Петербургское действо

— Да я тебя довезу въ своей, внучка, сказалъ, усмхаясь, Скабронскій.

— Ни васъ, ни васъ тревожить не хочу! шутливо, но ршительно произнесла Маргарита обоимъ по очереди.

— Это пустяки… вымолвилъ угрюмо Фленсбургъ, подавая ей руку. — Теперь мой чередъ! прибавилъ онъ, улыбаясь дерзко и какъ-то двусмысленно.

— Нтъ. Это очень, очень серьезно! A очереди я не признаю, отвчала Маргарита холодно и, обернувшись къ Шепелеву, она прибавила:

— Господинъ офицеръ, вашу руку.

— По крайней мр, не повышайте его въ чин… Еще! Довольно съ него и нелпо полученнаго сержанта! вспыхнувъ, сказалъ Фленсбургъ.

— Извините, г. Фленсбургъ. Вы ошибаетесь, выговорилъ Шепелевъ злобно. — Государь сегодня на бал поздравилъ меня офицеромъ.

Фленсбургъ отчаянно вытаращилъ глаза…

Маргарита взяла Шепелева подъ руку и нсколько театрально и насмшливо, глядя на дда и адьютанта, присла низко обоимъ какъ бы въ менуэт и двинулась весело на лстницу.

— Отчего вы такъ страшно блдны? тихо заговорила она, спускаясь быстро по ступенямъ и невольно прижимаясь въ нему. — Я даже испугалась. Мн стало жаль васъ. Оттого я васъ и позвала.

— Ахъ, графиня… Что жъ тутъ спрашивать! Вдь вы сами все знаете!.. съ отчаяніемъ воскликнулъ онъ. — Вдь это были вы?.. Вы!

Маргарита не отвчала и, спустившись въ швейцарскую, бросила его руку и стала надвать салопъ.

Лакеи выбжали на улицу… и кричали ея карету. Маргарита тоже вышла на подъздъ.

— Скажите мн, умоляю васъ. Умоляю!.. преслдовалъ ее Шепелевъ. — Иначе меня завтра къ вечеру уже не будетъ на свт!..

Но Маргарита молчала, только глядла ему въ глаза и улыбалась. И лицо ея, обращенное къ нему и освщенное теперь ясной зарей, вдругъ будто само отвтило ему… Теперь только замтилъ онъ странное, новое, досел имъ не виданное у нея выраженіе, которое, казалось, легло рзкою печатью на вс черты ея чудно красиваго лица, — выраженіе восторженнаго утомленія…

— Только то и дорого, и хорошо, что „почти невозможно“, съ разстановкой и вразумительно выговорила она и быстро прыгнула въ поданную карету… Покуда лакеи становились на запятки, она высунулась въ окно къ юнош и вскрикнула, смясь звонкимъ и счастливымъ смхомъ:

— A по небеснымъ свтиламъ ходить — грхъ!!.

XXXVIII

Въ дом гетмана Разумовскаго никто не ложился въ эту ночь. Все было на ногахъ и вс лица были смущены и встревожены.

Въ десять часовъ утра не спавшій гетманъ похалъ къ принцу, а отъ него черезъ часъ былъ уже въ канцеляріи, гд Гудовичъ и Нарышкинъ разбирали дла, перешедшія къ нимъ изъ уничтоженной тайной канцеляріи. «Слово и дло» не существовало и не повторялось уже три мсяца. Теперь донощикъ говорилъ: «имю за собой важность» и его вели къ лнивому Гудовичу и остряку Нарышкину.

Французъ, каменьщикъ Валуа, былъ уже допрошенъ и поставленъ, по просьб пріхавшаго гетмана, на очную ставку съ Тепловымъ.

И ничто не подтвердилось. Все оказалось выдумкой и клеветой. Подтвердилось только многими свидтелями, что Тепловъ за три дни передъ тмъ зло шибко побилъ Валуа за ухаживаніе и приставаніе къ его, Теплова, возлюбленной, живущей на Васильевскомъ остров.

— Ну, извините, Григорій Николаевичъ! сказалъ, смясь, Гудовичъ. — Натерплись страху, небось. Что длать! Ну, а ты, прохвостъ, теперь улетишь далеко. Я изъ-за тебя ночь не спалъ!

— Если бъ вы мн вчера сказали имя донощика, глухо и озлобленно выговорилъ Тепловъ, — то я бы самъ догадался, въ чемъ дло…

Около полудня Тепловъ былъ освобожденъ по приказу государя и похалъ домой. Лицо его было черне ночи.

Черезъ часъ явился къ нему Перфильевъ и передалъ отъ государя записку, собственноручно написанную. Въ ней было;

«Григорій Николаевичъ. Не серчай! Зачту!..»

И много народа перебывало у Теплова за весь день, Онъ не принималъ никого и сидлъ, задумавшись, въ кабинет.

Не боле, какъ черезъ часа четыре посл Перфильева, къ нему явился Григорій Орловъ.

Тепловъ былъ изумленъ этимъ визитомъ буяна-гвардейца, съ которымъ онъ не имлъ ничего общаго и который за всю зиму раза три всего былъ у него въ гостяхъ. Онъ тоже не захотлъ, конечно, его принимать, но Орловъ уперся и насильно, яко бы по длу, влзъ къ нему.

Черезъ нсколько минутъ Тепловъ былъ озадаченъ откровенной рчью гвардейца. Онъ считалъ его трактирнымъ буяномъ и шалуномъ, думающимъ только о попойкахъ, женщинахъ и картахъ, а тутъ, передъ нимъ, оказался вдругъ совсмъ иной человкъ.

Но и Орловъ, въ свою очереди былъ не мало удивленъ. Онъ думалъ, что ему придется разжигать Теплова насмшками и шутками, которыя будто бы ходили объ немъ въ город, что ему придется убдить Теплова считать себя оскорбленнымъ. А, между тмъ, это оказался напрасный трудъ. Когда Орловъ вошелъ въ горницу, то нашелъ Теплова ходящимъ быстрыми шагами изъ угла въ уголъ. Лицо его было сильно взволновано. Посл первыхъ же словъ Орлова, Тепловъ еще боле измнился въ лиц и губы его затряслись. Онъ замахалъ руками, хотлъ говорить и не могъ; затмъ, передохнувъ, онъ заговорилъ и Орловъ узналъ, что этого человка нечего уговаривать и разжигать.

Тепловъ былъ, дйствительно, вн себя отъ случившагося съ нимъ позора. Человкъ — въ высшей степени самолюбивый и даже мелочнаго самолюбія, сановникъ изъ самыхъ свжеиспеченныхъ дворянъ, да вдобавокъ еще не изъ тхъ гренадеръ, которые взводили цесаревну на престолъ, а изъ тхъ, которые справляли еще очень недавно всякія лакейскія домашнія услуги.

Орловъ увидалъ ясно, что незачмъ скрываться отъ Теплова, что пожилой и умный сановникъ на столько глубоко оскорбленъ арестомъ, что никогда его не проститъ.

— Нельзя, нельзя, нельзя… шепталъ Тепловъ, ходя изъ угла въ уголъ. — Такъ не поступаютъ! Ошиблись? Такъ не ошибайся, прежде осмотрись!

Давъ высказаться Теплову, осыпать все и всхъ бранью, произнести нсколько такихъ угрозъ, которыя было бы даже опасно такъ громко произносить при малознакомомъ ему человк,- Орловъ заговорилъ въ свою очередь искренно и закончилъ бесду словами:

— И такъ, Григорій Николаевичъ, теперь понимаете, почему я съ вамъ пріхалъ? Насъ народу не мало, но сидимъ мы, у моря погоды ждемъ! Какъ быть, что длать — не знаемъ. И покуда, только набираемъ и набираемъ народъ. Я и братъ, какъ только заслышимъ, что кого одолжили, погладили, подарили, вотъ какъ васъ теперь этимъ арестомъ, мы демъ, знакомимся и зовемъ къ себ. A тамъ, дальше, что Богъ дастъ! Прізжайте къ намъ и найдете препорядочную кучку молодцовъ, которымъ ныншніе порядки не въ моготу. Заправилы у насъ нтъ. Коли угодно, можете взять команду! Приказывайте и распоряжайтесь, слушаться и повиноваться будемъ слпо, если только увидимъ, что попали въ руки настоящаго опытнаго заправилы. Угодно вамъ или нтъ?

Тепловъ, видимо смущенный, пристально глядлъ въ глаза Орлова, какъ бы колеблясь.

— Григорій Николаевичъ, горячо и простодушно воскликнулъ Орловъ:- да вы боитесь, опасаетесь меня! Поймите, вы, умнйшій въ Питер человкъ, и не можете отличить правды отъ кривды. Посудите, могу ли я лгать и притворяться. Разв я хитрю, разв я не наговорилъ вамъ сейчасъ такихъ словъ, за которыя вы можете меня черезъ часъ выдать съ головой и меня прикажутъ схватить и сослать въ Пелымь. А когда человкъ отдается такъ головой въ руки, нешто можно ему не врить? Я вамъ предлагаю быть у насъ, перезнакомиться со всми нашими пріятелями. Я иду и на то, что вы на другой же день можете быть хоть фельдмаршаломъ. Стоитъ вамъ только всхъ насъ назвать и выдать. Только одно, прибавлю, тотъ кто это сдлаетъ, конечно, двухъ дней головы не сноситъ. Какой-нибудь изъ насъ да останется, чтобы ему горло перерзать.