Перемена погоды

Причина всему – флирт красивой мадам…

Химзавивка

Винты металлической стружки,

окрашенной в угольный цвет,

свисают пушистой опушкой,

кивая ответно "Привет".

С точёной основой фигуры

твой образ похож на людской.

Совсем не скандалишь, не куришь,

но смотришь с любовью, тоской.

И нет в оболочке кровинки,

под латексом, меж проводов.

На коже нет ран и ворсинок.

Не просишь вояжей, цветов.

Разрезы меж ног и чуть ниже

компактны, красивы, узки.

Соски чуть поменьше и выше.

Черты так просты, не резки.

С тобою я интимен, галантен.

Твой лик – вид ушедшей. Как шёлк.

Ты – робот в раскрытом халате,

а я – твой создатель и Бог…

Татьяне Ромашкиной

Капли дёгтя в бочке мёда

Воистину райский простор, любованье,

фруктовый амбре, зеленение кущ,

покой, тишина и души ликованье,

духовная близость без почвы и туч!

Повсюду свеченье без лампочки солнца,

нектар, шелковистость листвы и лугов,

еда и питьё, и чистоты эмоций,

нет пыли и камня, работ и дымов.

Нет храмов, свечей и попов, десятины.

Все расы в господнем поместье, в раю,

здоровы, довольны, в прекрасной рутине,

в извечном июле и в мирном краю.

Но портят святую картину и явность

скелеты обглоданных жертв в естестве,

людская природа, а именно – жадность,

дерьмо от святых и животных в траве…

Просвириной Маше

Русский Арарат

Всё это похоже на бред кобылицы

горбатой и сивой, дурной, без зубов:

бега по подземной, наземной столице,

житьё меж унылых, бездушных скотов,

скопления сброда, что в очи не смотрит,

а только лишь в пол, как коровы, козлы,

что вечно листают, жуют или сорят,

в сиденья вминая жиры и мослы,

вагонные стойла, где пыль и усталость,

говядина, шкуры в квартирных хлевах,

машинные клетки, бетонная данность,

бытьё бессемейных во всех сторонах,

коррида и ралли, и быстрые шашки,

и бойни рогами и клювом, клыком;

где очень нечасты любовь и монашки,

где смог, скрежетания, наглость и гром…

Но всё ж эта насыпь – спасенье от бедствий,

ковчег средь залитой бедою Руси

и трупов, и ливня, и нищенских действий,

от мыслей о связке удавки-лозы.

Тут мэр, будто Ной, а вокруг животины,

сплошной зоопарк и болото, и ад.

Москва, как спасительный остров средь тины,

убежище, дальний, цветной Арарат…

Скучается так, что какой-то пи*дец

Скучается так, что другим не понять!

До дрожи, безумия хочется слиться

и снова увидеть, понять и обнять,

раздеть и вкушать, и век не расходиться!

Печалится так, аж вокруг темнота!

Ведь девушка – солнце для роста цветочка,

в которой бездонна, чиста доброта,

у коей такие красивые мочки.

Кручинится так, что аж ломка и страх!

И скорби разлуки низводят до пыли.

Хандра эта рушит в один только взмах,

выводит из стойкости, схемы и были.

Тоскуется так, что не спится с утра,

ночами шарм снится, подушка в объятьях;

что тело – подобие льда и винта,

какому противно до мира проклятья!

А любится так, что похожей здесь нет!

Все – копии с сети, журналов, элиты.

Волшебен, пикантен и мил компонент -

твой маленький шрамик на левой ланите!

Просвириной Маше

Святая троица

Все дамы мои не курили табак

и жили, умнея и радуясь небу.

Все были не алчны, живя просто так,

по русской душе, без гламура и требы.

Ценительный дух мой хвалил и любил.

Я им отдавал дар и страсть бескорыстно,

и вслух их ни разу я не оскорбил,

слагал о них оды красиво и быстро.

Душевные женщины. Старше всегда:

на восемь, на шесть и на пару годочков.

Первейшая с дочкой, что в юных годах.

У третьей – сынуля и лапочка-дочка.