Первый инженер императора IV

Из выбитых окон, словно кишки из вспоротого брюха, свисали гирлянды каких-то лиан. А на крышах, пробив бетон и рубероид, росли самые настоящие деревья, их корни, как щупальца, оплетали всю конструкцию, медленно, но верно разрушая ее.

По улицам, заваленным мусором и обломками, были разбросаны ржавые остовы автомобилей. Эти железные черепахи, когда-то бывшие символом скорости и прогресса, теперь лежали на боку, на крышах, уткнувшись носами в землю, их колеса давно сгнили, а из-под капотов росли кусты и даже грибы. Фтанг с интересом пнул один из таких остовов. Тот с жалобным скрипом развалился, подняв облако рыжей пыли.

— Хлипкие, — вынес свой вердикт великан.

Они шли по этому мертвому городу, и с каждым шагом едва уловимый Шепот в головах становился все настойчивее. Идрис то и дело морщился и тряс головой, словно пытаясь вытряхнуть из ушей назойливую муху. Фтанг же, казалось, его не замечал, с любопытством разглядывая руины.

— Неужели твое… «охренирование»… не работает? — съязвил Идрис, обращаясь к К’тулу.

— Работает, — проскрипел старик. — Оно не убирает Шепот полностью. Оно создает… фон. Белый шум, если угодно. Позволяет не вслушиваться, не поддаваться. Так что перестань скулить и сосредоточься на фоне. Или думай о чем-нибудь приятном. О жареной курице, например.

Они брели по этому кладбищу цивилизации еще около часа, пока наконец не вышли на центральную площадь. И здесь, посреди потрескавшихся бетонных плит, из которых упрямо пробивались маки, они увидели его.

Кристалл.

Только… это была скорее пародия. Жалкая, почти карикатурная копия того величественного, внушающего трепет черного монолита, что стоял в Старом Городе. Этот был маленьким. Ну, то есть, совсем маленьким. Размером с хорошую тыкву, не больше. Он торчал из земли криво, словно молочный зуб, который вот-вот выпадет. И цвет у него был не глубокий, поглощающий свет, черный, а какой-то мутно-серый, с грязными разводами.

Даже Шепот, исходивший от него, был каким-то… вялым. Не давящим, не сводящим с ума, а скорее просто назойливо-раздражающим, как жужжание комара летней ночью.

Троица замерла, разглядывая это недоразумение.

— И… это все? — первым нарушил тишину Идрис. В его голосе звучало такое глубокое, такое всеобъемлющее разочарование, что казалось, он вот-вот заплачет. — Мы тащились через полмира, сражались с рукерами, терпели твое занудство ради… вот этого?!

— Он какой-то… несерьезный, — поддержал его Фтанг, с сомнением разглядывая кристалл. — Мой валун и то посолиднее выглядел.

К’тул молчал. Он медленно подошел к кристаллу, обошел его со всех сторон, даже постучал по нему своим посохом. Кристалл отозвался глухим, невнятным звуком, словно был сделан не из камня, а из прессованной бумаги.

— Да, — наконец произнес старик, после чего ударил по кристаллу острием посоха. Во все стороны прыснули синеватые магические искры, после чего кристалл пошел мелкими трещинами и рассыпался.

Перед троицей показался маленький камушек. Размером не более, чем спичечный коробок. К’тул присел, треща коленями, после чего подобрал камушек в руку, который тут же отозвался в его ладони мягкой вибрацией.

— Дай свой стилет, — обратился он к Идрису.

Целитель недовольно фыркнул, но выудил из пол своей мантии клинок и протянул старику. Тот с невозмутимым видом надсек пучку указательного пальца и прикоснулся к маленькому камушку, который мгновенно впитал каплю крови, словно голодный котенок.

Старый маг улыбнулся.

— Работает. Вот и замечательно.

— И что теперь? — уточнил у него Идрис, наблюдавший за всей процедурой с легко считываемым скепсисом на лице. — Мир падет перед нашими ногами?

— Нет, — отозвался К’тул. — Не так сразу. Как я уже говорил, для начала, нам нужно насытить Сердце кровью. А где ее взять вдоволь, если не на поле брани?

Идрис посмотрел на К’тула, затем на Фтанга, затем снова на К’тула.

— Ты явно сошел с ума. Сбрендил. Слетел с катушек. Ты спятил, К’тул.

Лицо старика снова расплылось в широкой, но в этот раз в очень довольной улыбке.

— Можешь говорит, что хочешь. Но только помни, что мои планы всегда завершались удачно. Даже, если первый план катился в тартарары, запасной приводил к успеху. Идем. У нас впереди длинный путь.

— А мне дадут снова помахать валуном? — поинтересовался Фтанг. — А те маленькие зверята выйдут к нам поиграть?

Идрис скрипнул зубами.

Глава 13

Это стало забегом. Еще более безумным, чем все предыдущие. Забегом со слухами, о неминуемо приближающейся орде Радомира Свирепого. Для всех нас. Для меня, для хламников, для моих крестьян, для воинов, для обоих царей. Наш едва зародившийся союз был брошен в огненный котел войны, даже не успев толком осознать свое единство.

Первым делом пришлось перевезти «Феникс». Притащить его в Новгород было самой рациональной идеей из всех. Держать в Хмарском — далеко для поставок. Везти в Руссу — слишком опасно. А его производственные мощности нужны максимально близко к наличным ресурсам обоих городов и окресностей.

Выслушав мои доводы, Алексей Петрович выделил мне просторный, крепкий каменный дом в ремесленном квартале Великого Новгорода, с прилегающей к нему большой мастерской и огороженным двором. Идеальное место.

Переезд был целой операцией. Мы грузили черный куб на самую прочную повозку, укутав его в несколько слоев войлока и шкур. Солдаты Романовича и Долгорукова обеспечивали сопровождение. Их суровые лица и обнаженные мечи распугивали любопытных зевак.

Весь город, казалось, высыпался на улицы, чтобы поглазеть на это странное шествие. Слухи о «говорящей коробке барона» и «шайтан-машине» уже расползлись по всем лавкам и кабакам, обрастая самыми невероятными подробностями. Я был рад, что здесь религия не получила пока что такого масштаба, как в старые времена, а иначе я бы неминуемо уже был привязан к столбу и ждал пионерского костра.

Едва мы разместили «Феникс» в новой мастерской и подключили к нему Руническое Ядро, работа закипела с новой силой. Не было больше времени на долгие расчеты, на изящные инженерные решения. Нужна была эффективность. Простая, грубая, смертоносная эффективность.

Новгород превратился в огромный военный лагерь, в муравейник, готовящийся к обороне. Я собрал во дворе новой мастерской всех, кто мог работать — моих крестьян из Хмарского, хламников, городских ремесленников, даже женщин и подростков.