Переживая прошлое 2

Утром я был вновь ошарашен тем, что это все действительно случилось со мной, что я больше не тот человек, которого не помнил, а я настоящий, в своем детстве, которое когда-то прожил. Я осматривал комнату, будто видел ее впервые. За столько лет ее образ успел практически смыться из памяти, и я, находясь в ней, ностальгически вспоминал все детали, хоть и не так, как если бы вернулся с энграммами. Открывал шкафы и коробки с игрушками, смотрел на них и видел знакомые предметы, которые при вспоминании вызывали восторг. Одежда, вид из окна, дом – все было сплошным восторгом. Запах ощущался сильнее, звуки были насыщеннее, вкус был более выраженным, и все, что меня окружало, было непривычно больше, чем было раньше. Мир действительно казался значительнее в размерах, чем прежде, когда я был взрослым. Этого я не заметил в прошлый раз и не смог испытать этой прелести больших перемен, когда потихоньку спустился на воду бумажным корабликом, словно в спокойный ручеек. Сейчас это была бурная река из эмоций, и я в ней радостно тонул.

Кто из детских друзей мне был другом, я не знал и потому не спешил бегать искать. Ведь это же дети, они сами объявятся. К тому же брат и сестра были не намного старше меня, и им тоже еще было интересно играть, как и мне, потому что организм был детским и сам просил двигаться. Мы собирали луки и делали стрелы из алюминиевой проволоки, которой было очень много. На наконечник прилепляли шарик, чтобы после выстрела стрелу можно было легко найти. Иногда делали мишень и стреляли по ней. А еще брали штакетник, располовинивали, прицепляли резинку и стреляли крышками от бутылок по игрушечным человечкам. С харкалок стреляли по мухам, катали покрышки, представляя себя машинами, иногда проезжая по коровьему дерьму. Воевали с кустами репейника, а потом собирали соцветия и лепили различных зверей. Жевали гудрон у реки. Из телефонного кабеля выдирали проводки и плели разноцветные футляры для стержней. Купались в речке. Рыбачили. Воевали на камышах, как на саблях. Пасли коров, пока родители были на работе. Ели паслен, который рос в заброшенном огороде у соседей. Бегали в посадки, чтобы пожевать ранетки и плоды лоха серебристого, который мы называли финиками. Непривычное и смешное по названию дерево было высотой 1–4 метра, с сильным корневищем, которое может отходить на восемь метров от куста, иногда образуя заросли. Ветки колючие, с шипами по 3–5 сантиметров. Мы их срывали и, пока шли домой, полностью объедали все ветки. На огороде находили норы тарантулов, заливали их водой, а когда тарантулы вылезали, убивали их штыковой лопатой. Кидались плодами дикого огурца. Играли в жмурки, прятки, шахматы, акционер, домино и детское лото. У нас не было ни телефонов, ни компьютеров, ни приставок и каких-то необычных игрушек, а была лишь куча всяких предметов, с которыми можно было импровизировать. Так мы собрали кораблик из пенопласта и приделали к нему моторчик на пальчиковых батарейках, который благополучно утонул, когда пенопласт перевернулся. Собрали пневматику, создав воздушный клапан из альтернативных вещей. И вообще, в целом, было очень много всего сделано и многое пережито, что в век интернета исчезло. Мои дети не знали мир таким. Это я помнил. И когда вечером я сидел и смотрел на горящий фонарь возле нашего дома, на который из темноты слетались мухи и прочие летающие существа, то невольно грустил, понимая, что мое детство уходит с каждым днем, приближая день переезда. Но оно уходит не только у меня, оно уходит у всех. Даже у тех, кто еще не родился, потому что образовавшееся после перестройки общество потребления частично лишило детей периода детства.

– Пошли запечем рыбу на костре? – предложил я Сабиру на следующий день.

– А ты умеешь? – спросил он, глядя на меня карими глазами.

– Скоро узнаем, – сказал я, и мы отправились на речку ловить рыбу.

Сабир был другом детства, на пару лет младше. Но для меня все были детьми, и потому было без разницы, плюс пару лет или минус.

Наловив окуней, мы разожгли костер в ямке и, пока огонь горел, почистили рыбу, выпотрошили ее, посолили, положили внутрь листья шиповника и черной смородины, а после завернули содержимое в листья лопуха. Когда костер прогорел, мы поместили свертки на угли и засыпали золой, немного притрамбовав. Затем снова разожгли костер на минут двадцать, с интересом обсуждая пиршество, которое нас ожидало. С нетерпением выкопав свертки, мы обнаружили, что рыба была очень вкусной. Поедая ее, помечтали о том, как зажарили бы целого кита, а после отправились купаться. День уходил. На следующий день интерес к готовке не остыл. Мы снова разожгли костер, но на этот раз решили пожарить улиток и мидий, которых у нас в речке было в избытке. Когда костер прогорел, мы закинули их на пропекание. Минут через десять маленькие улитки все прокипели, и мы их попробовали. Мяса в них было на зубок, поскольку из съедобного была только ножка, а при термической обработке она уменьшалась до маленького комочка. Учитывая, что улитка длиной всего пару сантиметров, то и кушать в ней было нечего. На вкус мясо было пресным и немного отдавало речкой. С мидиями было примерно так же, но мяса в них было уже побольше. Мы разочаровались в приготовленном, но попробовать было интересно. Наесться мы, конечно, не наелись, но и цели такой не преследовали. Разойдясь в экспериментах, поймали несколько крупных кузнечиков и пожарили на палочке. На вкус они напоминали креветок. Из неприятного было то, что их лапки упирались и при прожевывании казалось, что кузнечик во рту оживал. Возможно, это была детская фантазия со своими тревогами, а может, мы их и правда недожаривали, но мы не слишком заморачивались. На следующий день мы жарили уже лягушек. Перед приготовлением я брал их за задние лапки и ударял головой о камень, чтобы оглушить и не причинять боль при разрезании. Затем мы сдирали с них шкуру, словно штаны, насаживали на веточки в виде мини-рогатин и прожаривали над углями до готовности. Мясо было вполне вкусным, но его было тоже мало, как и в случае с речными мидиями. В качестве эксперимента полевой кухни это было интересным и довольно запоминающимся. В прошлом я никогда не пробовал так готовить, но в этой жизни решил попробовать то, что не успел раньше по каким-то причинам. Была энергия, время и был интерес. Грех было не экспериментировать.

Устав от мелкого корма, мы решили зажарить суслика – те постоянно свистели в поле целыми семьями. Трудность была в том, чтобы кого-нибудь из них поймать. Сабир предлагал догнать и оглушить палкой, но шансов у нас на такое не было. Поэтому решили использовать старый способ: взяли веревку, сделали петлю, петлю повесили на нору так, чтобы суслик обязательно сунул голову внутрь и при попытке куда-то побежать, затянул петлю у себя на шее. А чтобы попавшийся суслик не убежал, приколотили клин и привязали к нему другой конец веревки. Просидев весь день, добычи мы так и не дождались, но на следующий день я пришел уже один, Сабир не смог пойти со мной. В петле сидел пойманный маленький зверь. Я посмотрел на него и отпустил. Энтузиазм пробования пропал. Да и одному не было большого интереса готовить пищу. Наверное, я просто оправдывал свое нежелание без надобности убивать пойманное существо.

Вечером у меня сильно разболелась голова. Я уснул. Проспал, наверное, всего час, но успел потерять счет времени. В сновидении я увидел девушку. Она была ростом ниже меня на полголовы. Мы стояли у берега, я обнимал ее со спины и сказал что-то вроде: «Ты чего дергаешься?», а она ответила: «Ну, комары же кусают». Затем я проснулся. Голова не болела, но осадок от увиденного остался. Благодаря ему я понял, что сильно втянулся в детство и начал забывать все, что было у меня до появления в нем. В памяти уже не получалось восстановить в точности свою первую жизнь, а тот, второй раз уже забывался. Это заставило меня начать думать о том, что происходит в моей жизни, куда я иду, что со мной будет и не забуду ли я вообще все свое прошлое. Этот мир был реален, я его проверял, и он не кончался за столько недель, как обычный сон. Это было точно.

Не найдя границ и понимая, что моя проживаемая реальность не мнимая, а вполне настоящая, я взялся за ручку, чтобы разобраться, что со мной стало и что происходит. Еще меня удивило то, что я проигнорировал смену реальности и, вопреки здравому смыслу, начал просто жить детской жизнью, будто всегда здесь жил. В итоге накопилось много вопросов без ответов, и одним из главных стал «Почему я снова начинаю жить после смерти, и почему в одном случае я попадаю в детство, а в другом – в какую-то чужую жизнь и реальность?»

Сколько я ни думал, в итоге получал только гипотезы. В первый раз я, видимо, умер естественной смертью и потому все помнил, потом стал ребенком; второй раз – суицид, и потому я оказался в другом месте уже взрослым и другим собой; третий раз – убийство по стечению обстоятельств, и потому я оказался ребенком, но начал все забывать. В итоге ключом к переходу стала смерть. Вид смерти определял мою память и реальность. Таким образом, я получал совершенно непонятный по своим причинам механизм переселения сознания. Чтобы проверить правильность рассуждений, нужно было проделать нечто из этого, чтобы понять, верна ли моя гипотеза. Самым быстрым был суицид. Я подготовил веревку, но в итоге повеситься так и не решился. Во-первых, это стало бы трагедией для семьи, а во-вторых, я боялся, что гипотеза может оказаться неверной, и я просто исчезну, потому что в таком раннем возрасте еще не умирал и не знал, в каком возрасте появился бы, если бы умер. Из чего я сделал вывод, что лучше не торопить события и просто пожить. Посмотреть, что из этого выйдет. Умереть я всегда успею.

Следующей проблемой для меня стало исчезновение воспоминаний о прошлой жизни. Немного подумав, я принял решение написать записки в будущее, но уже через несколько листов понял, что они не охватывают весь объем знаний, который я имел и который мог бы мне пригодиться в будущем. Тогда я решил писать свою биографию по жизням, чтобы можно было рассказать себе о том, что уже было со мной, чего стоит бояться, на что обращать внимание и к чему стремиться. Причем, я решил все оформить в виде автобиографической книги, о которой знал только я, чтобы ни у кого не возникло никаких вопросов, если они увидят мои тетради. Так я и поступил. Каждый день я писал, и писал, и писал, тратя все свободное время на то, чтобы записать все, пока память сохраняла прошлое. Конечно, написано было коряво, ведь я не был профессиональным писателем и писал, как школьник, который пытался рассказать то, что знал, но не умел выразить словами. Написанное не планировалось для массового чтения, и потому я писал максимально откровенно, чтобы мне было понятно все, что нужно было понять.

Все мои мысли были поглощены рукописями. Причем, я писал в обратном порядке относительно того, как прожил, начиная с последней жизни, чтобы записать максимально объемно то, что успел узнать за прожитый период. Так я написал третью жизнь с демоном, написал вторую с элементами воспоминаний первой, но вот свою первую я уже не мог вспомнить никак. Она полностью выпала из памяти к концу второй рукописи, и даже те обрывки, которые я использовал, не позволяли вспомнить хотя бы какую-нибудь мелочь. У меня было две законченных и полноценных рукописи, две жизни, которые я еще помнил, но не было первой и самой главной, от которой я отталкивался до этого в жизни. Она стала навсегда утерянной для меня. Это вызывало страх, потому что я не просто забыл кусок прошлого, а забыл то, чем я являлся априори, до всего того, что случилось со мной. Такое понять могут разве что психически больные люди, которые теряют себя в результате болезни.

После того, как закончил рукописи, я подумал, что все забуду и больше не смогу вспомнить прошлую жизнь. Все равно что умру. Значит, смерть меня все-таки настигнет и я не бессмертен, а просто ошибка системы. Значит, я стану не собой, а своим продолжением, которому сейчас могу что-то передать, словно сыну. Я стал размышлять, что бы я хотел ему сказать, если бы знал, что он меня никогда не увидит, не узнает и не вспомнит, потому что он – это я. Взяв лист бумаги, я решил написать письмо своему продолжателю:

«Ты меня никогда не вспомнишь, а я тебя не узнаю. У нас никогда не будет совместной фотографии и возможности поговорить. Между нами существует только этот текст: всего тридцать три буквы в различных комбинациях. Мне много времени пришлось потратить на то, чтобы попытаться сформулировать самое важное, что могло бы тебе пригодиться, ведь меня не будет рядом, чтобы тебя поддержать в трудную минуту.

Самое главное, что я выделил: все имеет свою цену. Цена тому – не время, а здоровье. Именно от здоровья зависит, сколько ты проживешь. Коэффициент одного года жизни у человека, умершего в двадцать лет и в восемьдесят, совершенно разный. Поэтому береги здоровье. Поддерживай его. Но не забывай, что здоровье – это не отсутствие физической болезни, это состояние полного физического, духовного и социального благополучия. Порядка 80% болезней и прочих недугов растут из твоих мыслей. Аккуратно относись к тому, что ты думаешь и что принимаешь за истину, потому что это во многом определит твое будущее.