. Откуда я знала? Я не знала, Тео…

Сквозь пелену слёз я смотрю на младшего брата Теодора. Разъярённого, как дьявол, с покрасневшей от злости физиономией.

Он ещё молод, но уже настолько властен, порочен и жесток, что даже Георг рядом с ним кажется образцом добродетели.

Они с детства ненавидели друг друга и боролись за благосклонность деда, но Георгу повезло больше. Его отец Фердинанд имел вес при дворе, а Гораций вечно отсиживался в тени. Теодору приходилось самому себя отстаивать. И чем больше он старался, тем сильнее отдалялся от семьи и более жёстким становился, ненавидя всех вокруг.

А теперь Теодор ненавидит и меня.

Я тоже себя ненавижу. Дура! О чём ты думала, Сильвия? Ты всё испортила! Пресвятая Дева, ну почему всё так вышло? Хотела помочь брату, а что получилось? Георг не просто остался жив, он ещё и догадался, кто его пытался отравить…

Дверь в кабинет неожиданно распахивается.

На пороге стоит Георг, за ним — его отец Фердинанд и целый отряд охраны.

— Сильвия, зря ты это сделала, — чеканит слова Георг, переступая порог кабинета. — Ты надеялась, что я не вычислю отравителя? Ты одна на кухне сегодня крутилась. Одна из тех, кто хотел бы моей смерти. А теперь тебе придётся отправиться в тюрьму. Судить тебя будут за покушение на наследника и, скорее всего, приговорят к казни. Закономерный финал.

Я отшатываюсь от него, но меня окружают солдаты.

Фердинанд молча ухмыляется — он на всё готов, чтобы его сыночек сел на трон, даже жизнь отдаст, если понадобится. Так и пусть горит в аду, сволочь.

— Вообще-то, Сильвия исполняла мою просьбу, — вдруг чётко и громко произносит Теодор. — Это была моя идея. Мне очень жаль, Георг… мне очень жаль, что вместо тебя сдох твой пёс.

Георг резко поворачивает голову в сторону Теодора и щурится.

— Твоя идея?

Он удивлён, даже ошарашен. Не тем, что Теодор попытался его отравить, а тем, что он признался, взяв мою вину на себя.

Фердинанд качает головой и смачно хмыкает.

— Допрыгался, Тео. И что теперь тебя ждёт, знаешь?

— Ничего, — просто отвечает Теодор.

Ему совсем не страшно: глаза блестят превосходством, губы кривятся в усмешке.

— Я ведь тоже наследник, как и Георг. Предлагаю всё решить не судом, а дуэлью. Если, конечно, Георг не боится.

— Да кто тебя боится, слабак? — вскидывается Георг.

— Тихо! — Голос Фердинанда оглушает кабинет. — Охрана, выведите Сильвию!

— Нет! Тео! — Я отталкиваю от себя солдата и кидаюсь к брату. Обнимаю его крепко-крепко и шепчу: — Тео… не надо… Тео, пожалуйста…

Он молниеносно вкладывает мне что-то в руку и отталкивает.

— Выйди!

Я никогда не забуду его лицо в тот момент: решительное, злое и в то же время обречённое.

Он уже знал, что Фердинанд не простит ему покушение на своего сына. Фердинанд никогда ничего не прощал и мстил особенно жестоко — об этом знали все. Знал и Теодор.

Меня выводят за дверь кабинета, но я так и не решаюсь разжать кулак и посмотреть, что в последний момент передал мне Теодор. Стою у стены, как истукан, а слёзы беспрестанно льются по щекам.

За дверью слышится звон клинков.

Значит, дуэль.

Георг согласился на поединок вместо суда. Он знал, что Теодор плохо владеет холодным оружием, и не боялся проиграть.

Я прижимаю кулаки к груди, склоняю голову и начинаю молиться. Только бы он остался жив. Господи, сделай так, чтобы он остался жив. Я молюсь так жарко и неистово, что не замечаю, как проходит время. Прихожу в себя, только когда мимо меня по коридору проходят Георг и Фердинанд. За ними устремляется охрана, а я остаюсь одна, никому не нужная.

— Тео! — Я врываюсь в кабинет и вижу лежащего на полу Теодора.

Живого. Слава Богу, живого.

Он смотрит в потолок и прижимает скомканную скатерть к ране на шее. Ткань насквозь пропиталась кровью, по руке багровые потёки, но, кажется, брата это не особо волнует. Он смотрит в одну точку перед собой.

— Фердинанд не дал Георгу меня прикончить, — шепчет он с ненавистью, — но пообещал, что я ещё пожалею, что родился на свет. Сказал, я даже не представляю, что меня ждёт.

— Тео, прости… прости, бога ради. Это всё из-за меня.

Я опускаюсь рядом с ним на пол и только сейчас вспоминаю, что в руке всё ещё держу вещицу, которую брат отдал мне перед дуэлью.

С замиранием сердца разжимаю занемевшие пальцы.

На моей ладони лежит золотистый перстень. Невероятно красивый, завораживающий своей необычностью. На его внешней стороне изображён скорпион с крупным жалом. Не знаю почему, но он внушает страх.

Вот теперь Теодор поворачивает голову.

— Никому про него не говори. Слышишь, Сильвия? Никому и никогда. Если кто-то из семьи узнает, что эта штука у меня, её отберут… её сразу же отберут. А я не хочу, чтобы Печать досталась Георгу или дяде.