Первый Инженер Император. Новые рубежи – ІІІ

— «Другие полезные вещи»? — я вопросительно посмотрел на него.

Иван усмехнулся.

— Ну, скажем так, барон… не все технологии старого мира были уничтожены или сгнили. Кое-что… кое-что могло уцелеть в хорошо спрятанных местах. Бункеры, подземные лаборатории… О них ходят легенды среди хламников. И эта застава… она как раз на пересечении нескольких таких предполагаемых маршрутов.

Мое сердце инженера забилось чаще. Уцелевшие технологии… Это было именно то, что могло дать нам колоссальное преимущество.

— Звучит… многообещающе, — сказал я, стараясь скрыть воодушевление. — Но насколько это опасно?

— Опасно везде, барон, — пожал плечами Кречет. — Но здесь, по крайней мере, есть стратегическое преимущество. И если мы сможем там закрепиться, расчистить территорию, наладить оборону… это будет серьезная заявка.

Мы долго еще сидели над картой, обсуждая детали. Маршруты подхода, возможные места для засад, источники воды, наличие строительных материалов поблизости. Иван делился своим опытом, рассказывал о повадках местных тварей, об особенностях рельефа. Я же прикидывал, какие укрепления можно будет возвести, как организовать оборону, какие инженерные решения применить для обеспечения аванпоста всем необходимым.

Ночь давно перевалила за полночь, когда мы наконец закончили. Перед нами лежал подробный, проработанный план, подкрепленный знаниями и опытом Ивана и моими инженерными расчетами. Мы оба чувствовали себя вымотанными, но удовлетворенными.

— Завтра с утра, — сказал я, поднимаясь, — нужно будет перенести все это на чистый пергамент. Аккуратно, с пояснениями. Чтобы царям было все понятно.

— Сделаем, барон, — кивнул Иван. — А сейчас… спать. Завтра снова тяжелый день.

Я кивнул головой.

— А у нас бывали легкие дни, мой друг?

Иван хохотнул.

— Правду говоришь, барин.

* * *

Корчма «Три петуха» была из тех заведений, где слово «чистота» считалось ругательным, а «свежий воздух» — чем-то из области фантастики.

Таверна располагалась на самой окраине маленького, Богами и картографами забытого хутора с гордым, но совершенно необоснованным названием Светлоград (хотя большую часть времени он утопал в грязи и тумане).

Внутри «Трех Петухов» царил привычный полумрак, густо замешанный на запахе прокисшего пива, застарелого пота и чего-то неопределенно-мясного, что уже неделю томилось в котле над очагом.

Стены, когда-то, возможно, бывшие деревянными, теперь представляли собой сложный композит из сажи, жира и следов многочисленных драк. Под ногами хрустело что-то, что лучше было не рассмтаривать.

За одним из самых шатких столов, в самом темном углу, сидела наша знакомая троица. Они молча поглощали нечто, что трактирщик с гордостью именовал «похлебкой дня» (хотя, судя по консистенции и запаху, это могла быть и «похлебка недели», а то и месяца).

Древний старик К’тул, сгорбленный над своей миской, сосредоточенно вылавливал из мутной жижи нечто отдаленно напоминающее кусок мяса. Его лицо было непроницаемо. Он ел медленно, тщательно пережевывая каждый кусок, словно боялся, что тот может оказаться живее, чем кажется на первый взгляд.

Рядом с ним, нелепо высокий и тощий целитель Идрис, брезгливо ковырял ложкой в своей тарелке, время от времени извлекая оттуда что-то подозрительно-зеленое и с сомнением разглядывая. Его длинный нос морщился, а на лице было написано вселенское страдание человека, вынужденного питаться чем попало в силу обстоятельств.

И, наконец, Фтанг — гора мышц, чья необъятная фигура едва помещалась за столом. Он ел. Просто ел. Много, громко, с аппетитом, не обращая внимания ни на качество пищи, ни на окружающую обстановку. Для Фтанга еда делилась на два вида: «съедобная» и «очень съедобная». Похлебка из «Трех Петухов», видимо, относилась ко второй категории.

Вокруг них гудел обычный вечерний шум корчмы. За соседними столами сидели местные завсегдатаи — пара подвыпивших лесорубов, мрачный кузнец, несколько подозрительных личностей, которых лучше было бы обходить стороной даже при свете дня, и две девицы сомнительной репутации, громко хихикавшие над шутками проезжего торговца.

Именно оттуда, из общего гула голосов, до троицы донеслись обрывки разговора, которые заставили Идриса на мгновение отвлечься от своей тарелки.

— … а я тебе говорю, Петруха, сам староста рассказывал! На ярмарке-то, что меж Новгородом и Руссой удумали… чисто побоище было! Дикари какие-то налетели, говорят, страсть! Людей порубили, товары пограбили, царей чуть самих на куски не порвали! Еле отбились, сказывают! — вещал громким, хорошо поставленным голосом один из лесорубов, размахивая над столом недоеденной куриной ножкой. Его сосед, Петруха, слушал, широко раскрыв глаза и периодически икая от выпитой браги.

Идрис медленно повернул голову в сторону говоривших. Его длинный нос дернулся, словно у гончей, почуявшей след. Он отложил ложку, интерес к содержимому тарелки мгновенно угас.

К’тул же, напротив, казалось, совершенно не обратил внимания на оживленный рассказ. Он все так же методично работал челюстями, его взгляд был устремлен в миску, словно там, на дне, скрывались все тайны мироздания.

Фтанг, доев свою порцию, с громким стуком поставил пустую миску на стол и вопросительно посмотрел сначала на Идриса, потом на К’тула, явно не понимая, почему его товарищи вдруг затихли. Он облизнул жирные пальцы и собирался было потребовать добавки, но Идрис опередил его.

— Слышал? — спросил он тихим, но настойчивым голосом, обращаясь к К’тулу и кивнув в сторону говорливых лесорубов.

Старик медленно поднял голову. Его выцветшие, почти бесцветные глаза, в которых, казалось, отражалась мудрость (или просто усталость) веков, остановились на лице Идриса.

— Слышал, Идрис. Как тут не услышать, — проскрипел он, голос его был сух, как прошлогодняя листва. — В таких заведениях новости распространяются быстрее, чем чума в портовом городе и гонорея по борделям. Особенно если эти новости щедро сдобрены слухами и домыслами.

— И что думаешь? — не унимался Идрис. Его любопытство, всегда бывшее его слабым местом (сразу после нелюбви к плохой еде и нежелания лишний раз напрягаться), взяло верх.

К’тул сделал вид, что задумался. Он снова опустил взгляд в пустую миску, затем перевел его на Фтанга, который уже начал откровенно скучать и ковырять пальцем дырку в столе.

— Думаю, — произнес он наконец, и в его голосе прозвучали едва уловимые нотки удовлетворения, — что это играет нам на руку куда больше, чем могло бы показаться на первый взгляд. Наш юный… вспыльчивый барон, — он позволил себе кривую усмешку, — теперь будет занят куда более насущными проблемами, чем поиски древних артефактов или, не дай боги, новых рунных камней. О, да, у него будет чем заняться. И о наших скромных персонах, как и о том злополучном камушке, что он так неосмотрительно прибрал к рукам, он точно не скоро вспомнит. А это дает нам время. Время, Идрис. Самый ценный ресурс в нашем нелегком деле.