Перемена погоды

Вздувается тучно и слизью смердит,

на грустных дрожжах набирается роста.

Как глиняный уголь так жирно сидит,

как камень зелёный, что тонет в компосте.

Как клубень картофельный, преющий днём,

как гниль и глазастая живность в затоне,

как мокрая редька на грязи сырой,

как липкая мерзость средь сорных газонов.

Живущая в старице водной глуши,

в стоячей трясине вкушает кислоты.

Ах, где же та цапля – спаситель души,

что эту ужасную живность проглотит?

Оральные грёзы

От мягоньких пяточек миленьких стоп,

и вверх поднимаясь до икр и чресл,

до устья, где очень округлая попь,

до места, что мнёт раздвоением кресла,

до капли изюма, до гладкой спины,

до рук, локотков и концов маникюра,

до млечно-медовой, густой пелены,

до плеч бархатистых, из ноток велюра,

поздней, повернув, дивный ракурс сменив,

стремясь так до чрева, до шеи и лика

от самого низа и выбритых нив,

от каждой узорчато-женской улики,

от вкусненьких пальчиков гладеньких ног

до сочной бороздки, до персей, двух чашек,

слегка оголив подтекающий рог,

мечтаю Вас вылизать, скромная Маша!

Просвириной Маше

Плюшевая девушка

Ты – самочка кролика млечного цвета.

Люблю целовать, гладить и обнимать,

особенно, если метель вьёт с обеда,

когда нет желанья постель покидать.

Игрушка поэта с пуховым начёсом,

со зреньем небесным, как чистая высь,

с порою прохладным иль тёпленьким носом,

с игривой походкой, что радует низ.

Фруктовая лакомка с чайным уклоном.

Забавный зверёк, что чарует в тиши,

всегда говорящий, с приятнейшим тоном,

чьи лапки, повадки всегда хороши.

Ты – дивная особь, почти полузайка

в расчёсанном, чистом и ровном меху.

С тобой я без маски, корысти, утайки.

Ты – лучший питомец на этом веку!

Просвириной Маше

Рефлексия на Марию

Хоть нет тебя рядом средь дна и вершин,

но бродят во мне уже месяц десятый

от стоп до пупка, до макушки, души

фантомные пазлы приятных объятий…

Чужды этажи и народы, дела!

А внутренний призрак роднее и ближе.

Он ищет твой дух, что с собой увела,

который в тебе так неведомо дышит.

Все гроздья шиповника – время с тобой.

А всё остальное – листва и колючки.

Весь город – густой и пустой сухостой,

все люди, как куклы, а улицы – кучки.

Лишь ты тут душевница, светлый массив,

наследница рода святых мукомолов,

чей мельничный стаж так велик на Руси.

Ты – истина в этой стране брехословов!

Поныне блуждает во мне лёгкий свет,

а аура гаснет и ищет ответность,

знакомое тело, любимый портрет.

Но где-то вдали убежавшая нежность.

Во снах ты со мной, и порой до утра,

нагая и в платье, под солнцем созревшим.

Тебя не хочу изгонять из нутра,

ведь я и без этого истинно грешен…

Просвириной Маше

Будущая звезда и земная богиня

Хочу тебя видеть своею женой

и светом твоим до седин заражаться,

а после стать самою яркой звездой,

чтоб в водах, глазах, зеркалах отражаться!

А ты станешь дальше цвести средь высот,

как Ева, праматерь иль мама Иисуса.

Народы прозреют, ум храмы снесёт,

уверовав в чудо твоё и искусство.

Весь клир отречётся от идолов, книг,

направив к тебе разноцветные очи.

И в этот едино-прозренческий миг

все лица, иконы вдруг замироточат!

К тебе двинут хаджи, буддистский поток

и шествия к солнцу и новой Пальмире,

как к лучшей святыне, что выдал всем Бог,

к премудрой царице, наставнице мира!

И ты будешь править всем шаром Земли.

А я тебе сверху сверкать среди теми,

как дальне-далёкие звёзды-угли,

взирая на божью посланницу с геммой…

Просвириной Маше