Перегной

Так, по пути, Виктор мне рассказал нехитрую историю неведомого Юрыча, к которому он планировал меня подселить. Правда неизвестно было, как к подселению отнесется сам Юрыч, но Виктор заверил что «все будет чики-пуки». А для облегчения дипмиссии заставил купить два сифона портвейна, бутылку водки, несколько плавленых сырков и бычки в томате.

– Вот, Юрыч, знакомся, это Витек, мой братан космический и хороший парень - Представил меня Виктор.

Юрыч сидел за дворовым, для забивания "козла", столиком. Это был изрядно поддатый крепкий и мрачный дядька в обвислых трениках, шерстяной толстовке с надписью «Олимпиада 80» и кожаных тапочках.

– Юрий, - он протянул мне широкую ладонь. На двух её пальцах отсутствовало по фаланге.

– Витя, - ответил я и хотел начать разговор о съеме жилья, но ВиктОр величественным жестом остановил меня, споро разлил по пластиковым стаканчикам водку, ободрал, кое-как, фольгу с плавленого сырка и сказал: сперва за знакомство.

Мы выпили, отломили каждый по угловатому, похожему на колотый лед кусочку сырка и молча закусили. Потом закурили. ВиктОр, не спрашиваясь из моей пачки, а Юрыч с достоинством достал дешевые папиросы.

Я молчал, Юрыч тоже, а ВиктОр задумчиво вертел в руках банку с бычками в томате.

– Бля, - разочарованно произнес он, - Юрыч, не в падлу, сходи домой за открывалкой.

– А зачем, - ответствовал Юрыч, - пошоркай крышкой об асфальт, там жесть тоненькая, потом надави, да поддень ногтем.

– Точно!
– Сообразил Виктор.

Через мгновение в сумерках раздался противный скрежет. Я с изумлением пялился на подобные манипуляции. Юрыч в это время рассматривал меня исподтишка, застенчиво, как переспелая гимназистка.

Облизывая с пальцев томатный сок появился Виктор.

– Ловкость рук! – Довольно заявил он.
– Учитесь, сынки!

Юрыч усмехнулся и покосился на бутылку, словно стесняясь налить сам. Я стал разливать.

– Ну, между первой и второй наливай ещё одну – уже сыпал прибаутками ВиктОр, схватил свой стакан, запустил пальцы в бычки в томате, выудил рыбку и не чокаясь выпил. Юрыч и я чокнулись между собой и тоже выпили. Виктор тут же схватил бутылку, разлил её по стаканам всю, наломал сыра, буркнул что-то типа «между третьей и второй перерывчик небольшой» и осушил стаканчик до дна. Юрыч, отбросив щелчком не затушенную папиросу тоже последовал его примеру, а выпив, по-гусарски тряхнул стаканом, показывая, что в нем нет ни капли. Он стремительно косел и в этот момент заработала Викторова дипломатия.

– Юрыч, - забалаболил Виктор, выуживая у меня из пачки сигарету, а пачку пряча себе в карман, - вот Витька видишь?

– Вижу – согласился обмякающий Юрыч.

– Ты в хате один живешь?

– Один – опять согласился Юрыч.

– А пусти Витька к себе пожить?

Юрыч изумленно воззрился на меня, как будто увидел в первый раз.

– Его?

– Ну да?

– А это Витек?

– Витек.

Юрыч полез по карманам, что-то там долго искал, затягивая паузу, словно бы не хотел продолжать разговор и надеялся, что в эту паузу все о нем забудут и найдут другую тему.

– Да вы не подумайте, - начал я, - я же не бесплатно. Озвучьте цену вопроса.

– А ты мне не выкай – вдруг гордо вскинулся Юрыч – я тебе не начальник, поэл! Я кузнец, поэл, кость от кости рабочий класс и пролетариат, поэл!

– Понял, понял. Может, выпьем?

– Анналивай! – Разухабисто согласился Юрыч.

Виктор уже сдирал зубами пробку с портвейна. Мы выпили и Виктор продолжил:

– Ну так как, Юрыч.

Юрыч, мотаясь по лавке вытянул руку, поводил в сумерках пальцем, нашел им меня и сказал:

– Пусть он скажет.

– Мне пожить бы у тебя, Юрыч, сколько за угол назначишь, заплачу.

– Свсь! – выцедил из себя Юрыч.

– Чего?

– Аусвайс! – Рявкнул Юрыч, как заправский гитлеровский постовой. – Документ кажи, что ты на мой жилплощади не всякий там будешь.

Паспорт мне хотелось доставать меньше всего.

– Усы и хвост, вот мои документы...

Юрыч на секунду застыл с полуоткрытым ртом а потом расхохотался и полез, шатаясь ко мне через стол, выставив руку в позе армрестлера и пытаясь также захватить мою. Ухватившись, он стал бороть мою руку, жилился, жилился, но, будучи сильно пьяным, не смог, и клонился всем телом за своей рукой и наконец, сложив на неё голову процедил: живи. Скока хошь живи. И заснул.

Нам с Виктором пришлось немало потрудиться, дабы оживить Юрыча и спросить, где у него ключи. Помутневшим взором Юрыч окинул нас и назидательно ответствовал, пересыпая речь бранью в том духе, что он де пролетарий, кузнец и ему от трудового народа скрывать нечего и квартира открыта, еще он выразил сомнение в наших человеческих качествах, обозвал нас блядьми и опять уснул за столом.

Я было хотел перетащить его в квартиру, на что ВиктОр возразил, сказав, что такому кремню как Юрыч только полезно поспать на свежем воздухе и он де, его покараулит.

Так началось мое житье у Юрыча.

Юрыч был человеком мрачным и не суетным. И еще застенчивым. Наутро после вселения я подступил к нему с финансовыми вопросами. Долго пытал его о цене за снимаемый угол, но Юрыч отнекивался, мычал и уводил в сторону глаза. Было видно, что разговор о плате неловок и непривычен для него.

Наконец мы сошлись на цене во "сколько не жалко".

Я понятия не имел о штыринских расценках, посему, боясь прослыть за жмота и барыгу, но сверившись со своими возможностями предложил три тысячи рублей за две недели.

Юрыч смутился, но обрадовался. Я выдал ему деньги и он тотчас испарился.

Вернулся он скоро, имея при себе бутылку водки и нехитрую закуску. Получив отказ составить компанию, он набулькал полстакана, выпил не закусывая и долго курил, будто собираясь мыслями. Наконец решился.

– Слушай, Вить, забери ты у меня эти деньги, пропью ведь зараз, к утру не будет, а у тебя хоть в целости. Будешь мне давать, когда попрошу.

На том и порешили. Правда застенчивость Юрыча была такова, что его же собственные деньги он у меня просить стеснялся. И в дальнейшем я просто взял на себя обязанность покупать продукты, да оставлял ежедневно на облупленном как яйцо трюмо стольник на расходы.

Юрыч был мужиком мастеровым, что называется золотые руки. Уже к вечеру первого дня, находясь в изрядном подпитии, он на глаз, одним напильником соорудил мне своими изуродованными пальцами ключ от входных дверей. Теперь я мог покидать квартиру и появляться когда угодно и мы как-то сразу же перестали друг друга стеснять.

В трезвом состоянии Юрыч молчал, на вопросы отвечал односложно, а сам ни о чем не спрашивал. Про меня он не потрудился узнать ничего – ни откуда я появился, ни сколько мне лет, ни какова цель моего пребывания в райцентре. Отсутствию вопросов я был только рад, хотя самого меня они мучили до осатанения.