Перекрёстки Эгредеума
Шрифт:
Общались с горожанами — вернее, бросали скупые односложные фразы — только торговцы в палатке, облачённые в длинные чёрные балахоны с причудливыми красными узорами. Голоса их отличались неуловимой странностью: глубокие, с тягучим и вместе с тем мелодичным выговором, они звучали одновременно близко, даже как будто в ушах собеседника, и приглушённо, словно из-за невидимой стены.
Друг с другом игнавиане вроде бы не разговаривали, по крайней мере, никто не замечал, как они обменивались словами или жестами. Даже взойдя на палубу и отчаливая от берега, они оставались безмолвны, и портовые зеваки только диву давались,
В то время как все крупные острова соединялись Поясом Феоссы — системой гигантских мостов, построенных в незапамятные времена легендарным правителем Эгредеума, объединившим острова под властью Королевства, — Игнавия не имела такого моста и добраться до неё можно было только по воде, да и то не в любую погоду.
Болтали разное: про ярые шторма, застигающие непрошеные корабли врасплох, про изнуряющий штиль и чёрные стены тумана, скрывающие остров от взоров, про бездонные воронки средь спокойного океана, призрачные видения и загадочные протяжные звуки — монотонные, заунывные, чарующие.
Старые моряки рассказывали, что по мере приближения к острову воды делаются всё тревожнее и мрачнее, а чёрно-фиолетовый скалистый берег если и замаячит на горизонте, то вскорости скроется в непроглядном тумане. Немного находилось смельчаков, готовых направить судно к его берегам. Впрочем, из тех, кто всё же отправлялся на Игнавию, большинство не вернулись назад.
В общем, это был отгородившийся от остальной реальности остров отшельников с мрачной репутацией, окутанный пеленой тайны.
И вдруг, через несколько лет после трагической гибели королевы Виграморы с Игнавии прибыла загадочная особа, прямо с корабля направившаяся во дворец к королю Ингриду и с порога объявившая, что срочно должна стать его женой. И каково же было удивление всех свидетелей этой нелепой сцены, когда уже через пару недель они присутствовали на королевской свадьбе.
Даже Хранитель, ближайший друг и соратник правителя, не знал подробностей этой истории. Король никогда не говорил с ним о причинах своего поступка и об этой странной женщине с блуждающим взором и какой-то болезненно-чарующей красотой.
Во всём облике её: в глубоких глазах, в мертвенно-бледном лице, обрамлённом густыми волнами тёмных волос, ниспадающих на плечи, в строгих чёрных нарядах, расшитых загадочными красными символами — таился нездешний сумрак. В её присутствии всем становилось не по себе, словно в комнате становилось темнее и прохладнее, стоило ей войти.
Её знали как Ив — но никто не мог точно сказать, было ли это её настоящее имя или просто сокращение от рассыпавшегося по городу суеверным шепотком пренебрежительного прозвища «игнавианская ведьма».
Она была крайне сдержана в речах и манерах, ни с кем не сближалась при дворе, предпочитая вовсе избегать общества, и большую часть времени проводила в библиотеке, изучая старинные манускрипты, приносимые таинственными посыльными.
Это было странное время, скованное какой-то непонятной неловкостью, молчаливым недоумением, и впоследствии все будто бы сговорились делать вид, что Ив вообще никогда не существовало — а это было невероятно трудно, когда постоянное напоминание о ней чёрной тенью мелькало перед глазами.
Ив прожила во
дворце только год, после чего без предупреждения покинула его — как думали, отбыла домой, на Игнавию. Несколько кораблей, посланных следом, пропали без вести, и сам Ингрид едва не погиб во время шторма. Несколько суток провёл он средь бушующих волн, ухватившись за обломки корабля, пока не был спасён береговым патрулём с Канума — маленького островка далеко к югу от Игнавии.А ещё через пять лет мрачные моряки привезли Ингриду маленькую девочку, такую же темноглазую и темноволосую, как её мать, сообщив, что Ив больше нет. Пока все, включая короля, пребывали в недоумении и растерянности, спутники юной принцессы молча покинули дворец и словно растворились в воздухе. Никто не видел их в городе, а комендант порта с круглыми от ужаса глазами сбивающимся голосом доложил, что в тот день к Агранису не причалил ни один корабль.
***
Эмпирика не играла с другими детьми. Она тихо сидела в стороне, погруженная в мечтания и размышления, которыми никогда не делилась, и читала книги, не обращая ни малейшего внимания на происходящее вокруг и не сразу замечая, когда к ней кто-то обращается. Тогда она медленно и неохотно отрывала зачарованный взор от захватывающих воображение страниц и смотрела куда-то в сторону, мимо говорящего, старательно избегая пересекаться с ним взглядом, даже если это был её отец.
Тщетно он пытался увлечь её стрельбой из лука, упражнениями на мечах, полётами на трагах, ездой на нилькевах и прочими занятиями, которые так любили её сестры. Она отказывалась гулять с ними в жёлтых крацитовых садах, окружавших замок многоступенчатыми террасами переплетённых ветвей с медовыми цветами и сладкими плодами, смущённо улыбаясь и прося разрешения остаться дома. На празднествах и различных собраниях, где требовалось её присутствие, Эмпирика забивалась в самый дальний угол подальше от посторонних глаз.
— Ты можешь отложить проклятую книгу хотя бы за столом? — злились сёстры за обедом, когда она, игнорируя присутствующих и забывая о еде, продолжала читать, не обращая внимания даже на появление короля.
Обидные нарекания и укоры она обычно пропускала мимо ушей, либо вовсе не замечая, либо просто не считая их достаточным основанием, чтобы вступать в беседу.
Когда дочери короля Ингрида повзрослели, и старшие сёстры засияли красотой, подобно золотым цветам в алмазном блеске утренней росы, Эмпирика выделялась на фоне своей семьи досадным тёмным пятном. Её сёстры во всём походили на отца: такие же высокие, светловолосые и голубоглазые, они словно излучали какую-то степенную теплоту, спокойную ясность, точно овеянное бризом безоблачное солнце.
Эвментара, самая старшая, была правой рукой короля. Рано оставшись без матери, она заменила её своим сёстрам, будучи самостоятельной и ответственной. Во всём стараясь подражать отцу, она стала отважной воительницей и участвовала в учениях феоссарах, возглавляя отряд всадников. Диплом университета, как и у всех уважающих себя цивилизованных граждан, у неё, конечно, имелся, но занятия она никогда не посещала — сдавала экзамены экстерном, предпочитая вместо скучных лекций и семинаров проводить время в компании столь обожаемых ею трагов, издревле приручённых тазганцами и с недавних пор оказавшихся на грани вымирания, но всё ещё использующихся при патрулировании границ.