Песни и сказания о Разине и Пугачеве

6. Записано П. В. Киреевским от семидесятилетней старухи, Катерины Андреевны. Напечатано' в 9 вып. его л Песен», стр. 249–250.

Песня о появлении и казни Пугачева. Тон ярко осудительный. Аристов находит, что она «сочинена кем-либо из боярской партии» (Н. Аристов, «Об историческом значении русских разбойничьих песен», Воронеж 1875, стр. 87). Действительно, песня проникнута настроениями приверженцев императрицы (восхваление царицы, осуждающие эпитеты по адресу Пугачева; отношение к его казни).

7. Записано в Оренбургское крае, без указания кем. Напечатано в 9 вып. «Песен» П. В. Киреевского, стр. 247.

Песня изображает тоскливые предчувствия «доброго молодца Емельяна Ивановича». Он едет по чисту полю и замечает, что конь его спотыкается. В данном случае известный эпический мотив —^L предчувствие беды по поведению коня — ассоциируется с образом Пугачева (возможно, именно с поспешным его отступлением, попыткой спастись от преследований полковника Михельсона). В этом же плане осмысления известного мотива воен-

ных и казацких песен, мотива защиты знамени (казаком, солдатом), — смерти героя на поле битвы со знаменем в руках и т. п., — интересна песня об «Алтын* ском знамени».

На зоре было, на зореньке,

На восходе было красна солнышка,

В полку у нас несчастье случилося,

Что убила в полку у нас хорунжего,

Что ни лучша из нас нерва воина,

Что Иванушку Семеновича Барханскова.

Как убила его дао белую грудь,

Во белую грудь, в ретиво сердце.

Он вскричал, возгаркнул громким голосом:

«Уж ты гой еси, мой племянничек,

«Что Степанушка сын Михайлович.

«Подбеги ко мне ты скорехонько,

«Поддержи, подыми знамя царское,

«Знамя царское, все алтынное.

«Не допусти ты знамя до сырой земли.

«Сбереги, соблюди знамя царское,

«Знамя царское, все алтынное.

И он пал-то к коню на черну гриву.

Со черной-то гривы на сыру землю.

М. Михайлов, «Уральские очерки», «Морской сборник» 1859, № 9, стр. 27–28, ч. III, неофициальная.

Перепечатано в «Сборнике уральских казачьих песен» М. Г. Мякушина, Спб. 1890, № 25. И у Михайлова и в сборнике Мякушина приводится сокращенный вариант песни, без упоминания о Пугачеве. На Яике эта песня ассоциируется с пугачевским движением. В отряде Пугачева было голштинское знамя. Пугачевцы очень дорожили им, как эмблемой подлинности царского происхождения «Петра Федоровича» (Дубровин, «Пугачев и его сообщники», Спб. 1884, т. III, стр. 355). Тревожно справляется о голштинском знамени императрица. 15 сентября 1774 г. она пишет из Петербурга кн. М. Н. Волконскому: «.. При сем посылаю к вам голыптейиское знамя Дельвигова драгунского полка, которое было отбито Михельсоном у Пугачева под Царицыном и тотчас же сюда

25

О Разине и Пугачеве

отравлено… Хорошо — было бы, если б вы открыли источник, каким образом сие знамя дошло до Пугачева, ибо вывело б много плутней наружу». В письме от 3 октября 1774 г. Екатерина опять напоминает генерал-аншефу: «… Когда привезут к вам Пугачева, то не забудьте спросить о голылтейнском знамени. .» (Сочинения имп. Екатерины II, т. I, изд. Ал-дра Смирдина, Спб. 1850, стр. 289, 291).

8. Сообщено А. М. Языковым, Симбирск, губ., с. Головине. Напечатано в 9 выл. «Песен» П. В. Киреевского, стр. 248.

Одна из самых ярких песен о пугачевщине. Ясно выражен непримиримый классовый антагонизм борющихся сторон. Вся песня является поэтическим отображением и переосмыслением встречи графа Панина с Пугачевым в Симбирске. Когда скованный, в клетке, Пугачев был доставлен в Симбирск, на другой день туда же приехал и граф Панин. Он приказал привести Пугачева и показать его собравшейся толпе. В тот же день, 2 октября 1774 г., в письме к кн. М. Н. Волконскому он описывает эту встречу: «Пугачев на площади, скованный, перед всем народом велегласно признавался и каялся в своем злодеянии и отведал тут, от моей распалившейся крови на его произведенные злодеяния, несколько моих пошечин, от которых из своего гордого вида тотчас низвергся в порабощение» (Гос. архив, YI. д. 527; также «Москвитянин» 1841, кн. II, стр. 482; Н. Дубровин «Пугачев и его сообщники», т. III, Спб. 1884, стр. 307–308. Панин ничего не пишет о своем разговоре с Пугачевым. О разговоре упоминает Рычков, описывая это свидание: «…может быть по привычке, своей, или по злой своей натуре, он (Пугачев. — А. Л.) ответствовал на вопросы его сиятельства очень смело и дерзновенно, то, раздража тем его сиятельство, тут же пред всем народом получил от собственных его рук несколько пощечин и ударов, из-за чего и начал уже быть кроток..» («Летопись Рычкова. Пушкин, Приложения к «Истории Пугачевского бунта»).

Возможно, что устное предание расцветило и развило разговор екатерининского сановника с предводителем восстания крепостных.

Возможно, именно на основании устных преданий Пушкин ввел в «Историю пугачевского бунта» разговор Пугачева с гр. Паниным. Пушкин так изображает эту встречу: «Пугачева привезли прямо на двор к графу Панину, который встретил ею на крыльце, окруженный своим штабом: «Кто ты таков?» — спросил он у самозванца. «Емельян Иванов Пугачев», — отвечал тот. «Как же смел ты, вор, называться государем?» — продолжал Панин. «Я не ворон (возразил Пугачев, играя словами и изъясняясь, по своему обыкновению, иносказательно): я вороненок, а ворон-то еще летает». Панин, заметя, что дерзость Пугачева поразила народ, столпившийся около двора,' ударил самозванца по лицу до крови и вырвал у него клок бороды». (Пушкин, «История Пугачевского бунта», гл. VIII).

Характерно, что в песне выступает мотив особого положения Пугачева — Петра III; его не могут судить сенаторы. Этот же мотив развивается и в современных пугачевщине рассказах (о чем ясно свидетельствуют показания пугачевцев на допросах. Этот же момент ясен и в рассказах уральских казаков.

9. Записано А. Н. Лозановой в 1930 г. в Нижнем Тагиле от жительницы гор. Невьянска (Средний Урал), Веры Васильевны Петровой, 52 лет, грамотной.

Замечательный фрагмент песни-плача о погибшем Пугачеве. Он особенно ценен для нас, как живой (до настоящего времени) след яркого и эмоционально богатого репертуара непосредственных участников пугачевского движения — горнозаводских крестьян.

Указывают, что эта песня больше известна в Кунгур-ском округе, где ее поют на больших сборищах, иногда на свадьбах.

Старшие родственники сказительницы, по ее словам,

, работали на Демидовских заводах. Старики (теперь уже покойные) рассказывали о пугачевщине, пели и песни. Теперь она помнит только этот отрывок.

10. Записано от казака Петра Плаксина. Напечатано в «Песнях уральских казаков», собр. А. и В. Железновыми, стр. 85–86 (дан и напев).

Здесь песня отражает настроения групп, мобилизованных в пугачевские отряды, которым после разгрома движения нередко приходилось скрываться и утверждать, что их участие в пугачевском восстании было вынужденным.

Поэтический вариант ее, также с упоминанием Петра III, записан у гребенских казаков (Ф. С. Панкратов. «Гре-бенцы в песнях», Владикавказ 1895, стр. 53). В основе песня, вероятно, рекрутская (о принудительной солдатчине), так как в вариациях ее нередко поется вообще о «грозной службе государевой». Напр. в песеннике 1792 г.;

Сторона ль ты моя, сторонушка,

Сторона ль моя незнакомая,

Что не сам-то я на тебя зашел,

Что не добрый меня конь завез,

Завезла меня кручинушка,