Песок из калифорнии

– Вася, друг, дай я тебя поцелую, френд ты закадычный, юристом ко мне не хочешь пойти? А?! На полставки...Хе-хе-хе-хе-хе! Ну давай, давай выпьем Василий, за новые таланты, может лежат они рядом, а мы и не знаем об этом! Давай! За таланты!

И снова бульканье, выведшее Джона из себя. Откинув одеяло, валявшийся рядом талант подсел к импровизированному столу, состоящему из какой-то местной газеты, густо засыпанной дарами - оливки в банке приличных размеров, увесистые, но тонкие ломти сыра и ветчины, наломанный белый хлеб и несколько бутылок с местным, испанским продуктом.

– Здравствуйте, я слышал вы здесь передачу вздумали открыть - «Алло, мы ищем таланты!», так вот разрешите представится - Евгений Самохин, автор «Ассенизатор на небе», не слышали случайно?..

Одна из теней, материализовавшись в лунном свете в довольно толстого, с усами и потрепанной мордой, дядьку лет шестидесяти, отдаленно похожего на писателя Аксенова, громко поперхнулась и далеко выплюнула чем-то не дожеванным в сторону набегающих волн прилива, другая тень, оказавшаяся тонким и лысым чуваком лет сорока, широко открыла рот и уставилась на Джона. По общей композиции сцена напоминала сцену из «Ревизора», заключительную, сокращенный вариант, из-за многочисленных отпусков в театре.

Хлопанье по рукам, плечам и лбу, себя и друг друга, знакомство и разливание местного продукта по пластиковым стаканчикам, разглагольствования об путях отечественной и космополитической литературы, обсуждение будущего договора и книги, рассказ об задумках и проектах, похваливание все же оказавшегося мэтра, а не неизвестного дядьки с мордой, все это слилось в единую сонату-сюиту и первые утренние лучи осветили вовсе не святую троицу. Вдоль отступающего перед наступающим утром, отлива по жесткому песку бегал какой-то любитель бега трусцой, какие-то толстые тетки в ярких купальниках с визгом трогали воду в волнах жирными ногами, красивая девушка разминалась явно после бурной ночи, даже не сняв своего помятого вечернего платья, какими-то йоговскими упражнениями, одним словом утренняя пляжная жизнь города Аликанте. Для полноты картины добавим - местные бомжи под ободранной пальмой еще не проснулись, полиция еще не доехала до пляжа.

– Ну что, Евгений, двинем пожалуй в сторону отеля. Для начало примем душ, затем континентальный завтрак, ну а уж потом подпишем договор. Ты адвоката имеешь?

– Да я, Николай, рюкзака не имею, все мое имущество вот эта торба, дранное одеяло и флейта, кормилица-поилица, если б не она - с голоду сдох бы. Не хотите ли Василий и Николай, послушать пляжного фавна, так сказать утренняя соната напоследок?

– Давай, давай, посвисти и пойдем...

Нежные звуки японской пластиковой флейты далеко не последней фирмы на рынке музыкальных инструментов, раздались над медленно заполняемым пляжем. Они поведали об любви и нежности, об безгранично огромном мире, в котором так трудно найти свое место хипарю из далекой заснеженной России, прожившем большую часть своей жизни под гнетом идеологии, милиции и общественности...Звуки лились, разглаживая хмурые лица местных бомжей, проснувшихся под ободранной пальмой, просветляя лицо полицейского, излишне засмугленное было видом остатков пикника ночного, толстые женщины казалось потонь-утонь, словом потоньше стали под звуками флейты, зовущей в отличии от громогласной трубы не в поход за счастьем, а в страну земляничную, что притаилась где-то там, за синими холмами и зелеными озерами, есть, есть город золотой, а в городе том и звери невиданные, и в обще, сплошной ништяк и оттяг, только надо найти город-то тот, да и дойти до него, а уж там-то сплошной, ой мама! и лаф, и кайф, и все пучком...

Писатель Василий плакал тихими светлыми слезами в усы, склонив свою, когда-то обкокненную голову, видимо вспомнил молодость свою стиляжью, звезднобилетную, издатель Николай грустно смотрел на грязно-голубое море, все в барашках пены от проходящих мимо кораблей, видя там то ли таланты ненайденные, то ли свою прежний жизнь...Слегка мрачноватую, слегка подловатую - комсомол, стукачество легкое, ни идейное, а просто ради карьеры подлой...Прости Господи меня, отряхнул прах прежнего от ног своих, печатай теперь то, за что раньше на райкоме разбирал-критиковал, спасибо перестройке...

А солнце вставало все выше и выше, подгоняемое звуками флейты, и уже не просто светило, а уже и грело, как положено сентябрьскому солнцу над испанским городом Аликанте, вот уже и крепость-памятник исторический, осветился и заиграл государственным флагом в лучах, вот и дальние виноградники осветились, родя и выращивая для потребления местный продукт...

А писатель Василий все плакал и плакал, а издатель Николай все грустил и грустил, а вновь найденный талант Джон Нарофоминский все играл и играл на флейте, а монеты все падали и падали в измятую, как жизнь, газету с остатками вчерашних новостей и ночного пиршества...

Через неделю, помещенный издателем Николаем в дом, довольно уютный, гостеприимный и светлый, принадлежащий его другу Сергею, веселому инженеру на французском заводе «Рено» зарабатывающему на жизнь, Джон уселся за стол. Перед специально для него купленной печатной машинкой «Оптима». С уже вставленным белоснежный листом бумаги. Осталось только вознести руки и начать. Начать можно по разному, например - Сначала все было прекрасно...Но это штамп. Или - на город Аликанте мягко опустилась летняя средиземноморская ночь...Ну, Джон, это ж голимый плагиат, на Патриарших тебя не поймут. Или - глаза уже закрылись под тяжесть дневных впечатлений, голова грозилась вот-вот оторваться и улететь в страну снов, как снова какие-то тени решили нарушить его, Джона, уединение и покой, и усевшись чуть! ли ни на ноги, прикрытые уже упомянутым дранным одеялом, на совершенно русском языке завели какой-то разговор...

К концу второго месяца заключения в доме веселого Сергея, Джон добил роман. Триста тридцать девять страниц стандартного формата с интервалом в два и пять...Чего - знающий поймет, не знающему объяснять неблагодарное дело. За окном падали желтые и красные листья, пахло дымом, французская осень пришла, грустно подумалось Джону, вот уж и осень пришла...

Роману не хватало лишь названия. Это был совершенно не сюрреалистический, совершенно не авангардный, совершенно не андеграундный роман. Это был такой типичный роман об эмиграции и тоске, потерянной любви и беспорядочных половых связях, одним словом такой типичный роман об солнце, вине, молодости (спасибо В. Гребенщикову) , помноженный на тоску эмиграции и густо приправленный горечью одиночества пополам с запахом безнадежности. И все густо замешано на псевдофрейдовских хипповых заморочках, а попросту говоря - хипповый вопль-стон-высокая нота об жизни на Западе.

Издатель Николай забрал роман без названия и уехал в Германию. Сергей со смущенной улыбкой посетовал на грядущий ремонт и посоветовал один милый пансион для дальнейшего проживания. Тем более, что издатель Николай оставил скромный аванс в счет будущих бешенных гонораров.

Зима пролетела совершенно незаметно. Где-то перед Новым годом кончились прайса и Джон снова вышел на улицу с флейтой. Пальцы мерзли и грозили отвалится, губы издавали фальшивые ноты, но собранных к вечеру франков, а затем песет, так как Джон перебрался вновь в милое сердцу Аликанте, вполне хватало на еду и местный продукт. Что б не так грустно было жевать еду, сидя на пляже под ободранной пальмой. Затем пришла весна, к его флейте присоединилась одна неплохая гитара с длинными черными волосами и не менее длинными ногами, жить стало ночью да и днем теплее и веселее, прайса в фарфоровую тарелку с голубой полоской туристы стали сыпать все больше и больше...И наконец-то как-то вечером, после покупки еды, местных продуктов и гандонов, увы, хозяйка гитары, француженка, была наслышана об сексуальной революции, но боялась ЭЙДЦ, так вот, после покупки всего жизненно необходимого, у Джона осталась небольшая сумма совершенно лишних денег. И он, оставив Люси во временном одиночестве под все той же ободранной пальмой, направился в один из многих здесь телефонных пунктов. Телефон популяр по-местному.

– Алло! Это издательство?

– Да. А кто с нами соединился из далекого далека?..

– Это скромный писатель Евгений Самохин, автор "Ассенизатор на небе" и романа без названия... Не мог бы я переговорить с издателем Николаем и узнать об судьбе своего романа?

– Алло! Это Николай на проводе, хо-хо, Кремль на проводе, как дела, Евгений, я те6я искал у Сергея, ты что от него свалил, он в обиде...

– .........................................................................?!

– Ну ладно, ладно, это ни чего...А как у тебя в обще дела-то?

– А как там дела с моим романом?..

– С романом?! С романом?.. А ты разве не в курсах?! Все в курсе, а ты значит нет?! Вот так дела, ты разве не получил гонорара, мы же тебе его на счет положили и продолжаем отчислять проценты, на счет класть, ты что же, в банк не ходишь что ли, ведь в договоре прямо указано - мол так и так, на счет номера такой-то, не помню, ты у себя в договоре посмотри, ну ты даешь старик, мы тут ждем от тебя следующий роман, ищем тебя, все газеты только о тебе, твоей книге и пишут, о тебе и Клинтоне, сейчас только два героя газет, ты да Билли...