Песок из калифорнии
Шрифт:
Джон с улыбкой смотрел на улицу Аликанте, живущею своей вечерней жизнью под фонарями и за столиками уличных кафе - туристы, проститутки, сутенеры, жигало, альфонсы, полицейские, бомжи, цыгане, чем-то неуловимо отличимые от местных аборигенов, хотя и те, и другие, такие же черные, вертлявые, разноцветно одетые...В рубке надоедливо гудел какой-то голос, болтающий об какой-то ерунде, Джон аккуратно повесил трубку и вышел из кабины. Заплатив по счету, он с удивлением уставился на листок бумаги, странно, о чем это он мог говорить с каким-то там Мюнхеном и где это?..
Теплый вечерний ветерок пахнул в лицо и осторожно вытянул из пальцев счет за телефонный разговор, какой-то договор, какие-то деньги, банк, какая-то суета-сует, надо идти под пальцу, там Люси и ужин, а завтра снова будет день, музыка, люди насыплют немного или много прайса в тарелку, полис издалека пригрозит дубинкой? а ночью снова будут звезды и любовь... Так же как и сегодня, так же как и вчера, так же будет и всегда...
Джон проснулся рано утром от холода, залезшего
Странный сон приснился, видимо крышу срывает, какой-то издатель Николай, какой-то писатель Василий, Сергей с домом, роман, надо же, видимо нужно прекратить мешать траву с вайном, а то уже крыша стала протекать, надо же, даже приснилось, что с Люси я стусовался после романа, кстати, как там я его во сне назвал?.. А, без названия...
Джон повернулся, что-то твердое уперлось ему в бок, он с огромным удивлением вытащил из-под себя кирпич в глянцевой обложке...Ни хера себе...На белом фоне огромными синими буквами было выведено кириллицей - «Роман без названия». Сверху, совсем мелкими буквами - Владимир Борода...
А сначала все было прекрасно.
СПАД ИНТЕРЕСА И ДОЖДЬ.
Над Парижем продлилось нево и все вокруг стало мокрым. Деревья, припаркованые машины, фасады домов, тротуары и мостовая...Усы из-под капотов проплывающих мимо меня редких машин, напоминали волны, разрезаемые форштевнем катеров, фасонистый пиджак и полосатые клешенные брюки мгновенно промокли, раскисли и потяжелев, стали холодить не хуже морозильника, ботинки потерто-золотого цвета хлюпали и издавали неприличный звук... Почти как из кабинки общественного сортира, волосы намокшими прядями липли ко лбу, очкам, щекам, борода служила исправным водопроводом или дождеводом между небом и моей собственной грудью... Одним слово потоп, небеса разверзлись и это был знак свыше. Но я его не послушал и разгребая ногами лужи и потоки, руками ежесекундно протирая заливаемые тут же очки, брел вдоль нескончаемого ряда домов, совершенно не видя ни архитектурных излишеств, ни прочих достопримечательностей Парижа. Только иногда, останавливаясь, я пытался разглядеть за потоками воды нужный мне номер... Но до него было как до неба, как до рая, как до счастья.
В этом дожде я был одинок как былинка, как перст или перс, ни одного прохожего, сумасшедших нет, окромя меня, даже собаку в такую погоду не выгоняет, только я дурак, прусь неизвестно куда, неизвестно зачем... Хотя лично я знал - куда зачем, что ищет он, кинув дом родной и так далее. 268, до нужного мне номера больше сотни домов, может быть вернутся назад, но назад еще дальше, чем вперед, не идти же мокрым, а что, мокрых не пускают, ого, какая глубокая лужа, черт с ней, щузам конец, да что с ними, ох ни чего себе, под водосточную трубу попал, ну все...
Я был мокр, нет, я был полностью мокр, тоже слабое определение, одним словом усы, рубашка, ну я не знаю, волосы на моем личном брюхе и во всех остальных потаенных местах, были так мокры, как будто я собрался мылится... Меня уже стал пробивать озноб, зубы стали выстукивать какой-то ненавязчивый пока еще ритм, что-то на вроде легкого джазца, такого, знаете, ресторанно-эстрадного, без негров и саксов, но впереди еще все впереди, чвак-цвак, брыт-тым-чвак-цвак... Дождь внезапно, как у долбанных классиков, мол как и начался - так и действительно взял и кончился. И сквозь залитые очки с прилипшими прядями волос я увидел вожделенное - нужный мне номер, над воротами красивого дома, без каких либо намеков на домофон. Все было скрыто за железной решеткой времен видимо Наполеона, Вкруг ни одной французской души... А как же попасть туда, ведь са-ми га-ды ад- рес ука-за-ли... Еще немного и я засохну, зубы выбивают чечетку, джаз сменился вульгарной блатной чечеткой, такой знаете - чеп-ца-ца, чеп-ца-ца, шманс-лападрица-ца... 3а решеткой мелькнуло чудо, показался какой-то абориген, выходил абориген боком, стараясь не пропустить меня, такого мокрого, туда, за сетку, во двор красивого здания, куда я так стремился сквозь вселенский потоп через весь Париж пешком, а все потому, что у меня в кармане ни одного сантима французского, черти б их взяли...
Отодвинув аборигена мокрым решительным плечом, врываюсь под неодобрительные взгляды в чистенький, зеленью елок усаженный дворик с блестящими окнами и стеклянными дверями, аж пять подъездов, ой мама!.. И ни на одном нет нужной мне вывески. Ну так может так и надо, ведь КГБ, хоть и перекрасилось в связи с перестройкой, есть оно, организация нехорошая, вот и конспирируются, бедолаги, прячутся... Ну а как же мне их отыскать?..
Какая-то мадемуазель французская, с тонкими ногами, на таком хорошем, французском, что мол потерял, клошар мокрый, то есть если на великом-могучем, бомжара, в нашем чистом огороженном дворе с елками? Так это - тычу совершенно раскисшим номером в нос француженки бдительно-вежливой, мол вот, глянь родимая, мать-тетка, пытаюсь сквозь родную чечетку проговорить хотя б по-английски, мол ищу, но не получается, а из всего французского, знаю только "сова", но птица эта здесь не уместна, но девушка не дура все же, разглядела в комке раскисшем иероглифы незнакомой ей кириллицы и указала рукой - вон тот подъезд.
А он собака, конспирация херова, то же только изнутри рукой или снаружи ключом открывается, и что же мне теперь - сдохнуть возле
этого подъезда, сжимая размокший номер «Русского слова» в правой руке...Кто-то въезжает в Париж на старом, вот-вот сдохнет, так называемом коне, кто серебристым лайнером, птицей чудесной прибывает, кто-то по старинке, поездом есть... Я же приехал стопом.
Просто вышел на окраину, застроенную бетонными панельными башнями знакомого стиля, на окраину Барселоны, это такой городишко завалялся в начале Испании, на побережье самого Средиземного моря, там еще памятник Колумбу стоит, вышел и так запросто поднял руку. Запросто, как будто на окраине Жмеринки, Конотопа или там ну не знаю, Чухановки что ли... И меня сразу взяли. Не прошло и недели... Всего двое суток стопил. Мой дом - моя крепость, так говорят туземцы с туманного острова Альбион, испанцы говорят проще - пошел на... в... и все на великолепном языке Сервантеса. Интересно, старик знал такие слова или нет? Испанцы в большинстве своем считают - во-первых - если у тебя нет автомобиля, то езди автобусом, во-вторых - а вдруг ты террорист-маньяк-грабитель, в-третьих - зачем тебя брать такого - волосатого, бородатого, неизвестно куда едущего, а тут по ти-ви про ЭЙЦС говорят постоянно, то есть про наш родимый СПИД... Дикие люди и только, простопил я двое суток и застопил какого-то сумасшедшего испанца, видимо не смотрящего ти-ви, а потому решившегося меня взять. Потом было много, разных, разговорчивых и не очень, французов и немцев, чайников-частников на блестящих мерседесах-ситроенах и драйверов на огромных, с космическими кабинами, грузовиках-дальнобоях, мелькав автозаправки с мотелями, летел под колеса хайвей, огороженный сеткой и столбами, где-то за ними мелькали городки, мосты и замки, веселые красивые деревеньки, и прочий оживляж пейзажа, разбросанные в непринужденной манере среди лесов и полей великой Франции (Испания давно уж кончилась). Интересно, в букваре у мелких французиков, есть слова про великую и нерушимую или это только русско-советское изобретение?
По пути из Барселоны, что я там делал? Так я и до Парижа к концу рассказа не доберусь, ну ладно, буквально в двух словах - отдыхал от ничегонеделания, подробности в следующий раз, ну значит, из Барселоны до Парижа со мной было множество разнообразнейших приключений. Например, на одной из бензоколонок у меня кончились малочисленные и так, деньги и я испытал легкое чувство, нет, не опасения, а голода, но ЭТО чувство быстро развеял какой-то турист-не турист, одним словом собственник богатого авто, после моего многословного и увы, безграмотно английско-ручного разъяснения, поделился, как сказано в Библии, поделился чем мог и быстро уехал... Были и дождики, ночевки перед даблом, пардон, туалетом, в виду теплоты помещения, что только не перенесет едущий стопом от Барселоны до Парижа путешественник, и нет ни какой благо, вот именно, творительной организации, что б оказала помощь убогому. Нет, не чухонцу, фины как раз с прайсами, то есть с бабками, ну с тугриками-марками-франками-финиками путешествуют, а вот куда же деться волосатому?.. Посвятившему жизнь не цивильному облому, а... а вечному служению на благо и пользу... Ну в общем, хипарю, запутавшемуся в изысках и застрявшему перед довольно таки чистым сортиром на своем тощем бэге, рюкзаке! рюкзаке, с целью поспать, вместо того, что б быстренько добрался до потопа в Париже...
Уф, доехал! Париж встретил легким туманцем, дымком от многочисленных жаровен каштанов, запахло пионерско-лагерным детством, и багрянцем уже воспетым тем самым А.С., гением всех времен и народов... В Париже была осень...
По реке Сене, мимо всех памятников архитектуры и развалом с букинистическим барахлом вдоль набережной на незнакомом мне французском, плыло говно... Не вульгаризм, а правда. Девушки были слегка толсты и во все не задумчивы. Но это был как всегда Париж осенью.
Что это значит - осень в Париже? Тем более для человека с тощим бэгом и остатками поделившегося туриста-не туриста?.. Ну как вам сказать... Ночевать где-либо на вроде Понт-Шалтрез или там в саду Инвалидов уже холодно, дождик будит легким накрапываньем на фейс-морду, дворник шаркает по дорожкам метлой, одним словом, не комфорт. В сквоте, брошенном доме, захваченным местными представителями андерграунда, морды делают, французские, хоть я и по адресу пришел... Немец один дал, видимо вспоминают 1813 год, а что - я их звал что ли в Москву, да еже ли я морды начну делать, за Крым, за Москву сожженную, за Одессу 1918, так меня тогда точно не впишут и придется мне ХЛЯТЬ В Инвалидов сад, ну а после пары ночевок и как раз инвалидом станешь.
Вписали, дали ночлег на обжитом чердаке, так сказать проявили андерграундную солидарность, и действительно - андерграунд и хипарь объединяйтесь! Жрать только не приглашают, так мы и сами с усами, нам приглашение не требуется, сова-сова, ай ноу спик френч, ноу проблем? о'кэй, уан проблем - аи ноу гут спик ингланд, ай спик рашен, ду ю спик рашен? ноу? уй, какая беда, а какую херню вы сегодня сварганили? Ну и месиво, если б понимали - я бы все вам высказал, а так приходится жрать.
В Париж я приехал, как и любой другой приезжающий, если он конечно не турист, с твердой целью определенной - покорить его. Париж то есть... Так как привез гениальнейший роман всех времен и народов. На совершенно оригинальнейшую тему в совершенно оригинальнейшем изложении, совершенно гениальнейшем написании... Про то, как власть совдеповская хипаря по лагерям и тюрьмам трюмовала и жить не давала, как хотел. И приступил я к покорению.