Пепел к пеплу (сборник) -

– Переезжаете? Нашли новую работу?

– Да! Угадай, какую? – вытащив из-под журналов помятую пачку, Норма закурила. Зажигалка у нее была почти такая, как в доме у Маркато, даже с обрывком медной цепочки, которой она некогда крепилась к плите.

– Будешь?

– Спасибо, я лучше свои. Так что за работа?

– Нью-Йорк. Студия Эдисона. Я буду дублершей у самой Джин Харлоу!

Норма вскочила с дивана и кокетливо повернулась вокруг своей оси – как балеринка в музыкальной шкатулке, – предлагая мне оценить сходство. Если бы я еще помнила, кто такая эта Джин…Кажется, актриса или певица. Нет, точно актриса, у певиц ведь дублерш не бывает.

– То есть во «Флоренцию» вы возвращаться не собираетесь.

– Вернуться в «Флоренцию»? Ты что, шутишь? Да что я там хорошего видела? Кстати, где мне нужно расписаться за премию?

Положив купюру в сумочку, вытащенную из-под засаленных диванных подушек, Норма усмехнулась:

– Последний привет от дорогуши Колли. На дорожку.

– Дорогуши Колли?

– Да ладно тебе, не притворяйся, – хохотнула она. – Не может быть, что тебе еще не рассказали, что Колли любил со мной работать в ночную смену.

– Кстати, – вдруг забеспокоилась она. – У тебя неприятностей не будет, что ты мне эти деньги отдала?

– А почему у меня должны быть неприятности? Я расчетную ведомость три раза проверила.

– Ну да, ну да. Только твоя новая хозяйка если и выпишет мне премию, то оплачивать ее будет пинками под задницу. Ты лучше возьми их обратно, у меня на дорогу хватит.

Норма начала копаться в сумочке, я запротестовала, и она дала себя уговорить.

– Слушай, кофе хочется после вчерашнего просто адски, – наморщив лоб, сказала она. – А ты выпьешь чашечку?

… Поговорить Норма любила, в помощи собеседника не нуждалась.

– Жаль, что Колли не успел развестись со своей ведьмой!

– А он говорил, что разведется?

– И не один раз, – хмыкнула Норма. – Да он не только говорил, он уже и своего адвоката вроде как озадачил…

– А потом он собирался жениться на тебе?

– Нет, – твердо ответила Норма. – Зачем? А если бы и собирался, я бы ему отказала.

– Отказала бы? – я посмотрела гору посуды в покосившейся раковине, отстающие от стен обои и крошечное окошко, выходящее аккурат на стену противоположного дома.

– Я ведь не дура, – неожиданно горько сказала Норма. – Хотя похожа. Я знаю, что если закрыть что-то крышкой, то оно будет или киснуть, или гнить. А Колли был собственник высшей пробы, я бы сдохла с ним от тоски в этом городишке. И никаких съемок, куда там. Его жена не может работать, тем более – актрисой.

– А почему он хотел развестись с женой? Вдруг понял, что не сошлись характерами?

– Нет, не только. Хотя в основном ты угадала – ее этот городок совсем не устраивал, она хотела вернуться в Филадельфию, а ему здесь очень даже нравилось быть первой шишкой на ровном месте. Ну… а еще Колли в последнее время стало казаться, что в их семье не только он налево прогуливается. Может, обычная паранойя. Ну, ты понимаешь – чем больше он сам налево скачет, тем больше жену подозревает. Ему кажется, что если он, такой хороший, не удержался, то никто не удержится. Но это так, больше последняя капля, чем главная причина.

– К кому она бегает, не говорил?

– Нет.

Больше Норма мне ничего не могла или не захотела рассказать. Я вполне искренне пожелала ей удачи в Большом Яблоке и попрощалась.

Значит, Колину Дэю казалось, что его жена ему изменяет? Моя голова трескучей болью в висках намекнула, что не стоит из нее сейчас выдавливать какие-либо идеи.

Я просто шла под дождем домой, и лучшее, что я сумела сделать, вернувшись – это наполнить ванну и забраться туда, тихо и медленно заполняя теплом упадок сил после такого долгого общения.

Даже внутренний монолог, постоянно гудящий в голове, сейчас затих.

Но уже на остановке я вспомнила, что у меня дома ни грамма кофе, а сыр в холодильнике, хоть и с плесенью, но не имеет никакого отношения к рокфору.

В супермаркете «Элит» продавался настолько хороший кофе, что ради него я готова была терпеть подозрительные взгляды охраны, льющуюся из динамиков классику и сварливых уборщиц.

Переводя взгляд от «Мундо нуово» на «Мексика марагоджип», я вдруг заметила рядом с собой миссис Дэй в кокетливом черно-белом пальто с пышным воротником.

Поставив темно-зеленую бутыль шампанского в корзину, миссис Дэй развернулась и покатила корзинку прямо к кассе, а я осторожно последовала за ней. Днем в «Элите» можно услышать эхо своих шагов, и работает только одна касса, но к вечеру зал становится более людным, и меня с миссис Дэй в очереди разделяло еще два покупателя.

Она сухо кивнула на лучезарное «Добрый вечер» кассирши и предъявила ей серебристую пластинку постоянного клиента. Обручальное кольцо еще сидело у нее безымянном пальце, и россыпь бриллиантиков на белом золоте или платине слегка искрилась.

Шампанское… не слишком ли праздничный напиток для вдовы?

* * *

На следующий день необходимость поговорить с Дэвисом не только никуда не делась, но еще и обострилась; вдобавок Эндрюс продолжал лихорадить у себя дома, оставив всю бумажную работу на меня.

К Дэвису я шла в самом боевом настроении.

У них с Лейси – общий предбанник для кабинетов, в котором за массивной стойкой, более уместной в баре, сидит полированная перигидрольная блондинка Гвенда. Двери и размеры поблескивающих табличек одинаковые, но вот скромная дверь туалета для Высшей Больничной Власти – рядом с кабинетом Дэвиса, как можно дальше от Лейси. Слишком хорошая акустика, наверно.

Есть одна причина, по которой я невольно симпатизирую Дэвису – это его лицемерие; или умение владеть собой, формулировка зависит от настроения. Он смотрит на меня так, словно в моей внешности нет ничего необычного, не отводя и не задерживая взгляд.

– Элис? Как удачно, что вы ко мне зашли!

– Правда?

Дэвис предпочел не заметить мой сарказм.

– У меня есть один очень интересный пациент, – начало он. – Я практически уверен, что это доброкачественная липома. Но меня смущают ее размеры…

И раз Дэвису было нужно, чтобы я поработала сверх обычного, он неохотно пошел мне навстречу в вопросе с назначениями. На стене его кабинета я заметила новую картину – один из срезов сердца на нашем новом томографе. Я бы сказала, что томограф работал в импрессионистической манере, смело используя палитру от темно-красного до синего; хотя, конечно, такое богатство красок объяснялось наличием патологии – у здорового сердца цветовая гамма куда более скудная.

– Не ваше, я надеюсь? – кивнула я на картину.