Перемена погоды

Вторая бездетна, как ель на лугу.

С дворцом, что в полдюжины убранных комнат.

И любит так кофе и сыр, и нугу.

Но ею я был синтетически обнят.

А первая прямо любовь-прелюбовь!

А третья к душе прилегла, будто пазл,

и любит так чай, приготавливать плов,

блондинка-мечта с позитивною базой.

Поздней становился для них не таким:

слегка перекаченным, братским и диким,

совсем не дворянским, ленивым, хмурным…

Теперь я один и пишу о них книги…

Татьяне Ромашкиной, Елене Л., Просвириной Маше

Предслёзное состояние

Всё в мире по паре: колени, глаза,

ума полушария, губы, запястья…

У всех чаще ровная тропка, стезя

и правильный курс по созданию счастья.

У каждого есть половинка иль часть,

запчасть составная, мотор и обшивка,

и сахар для кофе, приправа и масть,

гуашь к полотну и закуска к наливке.

Находятся всюду в подвалах, в кафе,

в пустынях, во льдах, в темноте, в межполосье.

Ищу долго плюсик я к личной графе.

Но вдруг я обрёл – обнуляются гостьи.

Я вроде душою общаюсь с людьми,

не очень больной и дурной, кривоногий.

Все люди как люди – с женой и детьми.

А я в конуре, как кобель одинокий…

Неудачный искатель

Почти невиновен, не должен никак.

Искал среди женщин я только богиню.

Не бил, не курил возвышающий мак.

Наверное, всё же по-волчьи я сгину.

Престранная жизнь, как мученье и чушь.

Так мало достойной еды для гурмана.

Один общепит, дубликаты без душ.

Вокруг сребролюбцы, театр обмана.

Быть может, я выполнил волю небес

иль давний, негласный указ "моей" Анны.

Иль всем верховодили случаи, бес.

Поэтому и не дождался я манны.

Но где прегрешенья, что сбили в Тартар?

За что злополучная доля терзает?

Видать, я неважный иль лишний товар -

не каждая трогает и оставляет…

Для женщин я натрое душу рассёк.

И нечего мне сожалеть, как мальчишке!

Прошу одного лишь прощенья за всё

у ясных, своих нерождённых детишек…

Анне Котовой

Душный зной

В жирном поту моя лень пребывает.

Пекло за окнами, на этаже.

Тело от зноя, лучей изнывает.

Словно фурункул на грязном бомже.

Душно, как в самой горячей духовке.

Нет ветерка, колыханий ветвей.

Будто бы влажная мышь в мышеловке.

Прыщ меж горячих и жмущих ногтей.

Сдавленный воздух и тяжкие вдохи.

Горло стянула простая петля.

Мокрая грудь, полувлажные ноги,

жёлтая, клейкая вся простыня.

Таю, как масло в пустой сковородке,

лёжа на койке в бессонном бреду.

Может, так солнце, Земля дорогая

к жару готовит, что будет в аду…

Любимая! Любимая! Любимая!

Фланелевой мягкости нужных объятий

и троганий гривы из сливочных струн,

и чувств всепокоя и страстных занятий,

свиданий под грозами, красками лун

и двух рюкзаков, что повисли заплечно,

валяний на белом диване вдвоём,

щекоток продольных, порой поперечных,

кофейных стихов поутру, перед сном

и ужинов чайно-конфетных и нежных,

и писем с утра, в ожидательном дне,

и слушаний ветра, дождя, бури снежной,

душевных встречаний в жилой полутьме,

творожных гостинцев, нарезок салатов,

святых обнимашек, лечебных таких,

вещаний про космос, отсутствие ада,

дебатов про смысл и вечность, и миг,

купаний под душем и голых деяний,

и веловояжей меж лиственных чащ,

и кухонных тем и на мне восседаний,

улыбок, подъёмов пешком на этаж,

общений по духу, без алчности, маски,

прогулок меж парков, людей, этажей,

а главное, что поцелуев и ласки,

и много чего, жаль, не будет уже…

Просвириной Маше

Напутствия

– Карабкайся наверх сквозь камни, занозы,

ледник и терновник, орлов и ежей,

все тяготы, жажды, уклоны и грозы

к туманным вершинам, где воздух свежей!