Первый инженер императора IV

* * *

Иван Кречет не врал и даже не преуменьшал. Он вообще редко тратил время на такие изыски, как преувеличение или приукрашивание действительности. Мир, в котором он жил, был слишком суров и прямолинеен для этого. И когда он говорил, что экспедиция была тяжелой, это означало, что она была именно такой — тяжелой, изматывающей и смертельно опасной.

Да, эта вылазка не была таким концентрированным, клаустрофобным кошмаром, как спуск в подземный комплекс. Не было тикающего таймера, грозящего аннигиляцией. Но была другая опасность — монотонная, изматывающая, постоянная. Угроза, которая таилась за каждым деревом, в каждой тени, в каждом шорохе.

Сотня вооруженных людей на лошадях, с гружеными повозками — это, конечно, внушительная сила. Но посреди бескрайнего дикого леса, где каждый голодный зверь чует свежее мясо за несколько километров, это была не столько сила, сколько большая, шумная и очень аппетитная мишень.

Особенно, если речь шла о человеческом мясе, которое, по каким-то неведомым гастрономическим пристрастиям местных мутантов, ценилось здесь особенно высоко.

Пару раз им пришлось столкнуться с уже знакомыми противниками — гнездами рукеров. На этот раз воины были готовы. Те, кто уже имел дело с этими когтистыми тварями, — хламники и бойцы из первого отряда — действовали слаженно, почти хладнокровно. Они стали тем ядром, тем центром обороны, вокруг которого новички, сцепив зубы, набирались опыта.

Щелкали арбалеты, свистели мечи, гортанно кричали сотники. Бойцы из первой экспедиции, уже знавшие повадки рукеров, работали, как хорошо отлаженный механизм. Они не лезли на рожон, держали строй, отсекали тварей от повозок, давая возможность арбалетчикам вести прицельный огонь.

Новички же, получив свои первые, к счастью, не смертельные раны — рваные царапины от когтей, ушибы, болезненные укусы — быстро учились. Страх в их глазах сменялся яростью, растерянность — боевым азартом. Они видели, как нужно действовать, как прикрывать друг друга, как не поддаваться панике. Это был жестокий, но самый эффективный урок выживания в Диких Землях.

Но настоящим испытанием для экспедиции стали не рукеры. На третий день пути, когда они пробирались через скалистое ущелье, заваленное огромными валунами, на них напали ОНИ.

Бурые мутировавшие медведи.

Это были не просто крупные звери. Это были настоящие монстры. Порождения этого искалеченного мира. Огромные, размером с небольшую повозку, они неслись напролом, сметая на своем пути кусты и молодые деревья.

Их бурая, свалявшаяся шерсть была покрыта какими-то наростами, а из пастей, полных огромных, желтых клыков, капала пена. Но самое страшное было в их глазах — маленьких, красных, горящих какой-то безумной, неукротимой яростью.

Их было всего пять. Но этих пяти хватило, чтобы превратить ущелье в настоящий ад.

— К холму! Наверх! — проревел Иван, его голос едва перекрывал рев медведей. — Занять оборону на вершине!

Это было единственно верное решение. В узком ущелье, где не было места для маневра, эти живые тараны просто смяли бы их. Нужно было преимущество высоты.

Отряд, отстреливаясь на ходу, бросился к ближайшему каменистому холму. Лошади, обезумев от страха, ржали и бились, но возницы, матерясь сквозь зубы, из последних сил удерживали их.

Бой на вершине холма был тяжелым. Очень тяжелым. Медведи, несмотря на свою кажущуюся неуклюжесть, с невероятной скоростью карабкались по склонам, не обращая внимания на камни, летящие им под лапы. Их толстые шкуры и мощные кости с трудом пробивали даже арбалетные болты.

Приходилось стрелять в упор, целясь в глаза, в пасть, в незащищенные участки на брюхе. Воины рубили мечами и топорами по могучим лапам, пытаясь перебить сухожилия, остановить этот неумолимый напор. Лязг стали, рев зверей, крики людей, хруст костей — все смешалось в одну кровавую какофонию.

Сотник Борис Рыжебородый, с боевым кличем, от которого, казалось, содрогнулись скалы, в одиночку сдерживал натиск одного из медведей, отбивая его удары своим огромным двуручным топором. Рядом с ним Игнат, новгородец, спокойно и методично командовал своими лучниками, заставляя их вести прицельный огонь по самым уязвимым местам тварей.

Иван Кречет со своей Бьянкой работал, как снайпер. Каждый его выстрел был выверен, точен. Он не тратил болты зря, выцеливая моменты, когда медведи открывались для удара.

Да, арбалеты, особенно новые «ККМ-2», показывали себя в этом бою великолепно. Их мощь, их скорострельность, их стальные болты, способные пробивать даже толстую медвежью шкуру, давали им шанс. Без них… без них этот бой закончился бы очень быстро. И совсем не в их пользу.

К счастью, им удалось отбиться. Потеряв троих своих сородичей, оставшиеся два медведя, израненные, истекающие кровью, но все еще живые, с яростным ревом отступили, скрывшись в ущелье.

Мужчины тяжело дышали, привалившись к камням, к повозкам, к стволам деревьев. Они смотрели на поле боя, усеянное телами поверженных врагов, и не верили своим глазам. Они смогли. Они отбились и, что самое невероятное, никого не потеряли. Да, несколько серьезных ран, множество царапин и ушибов, но все были живы.

Правда, повозкам досталось. Огромные, глубокие борозды от когтей на деревянных бортах остались напоминанием об этом событии, о той ярости, с которой сражались эти чудовища.

— Срань господня, — выдохнул Борис, приваливаясь к повозке от усталости. Он стянул с головы шлем, его рыжая борода была перепачкана кровью и грязью, а лицо блестело от пота. — И много здесь таких уродцев?

— Достаточно, — сухо отозвался Иван, перезаряжая свою Бьянку. Он не позволял себе расслабиться ни на секунду, его взгляд продолжал внимательно осматривать ущелье, ожидая новой атаки. Но ее не последовало.

На месте добычи в старой промышленной зоне, которую они выбрали своей целью, было на удивление спокойно. Руины цехов, заросшие бурьяном, ржавые остовы неизвестных механизмов, остатки бараков для рабочих — все это создавало атмосферу запустения.

Но тварей здесь, к счастью, не было. Видимо, то, что обитало здесь раньше, давно покинуло это место, или было уничтожено кем-то другим.

Тут-то им и удалось разжиться всем тем, что чуть позже их экспедиция привезла в Хмарское. Они работали быстро, слаженно, как муравьи, таская на себе и на повозках все, что представляло хоть какую-то ценность — искореженный металл, уцелевшие детали, те самые ящики с электроникой. Каждый понимал — чем быстрее они справятся, тем быстрее покинут это проклятое место.

И вот, когда Иван, вернувшись домой (а поместье барона Кулибина он уже без всяких сомнений называл своим домом), увидел образец новой брони, который Саша с гордостью продемонстрировал ему, речь на несколько мгновений покинула его.

Этот нагрудник, этот темно-серый, почти черный, испещренный гексагональным узором элемент доспеха, который не поддавался ни арбалетному болту, ни удару топора, казался ему чем-то невероятным. Выходящим за рамки привычного понимания.

Это было не просто оружие, не просто защита. Это было… читерством, как назвали бы его предшественники из далекого двадцать первого века.