Перепутья
Шрифт:
Ко второму бокалу молчание стало слишком неловким. К середине бутылки они добрались до обсуждения нюансов работы мобильных опергрупп с учетом текущей ситуации, а когда, разливая очередной бокал, Юля увидела в бутылке дно, Йоханн неожиданно спросил:
– Слушай, Юлия, а что у тебя с де Ройтером? – Юлина рука дрогнула, и она пролила немного вина на барную стойку. Та тотчас же окрасилась в красный.
– А что такое? – она напрягла все свои актерские способности в попытке сделать так, чтобы голос звучал непринужденно, но этого не хватило.
– Я что-то слишком часто вижу вас вместе
Так вот для чего он на самом деле пришел…
А ведь так заморочился, что она уж было подумала, что наутро они проснутся в одной постели.
– А тебе какое дело? – пошла в атаку Юля, - Может, он мой любовник?
От неожиданности Йоханн поперхнулся вином и уставился на нее осоловелыми глазами:
– Любовник?!
– Любовник, - пусть Юля и соврала первое, что пришло в голову, выражение лица Йоханна стоило того, чтобы не изменять этой легенде больше никогда, - А ты что, ревнуешь? – кокетливо подмигнула она.
Йоханн с трудом прокашлялся, и выдавил:
– Но… Но… Но он же старше тебя лет на двадцать!
Наслаждаясь моментом, Юля допила вино, и поправила его:
– На двадцать три года, если быть точнее. Йоханн, ну ты что, еще не понял, что мне нравятся мужчины постарше?
– Но…! – Йоханн выглядел так растерянно, что ему хотелось помочь найти маму.
Не удержавшись, Юля рассмеялась:
– Извини, Йоханн, но видел бы ты сейчас себя со стороны!
Но это было не более, чем игрой. Изображая пьяное веселье, она исподтишка разглядывала Йоханна, и с каждой секундой все отчетливее понимала.
Дело было не в ревности.
Может быть, с тех пор как они расстались, и прошло без малого двадцать лет. Может быть, люди и имели свойство меняться. Но она видела, как ревнует Йоханн.
И это ни капли не было похоже на дурацкое представление, что он устроил сейчас.
А, если не ревность, то тогда…
Пора было признать. Йоханна было слишком много в этой истории. Он возникал из ниоткуда, как чертик из табакерки. Он мешал Айзеку. Он делал вид, что не помнит Джека. Он постоянно пытался впихнуть в нее хоть кусочек еды в то же самое время, когда весь Фонд неожиданно выборочно потерял память.
Он организовал переворот и сместил предыдущий Совет.
Он подписал приказ о запуске реконфигурации.
По отдельности каждую из этих странностей можно было объяснить, вместе – все эти объяснения выглядели слишком удивительным стечением обстоятельств для того, чтобы за ними не стояло совсем ничего.
Оставался только один способ узнать – но Юля не могла ответить себе на вопрос, хочет ли она этого.
Если кто-то делал запрос на амнезиаки, информация об этом должна была сохраниться в логах.
И не дай бог этим кем-то окажется Йоханн.
И что она будет делать, если этим кем-то окажется Йоханн?
Должник (Гай Цезарь VI)
Гай гнал лошадь вперед, в темноту.
Фонарик висящего на шее телефона едва выхватывал из плотной черноты куски мощенной дороги под ее копытами, молодая луна то и дело скрывалась за тучами и ехать приходилось разве что не наощупь.
Огни Неаполя остались позади. Дул
соленый влажный ветер с моря.До Геркуланума оставалось всего ничего.
Лошадь в очередной раз взбрыкнула и фыркнула. Он отпустил поводья, позволяя ей замедлить шаг. Почти выдохлась. Нужно было сменить ее еще в Путеолах. Хорошая мысль, только на пару часов запоздалая.
В наушниках играла музыка, громкая достаточно для того, чтобы отогнать сон, но усталость все равно постепенно брала свое.
Впереди ждала неизвестность.
Отрывочные фрагменты головоломки, кое-как собранные из письма Юнии и слов Кальпурнии, никак не хотели складываться в единую картину. Разрозненные звенья одной цепи, соединения между которыми выходили настолько хлипкими, что рушились под натиском самых элементарных вопросов за мгновение.
Вой. Пропадающие люди. Появившийся из ниоткуда заброшенный комплекс зданий, о котором Юнии рассказал старший сын.
Он крутил эту мысль, как старую заевшую пластинку всю дорогу, и с упорством, достойным лучшего применения, гнал от себя так и напрашивающийся пугающий вывод.
Фонд.
Там и тогда, если где-то творилась какая-то дичь – Фонд всегда обнаруживался рядом и исключений из этого правила не существовало.
Но Фонд должен был остаться там, в далеком будущем – и если бы у него была возможность как-то влиять на события давно минувших дней, прошлого года бы не случилось и Гай умер бы так же, как и должен был.
Захлебываясь собственной кровью на полу курии, под торжествующим взглядом статуи Помпея[1].
Или… Ему просто хотелось в это верить, потому что от альтернативы становилось не по себе.
Вдалеке забрезжили редкие огни. Гай сбросил скорость, - к вящей радости несчастной лошади, которую жизнь к такому не готовила, - и спрятал наушники с телефоном подальше в поясную сумку. Лишние вопросы не сулили ничего хорошо.
Как и любой другой маленький прибрежный городок, Геркуланум с заходом Солнца погружался в глубокий крепкий сон. На пустых, едва освещенных улицах, не было никого, кроме редких грузчиков лавок. Даже засидевшиеся гуляки уже мирно спали по домам.
До восхода оставалось каких-то несколько часов – сонный, раздраженный внезапным пробуждением дежурный почтовой станции не преминул сообщить Гаю об этом, придирчиво оглядывая взмыленную и уставшую до предела лошадь.
Только звону монет оказалось под силу сменить его гнев на милость.
Слабые и редкие фонари мало спасали от вездесущей темноты. Улицы городка, тесные и безлюдные, сливались в одну. С того времени, когда он бывал здесь в последний раз, прошло не меньше пяти наполненных бурными событиями лет - и очень скоро Гай потерялся между одинаковых домов.
На поиски виллы Лепида ушло непозволительно долгое время.
Уже стоя на пороге, он потряс рукой, активируя экран наручных часов. Четыре часа ночи. Сейчас он всех здесь перебудит.
Он требовательно постучал – и, к его огромному удивлению, из глубины дома без промедления раздались неопределенные звуки и шаги. Дверь приоткрылась, - всего лишь щелка, но мелькнувшее в ней лицо привратника не выглядело сонным. Наоборот – его гримаса и резкие, рваные движения выдавали крайнюю степень возбуждения.