Первый инженер императора IV

Цари переглянулись.

— Да, — сказал Романович, его голос был глух, как удар молота по мешку с песком. Он поднял на меня свои тяжелые, налитые кровью глаза. — Они идут.

Глава 11

Страх? Был немного, но я понимал, что это нормальное физиологическое состояние любого организма. Поэтому я не пытался его отринуть. Нет. Я пытался сразу включиться в работу, чтобы искать выход из очень неприятного и, прямо говоря, тяжелого положения.

— Сколько у нас есть времени? — мой голос прозвучал ровно, почти буднично. Я смотрел на них в упор, не отводя взгляда. — Мы должны выстроить первый эшелон защиты до их наступления.

Мы строили аванпост, чтобы дать защиту нашим бойцам, которые будут находиться на Севере, но беда с востока пришла намного быстрее. Знал бы где упаду — соломку бы постелил. С другой стороны, как гласит закон Мерфи: все что может пойти плохо — пойдет плохо.

— У нас есть минимум сто новых композитных арбалетов, которые должны будут поспособствовать значительному сопротивлению. Если выдвинуть их гарнизон вперед, организовать засады на подступах…

Впервые за все время нашего знакомства я увидел, как на лице Олега Святославовича Романовича появилась воистину горькая усмешка. Он медленно покачал головой, его взгляд был полон какой-то тяжелой, мрачной мудрости.

— Нет, Саша, — сказал он тихо, и его голос, лишенный обычной зычности, прозвучал особенно веско. — Сто арбалетов здесь не помогут. И даже тысяча.

Я удивленно вскинул брови.

— Что вы имеете в виду? Я лично видел, на что способно это оружие. Оно пробивает…

— Оно пробивает шкуры рукеров и доспехи дикарей, барон, — перебил меня Романович. Он подался вперед, упершись локтями в стол. — Но оно не пробьет то, что идет на нас.

— Радомир Свирепый, — наконец произнес Долгоруков, его голос был глухим. — Тот самый предводитель кочевых племен, о котором доносили мои шпики. Он объединил под своим началом почти все дикие орды восточных степей. И он движется на нас.

— Так в чем проблема? — я все еще не понимал. — Орда дикарей, пусть даже большая — это не регулярная армия. У них нет ни дисциплины, ни осадных машин, ни нормального вооружения. Мы можем встретить их у аванпоста, измотать, а потом…

— Ты не понимаешь, барон, — снова покачал головой Романович. — Он собрал всех дикарей, каких только смог. Понимаешь? ВСЕХ.

— Нет, — ответил я. — Не понимаю. Какая разница, сколько у них солдат, если они босы и вооружены самодельными копьями и деревянными щитами? Наше оружие способно пробивать их броню на раз-два.

Алексей Петрович тяжело вздохнул.

— Я отвечу тебе иначе, барон. Какая разница, какое у тебя оружие, когда на место одного дикаря встает пять? На место пяти — десять?

Я задумался, переваривая услышанное. На место одного — десять. Это звучало как бред сумасшедшего. Как нелепая страшилка, которой пугают детей перед сном. Собрать такую армаду… в этих разодранных магией и постапокалиптической войной землях? Откуда? Он что, прошелся по всей бывшей Империи, сгребая в свою орду каждого встречного бродягу? Или весть о нем, о новом «собирателе земель», разнеслась на крыльях ветра до самых далеких, позабытых уголков, и к нему слетелись все отчаявшиеся, все озлобленные, все жаждущие крови и грабежа?

Но даже если так, это еще не означало, что нужно сложить лапки и сдаться. Сдаваться — это не в моих правилах. Никогда не было. Судя по тому, что оба царя сидели здесь, в этом кабинете, хмурые, уставшие, но не сломленные, они думали так же.

Сомневаюсь, что и Долгоруков, и уж тем более Романович, были готовы просто так, без боя, отдать свои престолы, свои города, своих людей какому-то подзаборному вождю, который собрал таких же немытых, одичавших оборванцев и теперь грезил захватить… что? Мир? Смешно. От мира здесь, на этих землях, осталось всего ничего. И это «ничего» мы ему точно не отдадим.

— Если все сделать грамотно, — сказал я, нарушая тяжелое молчание, — то их количество не будет иметь решающего значения.

Оба царя подняли на меня головы. В их глазах читалось недоумение, смешанное с проблеском надежды. Они ждали. Ждали от меня не чуда, нет. Они ждали от меня инженерного, холодного, расчетливого плана.

— В мое время, — начал я, стараясь говорить спокойно, уверенно, — была легенда. История, которая стала символом мужества и тактической гениальности. Легенда о трехстах спартанцах. Всего триста отважных воинов, которые встретили в узком ущелье, в Фермопилах, целую персидскую армию, превышавшую их по количеству в десятки, если не в сотни раз. Благодаря смекалке, дисциплине, знанию тактики и умелому использованию ландшафта, они смогли задержать вражескую армию, нанести ей колоссальный урон и дать своим соотечественникам время подготовиться к обороне. Они не пропустили врага к сердцу своих земель.

О том, что все они в итоге погибли, я решил умолчать. Это была ненужная, деморализующая деталь. Да и история эта была лишь аналогией, примером. Ведь у тех спартанцев, при всей их отваге и доблести, не было того, что было у нас. У них не было знаний, утерянных веками. У них не было композитной брони, которую не пробить мечом. У них не было многозарядных арбалетов, способных косить врага на расстоянии. И у них не было «Феникса». Нашего главного козыря.

— Сколько у нас есть времени? — спросил я снова, так как не получил ответ на свой вопрос с первого раза.

— Неделя. Максимум две, — ответил Долгоруков, его голос был глухим. — Но я бы рассчитывал на одну. Орда движется быстро, сметая все на своем пути.

— Я тоже рассчитываю на неделю, — согласился с ним Романович. Его кулаки на столе были сжаты так, что побелели костяшки. — Мои земли станут первыми, кто примет на себя удар. Они пойдут через степи, напрямую к Руссе. Мне нужно подготовиться.

— Мы же не будем стоять в стороне? — я посмотрел прямо на Долгорукова.

Да, мне все еще не слишком импонировал Романович с его грубыми манерами и прямолинейностью. Но за последнее время… я к нему привык? Нет, не то слово. Я начал его уважать. Он оказался нормальным мужиком. Диковатый, да, прямой, как лом, шумный, но честный.

В нем не было той дворцовой хитрости, того второго дна, что я всегда чувствовал в Долгорукове. С Романовичем было проще. Он говорил то, что думал. И если он пытался юлить, то на его суровом лице это было написано такими аршинными буквами, что не заметить было невозможно.

Он был предсказуем в своей прямоте. И в текущей ситуации это было ценным качеством. Он был надежным союзником. Грубым, но надежным.

Долгоруков тяжело вздохнул, проведя рукой по лицу.

— Не имеем права, барон. Удар по Руссе — это удар по нашему союзу. Удар по всем нам. Мы будем стоять вместе.

Я удовлетворенно кивнул. Это был единственно верный ответ.

— Тем более, — добавил я, — что я буду с вами. И, думаю, мэтр Скворцов тоже не останется в стороне, если понадобится его помощь. У вас есть придворный маг, Ваше Величество? — я повернулся к Романовичу.

Тот отрицательно покачал головой.

— Не водится у нас такая публика, — пробасил он. — Были пара знахарей, да и те сбежали, когда запахло жареным. Мои ребята больше доверяют острому мечу и крепкому щиту, чем этим вашим… магическим фокусам. Хотя, — он посмотрел на меня с кривой усмешкой, — после того, что я видел в Хмарском, возможно, я и поменяю свое мнение.