Перекрёстки Эгредеума

— Но зачем тебе я? — недоверчиво спросила Эмпирика.

Признаться, всё это звучало весьма заманчиво. В мечтах ей не раз доводилось созерцать события древних сказаний и слушать чарующие песни забытых времён. Но одно дело — мечтать и грезить, и совсем другое — наяву оказаться в толпе народа, пусть даже движимой похожими мечтами.

— Нужно же, в конце концов, вытащить тебя из дома.

***

Через потайной подземный ход, ведущий из дворца к восточному порту — единственный способ уйти незаметно, — по пустынным в ранний час окраинным нижним улочкам, овеянным приторным ароматом, к которому по временам дуновением ветра примешивался резкий запах рыбы, они обогнули городской холм и вышли у западных ворот, где ждала крытая повозка, запряжённая парой пятнистых нилькев.

Молчаливый рат-уббианец на козлах не задавал вопросов, а других попутчиков не было, что изрядно успокоило Эмпирику. Она до сих пор не понимала, как согласилась на это.

В туманной дымке зачинающегося дня булыжная дорога полого спускалась меж сизых лугов к изумрудному лесу. Вокруг — свежо и тихо, да так, что даже Эмеградара первое время не решалась произнести ни слова. Заметив, с каким любопытством сестра глядит по сторонам из-под полотняного навеса, Эмпирика догадалась: не только она засиделась во дворце.

— Здесь недалеко, — сказала Эмеградара, когда, свернув на лесную просеку, повозка погрузилась в зелёный сумрак. — Не успеет Адарис миновать Мерру, как мы уже будем на месте.

В голосе её слышалось затаённое волнение. Возможно, она просто боялась поехать одна? Как это странно. Раньше Эмпирике и в голову не приходило, что среди её безупречной родни кто-то может испытывать подобные чувства.

Чтобы развеяться и скоротать время, Эмеградара начала болтать, и, вопреки опасениям Эмпирики, рассказ сестры заслуживал непритворного внимания.

Среди Эгидиумов давно назревает раскол, поведала Эмеградара.

С гибелью последнего потомка Теотекри во время давней резни на острове Тазг закончилась золотая эпоха науки. Дит Ут-Квинси[1], сменивший герцога Альвара Галахийского на посту Верховного Эгидиума, и его вернейшие помощники Стиви Зитоп[2] и Стиви Тъекоб[3], — настоящие буквоеды и формалисты. Они решительно отвергают возможность научного рассмотрения вопросов, не разрешаемых экспериментальным путём. Они настаивают на том, что достигнуть Эгрэ можно лишь одним способом: изучением чувственно воспринимаемого мира, чья растерзанная плоть и раздробленные до мельчайших частиц кости служат благодатной почвой для наблюдений и предсказаний результатов других наблюдений. В этом, по их мнению, и заключается суть науки.

Эгидиумы старой школы первыми восстали против новых догматов. Воззрения Дит Ут-Квинси прямо противоречат заветам великого Теотекри, легендарного основателя Совета Эгидиумов, говорили они. И поплатились за это: почти все лишились своих постов — якобы в связи с почтенным возрастом и необходимостью «дать дорогу молодёжи». А Фрагилий — наиболее рьяный оппонент Верховного Эгидиума, издавна известный экстравагантными взглядами, и вовсе был объявлен безумцем.

— Ещё бы, — вырвалось у Эмпирики, — ведь он во всеуслышание заявил, что «реальность хрупка, как сон, и, стало быть, нет никаких причин противопоставлять одно другому». Я читала его труды.

— В университетской библиотеке их не осталось. Всё сожгли прямо на площади у главного корпуса. И это наука? Какое-то варварство.

Фрагилий исчез на несколько лет. Все думали, что он не смог оправиться от удара. Ходил слух, что он отправился на Игнавию — но никто не воспринял это буквально. В народе ведь «отправиться на Игнавию» значит умереть.

Впрочем, ему уже доводилось переживать опалу. Впервые — при короле Бакринде, после публикации «Галахийских путевых заметок». Очередное усмирение островитян далось Агранису нелегко, и Королевство даже не успело залечить раны, а тут прямо в университетском издательстве выходит книжка, где чёрным по белому напечатано: ребятушки, почто кровь понапрасну проливаете? Галахийцы со столичным дворянством —двоюродные братья, король Феосса — чистокровный потомок нереи, а одно из северных племён — прямые потомки герцога Ландамара. Мол, сам там был, сам видел. Раздавал пра-пра-сколько-то-раз-внучатам Феоссы погремушки и сладости. Так что пусть, мол, родственнички между собой разбираются, ибо вышло недоразумение: королевская линия основателя Аграниса прервалась в прошлом веке, нынешняя династия происходит от его воеводы — тоже галахийца, по-видимому, — а прямые потомки Феоссы мужского пола живы-живёхоньки расхаживают по мятежному острову, проклиная столичных захватчиков.

И буквально на следующий день одно из северных племён нападает на остров Тазг, уничтожая всех до последнего его немногочисленных жителей — знатных дворян и величайших Эгидиумов из рода Теотекри…

Может, в обычное время известный строгим, но справедливым нравом Бакринд и закрыл бы глаза на измышления учёного Зрящего Странника, но не теперь, после чудовищной трагедии, когда сплочённость народа перед лицом врага была важнее выяснения родословий — неприятных и нежелательных к тому же.

Итак, Фрагилий как в воду канул, так что многие — кто в печали, кто с облегчением — поспешили списать его со счетов.

Каково же было удивление научного сообщества, когда в столице откуда ни возьмись стали появляться экземпляры новой книги опального Эгидиума, изобилующей такими вопиющими небылицами и баснями о мире, преподнесёнными в виде наукообразной теории, что ни у кого не осталось сомнений в душевном нездоровье автора.

Когда Лагнария — бывшая ученица Фрагилия, унаследовавшая его университетскую должность, — на заседании Совета открыто заявила о том, что бредни безумца не лишены смысла, её постигла участь наставника. Только тогда Эгидиумы с прискорбием осознали, что антинаучные настроения отравили молодые умы. Поэтому руководство университета и взялось за студентов — и с ужасом обнаружило еретическое Общество у себя под носом.

Эмпирика не следила за новостями. Теперь она мысленно укоряла себя: как можно было пропустить новую книгу Фрагилия, одного из немногих современных Эгидиумов, чьи работы не были сплошным словоблудием и переписыванием чужих трактатов?

***

За лесом до Карахийских холмов на горизонте раскинулась живописная долина, устланная ковром душистых жёлтых цветов. Сейчас она была усеяна разноцветными палатками и островерхими шатрами, похожими на жилища дикарей, меж которыми сновали умопомрачительные толпы.

Оставив повозку вместе с множеством других на окраине леса, сёстры нырнули в шумное море разноликого многоголосия.

Народ здесь и вправду собрался самый разный: златовласые агранисцы и темнокожие рат-уббианцы в традиционных нарядах, болотные жители в лохмотьях из тины и раскосые островитяне с крошечных Кито и Апсары в узорных платьях. Попалась даже пара рыжих верзил с Гната в грубых крестьянских рубахах и краснощёкая девица с Миса, так задорно играющая на балалайке, что ноги сами просились в пляс.

Некоторые, перемазавшись с головы до пят голубой краской, нацепив ожерелья из морских раковин и приделав к ушам ребристые гребни, а к рукам — плавники, изображали нереи — гипотетических представителей древнего Водного Народа. Другие вырядились в серые рубища, подражая галахийцам. С невнятным монотонным мычанием они стояли вокруг костра, держа в руках длинные красные палки, которые под одобрительный смех окружающих одновременно выбрасывали вперёд наподобие копий, когда кто-то проходил мимо.