Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1

Сама больше не ходила всю остальную жизнь, да и никто слушать не ходите. Вот как я, говорит, ходила слушать.

Сюндю видят как северное сияние

57

Synnynmoa on! On! Synnynmoa on talvel, konzu pakkaizet ollah suuret, saamoil ser’otkal.

Syndy – se kui sinul sanuu… Vops’e l"ahtet pihal, sanot: “L"ahten min"a Syndyy kuundelemah!“ А облака такие разные, разным сиянием таким, всяким-всяким узором играет. Там нету лунов ничего. Он такой чистый! Igraicou kaikelleh, kaiket svetal, jarkoi moine…

H"andy kuunellah, sit kuuluu: sanou mid"atahto, pajattau mid"atahto mostu. Kuunellah pihal, suoriet, stoby ice et kylm"as. Se pid"ay jongoi menn"a polnoc, v 12 casov. Vot! A enne h"ai ei tule, polnoc! I sit k"avel"oy do dvuh casov do tr’eh. I sit kadou, e"are l"aht"oy. Jo roih nece t’omnoi-t’omnoi taivas, taivahan sen kaiken kattau… A konzu k"avel"oy, n"agyy kui h"ai k"aveloy, kai, joga sijas. Kai ne ollah!

H"ai nikusp"ai ei tule, h"ai sitgi on. H"ai moinegi on. H"ai nikusp"ai ei tule. H"ai vops’e kaikkie t"ad"a oblakkoi my"o k"avel"oy. H"ai yl"ah"an on, a sit heit"ald"ah v"ah"aizen, sinulluo tulou, sinuu ne"arittel"oy v"ah"aizen, sit l"aht"oy. Se talvel, pakkaizet ollah h"ai, 43°-44°, sit vai rockau, vai rockau. Astuu, kuulet, astuu, keng"at: “Sik-sik, sik-sik!“ – sagajet.

Synnynmoan aigah pastetah, sit ikonah pannah net h"anel. Sit ikonalluo piet"ah p"aive"a kaksi – kolme, no ice syvv"a ei rahvas, ei syvv"a. Sit menn"ah, libo pannah pihal sinne lumel, libo sie voron sy"oy, libo h"ai kylm"ay, libo h"ai kunna kadou – ei soa tiede"a. A ice celovek ne kusal… My"o boabol sanommo: “Mikse sin"a vie nenii lep’oskoi pastat?“ “Ole sin"a, bunukku, p"aivilleh, tidde gu nimid"a et“, – sanou. A staruuhat-to tiettih. Min"a sanon: “Sy"o sin"a ice!“ “Min"a, – sanou, – tidden, kunna pid"ay panna! Minuttah sy"oy!“ – sanou. Znaacit sy"oy, tulou, ottau, sy"oy h"ai. Nu ei suuret, moizet vot nengomaizet pastetah, ei suuret.

Земля Сюндю есть! Земля Сюндю зимой, когда морозы сильные, в самой середине.

Сюндю – это как тебе сказать… Вообще, пойдешь на улицу, скажешь: «Пойду я Сюндю слушать!» А облака такие разные, разным сиянием таким, всяким-всяким узором играет. Там нету лунов, ничего. Он такой чистый\ Играет по-всякому, всяким цветом, яркое такое…

Его слушают, и слышно: говорит что-то, поет что-то такое. Слушают на улице. Оденешься, чтобы самому не замерзнуть. Это надо идти уже в полночь, в 12 часов. Вот! А раньше он не придет, только в полночь! И потом ходит до двух часов, до трех. И потом исчезнет, уйдет. Уже небо будет темное-темное, закроет все небо… А когда ходит, видно, как он ходит, везде, в каждом месте. Все это есть!

Он ниоткуда не приходит, он тут и есть. Он такой и есть. Он ниоткуда не приходит. Он вообще здесь по облакам ходит. Он наверху, а потом спустится немного, к тебе придет, тебя подразнит немного, потом уйдет. Это зимой, морозы бывают ведь 43⁰^J4⁰ С, тогда потрескивает лишь, потрескивает лишь. Идет, слышишь, сапоги: «Шик-шик, шик-шик!» – шагает.

Во время земли Сюндю пекут, и к иконе кладут ему. Потом у иконы держат дня два-три, но сами люди не едят, не едят. Потом идут, или положат на улице на снег – то ли ворона там съест, то ли замерзнет он, или куда исчезнет – нельзя знать. А сам человек не кушал… Мы бабушке говорим: «Зачем ты еще эти лепешки печешь?» «Не болтай ты, внучек, раз не знаешь ничего!» – отвечает. А старухи-то знали. Я говорю: «Ешь ты сама!» «Я, – говорит – знаю, куда надо положить! Без меня съест!» – говорит. Значит, ест, придет, возьмет, съест он. Ну, небольшие, вот такие пекут, маленькие.

ФА. 3460/46, 3461/1. Зап. Иванова Л. И., Миронова В. П. в 2000 г. в д. Лахта от Максимова П. Д.

Сюндю сердится на шумную компанию

58

– Syndy ei ozutannuhes, a oli Syndy, sanottih. Boabuska sanou, sie ker"avyttih taloih kuundelemah, a hihetet"ah da hohotetah da nagretah. Sanou: “Ainos ker"avytt"o neccih, ei pie Syndyy kuunelta nagronkel da hihetyksenkel. Synnyn kuuneltes ei pie ni p"aiv"an pahoi paista, pid"ay olla hyvin“. “A ei, sanou, mid"a rodei!“ A hy"o ku ruvettih. Sanou: truvas te"a tulou gu piirai v"artin"asty, plital kirbuou. A boabuska p"acil magoau, boabuska oli tied"ai. “Nu, sanou, это ерунда! A kaccoakkoa ikkunah nyg"oi, mid"abo sie tulou! Sie, sanou, tulou gu heinysoatto, dorogoa my"o t"anne, vier"oy. “Nu nyg"oi, sanou, lapset, ver"ait pid"ay salvata!“ Boabuska p"acil l"ahti, sit ver"ait salbai, amin"oici sie kui pidi. En tiije kui. Sit, sanou, azetui. Sanou, butto sanou boabuskal: “Hyv"a, sanou, enn"atit tulla salboamah. Ato, sanou, musteltus!“ A sit boabuska sanoi: “Kaco! Min"a teidy kiel"an, pid"ay olla hyv"azilleh, a ty"o h"oh"ot"att"o da kaikkie! Ei soa, sanou, Syndyy kuunelta nengaleite“. A sit heitettih k"ayndy, sanou. No en tiije, en tiije, min"a en. Min"a en k"avnyh.

Сюндю не показывается. Но Сюндю был, говорят. Бабушка говорит, собрались в доме пойти слушать, а хихикают, хохочут, смеются. Говорит: «Вот собрались здесь, не надо Сюндю слушать со смехом и хихиканьем. Когда собираешься Сюндю слушать, не надо в течение дня плохо разговаривать, надо хорошо себя вести». «А, ничего не будет!» А тут как началось! Говорит, из трубы выходят, ну, как скалки для пирогов, на плиту падают. А бабушка на печке спит, бабушка была знахарка. «Ну, – говорит, – это еще ерунда! А посмотрите-ка сейчас в окно, что там движется! Там, – говорит, – идет словно бы копна сена, по дороге катится. Ну, сейчас, – говорит, – дети, дверь надо закрыть!» Бабушка с печки слезла, двери закрыла, перекрестила, как положено. Не знаю, как. Тогда, говорит, остановилась, и будто бы сказала бабушке: «Хорошо, – говорит, – что успела прийти закрыть! А то, – говорит, – попомнили бы!» Тогда бабушка говорит нам: «Видите! Я вас унимала, надо быть по-хорошему, а вы хохочете да все! Нельзя, – говорит, – Сюндю так слушать!» А потом, говорят, перестали ходить. Но не знаю, не знаю я. Я не ходила.

ФА. 3429/20. Зап. Иванова Л. И., Миронова В. П. в 1999 г. в п. Эссойла от Нестеровой М. Ф.

Слушают Сюндю

59

A my"o olimmo… tyt"onny olles… min"a olin nuori, oli minul seiceitostu vuottu. Sie oldih meile kyl"as staruuhat, Syndyy k"aveltih kuundelemah pihal. Nu, janvar’al sit… Sit my"o (nuorete himoittauh"ai) poasitammo, Sasakse sanottih: “Sasa-t’outa, l"akk"a meij"ankel Syndyy kuundelemah.“ Sanou: “Voin l"ahtie, – sanou, – vai ty"o "alge"a baluikkoa sin"a pe"an, "alge"a mattie kirgukkoa, "alge"ago tyhje"a liijakse baluikkoa. Sit, – sanou, – min"a l"ahten. L"ahtemm"o, – sanou, – coassuu jo kymmene, daaze yhtendeltostu ildoa, stobi ei liigoa olis k"avelijie.“ Sit my"o l"ahtimm"o sil kerral, l"ahtimm"o, h"ai vietti meidy prorubiloih, j"arvirandah. I как ras ollah, te"a tulou nengaleite dorogu i te"a nengaleite, ristah on dorogat. Sit my"o niil dorogoil seizatuimo, h"ain (enne oldih nu, salfetkat, dopustim, kodikuvotut) h"ain meidy kaikkie katoi, hengie meidy viizi oli. Nu vot. Ice otti siizmah, mid"a sie sanoi, ielleh-j"arilleh k"aveli. Sit rubeimo Syndyy kuundelemah, nenga pe"at alahp"ai heitimm"o, seizommo kai yhtes kuucas. Sit sie j"arven agjas rubei kuulumah nece, nu vemmel, kellokse enne sanottih. Ajettih, dugas oli kello moine, jarkoi. Enne svoad’boih da kai moizien kelloloinkel ajeltih. Sit moine kello tulou, hebo se mugaleite kaputtau, nengaleite, kuuluu jalgoi. A my"o toine tostu nyrvimm"o bokkah: kuuluugo sinul? Kuuluu! Nu, sit se proiji, hebo ylici j"arven sie. MalTalas da Hecculas da sit t"anne p"ai, sinne nouzi. Sit otti t’otka meile pyhkimen pe"as, ice sanou: “Kuulittogo mid"a?“ “Kuulimmo! Neciep"ai la hebo ajoi ylen ruttoh da sit kellolois ajoi.“ “Nu sit, – sanou, – svoad’bu roih keneltahto. I t"ad"a j"arvie my"o ajetah.“ Dai kaksi kuudugo liennou mennyh… nyg"oi h"ai oh Misa, a muga velicaittih ainos: Pakkaizen Misa, Nikolajev Misa, Sissoizen. Ylen boikoi mies oli da kai h"ai nai sie Stekin kyl"as i akan vedi Sissoizih. Se kuului hyvin. Min"a ennen sid"a en uskonuh, sto kuuluu mid"atahto, a kuuluu!

A sit: “Viego, – sanou, – tahtotto kuunella?“ “Ga davaikkoa vie kuundelemmo, no.“ “"Alge"a, – sanou, – vai nimid"a virkakkoa, kuni kuundeletto gu kuulumah rubiennou. A sit, – sanou, – j"alles pagizetto.“ Sit opat’ palaizen eistimm"okseh, opat’ h"ai kuundelemah rubei. Dai my"o pyhkimen oal. Sit rubei mugaleiten sie Hecculas kohoamah kai on h"ai gu… A minul ei ugodinnuh, stoby n"agizin, a saneltih, n"ahtih, sto se tulou gu soatto, nengaleiten tulou, oigieh sih, kus rahvas seizotah… Konzu kuundelet, konzu seizatut Syndyy kuundelemah, kuulet, se rubieu gu, kui sanuo, toici gu masin ajau mugaleite kohizemah, tulemah. A sit ken sie on glavnoi, rukovoditel’ ga: “Sto-to ne tak!“ Nu vot… Jesli hypit, libo l"ahtet neser’jozno, toizet moozet ollah sur’jozno, a kentahto joukos vroode na smeh l"aht"oy, sit soatonnu gi tulou. Sit gu smejoss’a, sit buudes znat’. Sit gi boaboi nece sanoi: “Tokko l"ahtijes kaikin uskotto da spokoino oletto.“ A er"as duumaicou: “Hi-hi-hi!“ Enne velli net oldih sur’joznoit dielot. Er"ah"at ei ni ruohtittu l"ahtie.

А мы были… в девках были, я была молодая, 17 лет мне было. Там у нас в деревне были старухи, ходили Сюндю слушать на улицу. Ну, в январе. Ну и мы (в молодости ведь хочется) зовем, Сашей звали: «Тетя Саша, пойдем с нами Сюндю слушать». Говорит: «Могу пойти, но вы в этот день не балуйтесь, не ругайтесь, и зря слишком не балуйтесь. Тогда, – говорит, – я пойду. Пойдем часов в десять, даже в одиннадцатом, вечером, чтобы лишних прохожих уже не было».

Мы и пошли в тот раз. Пошли, она привела нас к проруби, на берег озера. И как раз отсюда идет дорога и отсюда, крест-накрест дороги. Ну, мы встали на эти дороги, она (раньше были ну скатерти, допустим, домотканые), она нас всех накрыла, нас человек пять было. Ну вот. Сама взяла сковородник, что-то там сказала, туда-обратно походила. И стали Сюндю слушать, так головы вниз опустили, стоим все вместе в куче. И оттуда, со стороны озера стало слышно, ну, раньше называли, колокольчик на дуге. Ехали, а на дуге был колокольчик такой, яркий. Раньше на свадьбу с такими колокольчиками ездили. И вот такой колокольчик приближается, лошадь стучит копытами, слышно. А мы друг друга толкаем в бок: слышно ли тебе? Слышно! Ну, проехала эта лошадь по озеру, туда в Маллялу да Хеччулу, в ту сторону поднялась. После этого тётка сняла скатерть у нас с голов, сама спрашивает: «Слышали ли чего?» «Слышали! Оттуда лошадь очень быстро ехала, и с колокольчиками!» «Ну тогда, – говорит, – ждите, в этом году свадьба чья-нибудь будет. И по этому озеру поедут». И два, что ли, месяца прошло… сейчас был ведь Миша, а так-то всегда величали Мороз Миша, Николаев Миша, сыссойльский. Очень бойкий мужик был, он женился там в Щеккиле и жену привез в Сыссойлу. Это хорошо было слышно. Я до этого не верила, что слышно что-то, а слышно!

Потом: «Еще, – говорит, – хотите послушать?» «Ну, давайте еще послушаем». «Только, – говорит, – не говорите ничего, пока слушаете, если слышно будет. Потом после поговорите». И снова, немножко продвинулись и снова слушать стали. И мы под скатертью. И стало так оттуда, со стороны Хеччулы шуметь, ну словно… А мне не доводилось видеть, а говорили: видели, что это двигается как копна, так прямо идет, прямо туда, где народ стоит… Когда слушаешь, когда станешь Сюндю слушать, услышишь, что там будет, ну иногда как машина проедет, так шумит, приближается. Тогда, кто там главный, руководитель: «Что-то не так!» Ну вот. Если прыгаешь или пойдешь несерьезно, другие, может серьезно, а кто-то из группы вроде на смех пойдет, вот тогда и придет в виде копны. И если засмеешься, будешь знать! Бабушка так и сказала: «Только если пойдете, верьте и спокойно ведите себя». А кто-то думает: «Хи-хи-хи!» Раньше это серьезные были дела. Некоторые и не осмеливались ходить.