Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Рота завернула и скрылась за угломъ Большой Морской, за ней въ нсколькихъ шагахъ слдовала большая красивая берлина, голубая съ позолотой, съ золотимъ гербомъ графовъ Разумовскихъ на темно-синемъ бархатномъ чехл козелъ. Длинный цугъ красивыхъ и выхоленныхъ коней, по два въ рядъ, выступалъ лихо, горячась и играя нетерпливо.

Глаза и лицо старика-кучера, когда-то подареннаго гетману покойной императрицей, говорили толп съ козелъ то, чего не могли сказать опущенные глаза его барина. Пустая берлина, качаась тихо на ремняхъ, шагомъ, будто на похоронахъ,

тихо завернула за уголъ.

Между тмъ, прохожіе по всему пути останавливались и, обернувшись, глазли, разиня рты. Питерцы любили гетмана и теперь имя Кириллы Григорьевича было на всхъ устахъ, и всякій обращался къ сосду или вслухъ самъ къ себ съ вопросомъ:

— Что за притча?.. Гетманъ роту ведетъ?

— Что жъ это такое! вымолвилъ, наконецъ, и Григорій Орловъ въ кучк офицеровъ.

Въ эту минуту показался на площади верхомъ Перфильевъ и крупной рысью халъ въ Морскую.

— Стой! Стой! Степанъ Васильевичъ! закричала вся кучка офицеровъ, бросаясь къ нему на встрчу.

Онъ круто остановилъ лошадь. Офицеры, а за ними и народъ, окружили его.

— Что такое? Объясни, братецъ виднное сейчасъ позорище, сказалъ Григорій Орловъ. — Гетманъ провелъ роту измайловцовъ, и самъ пшкомъ!

— Государь приказалъ… Завтра будетъ указъ всмъ высшимъ чинамъ гвардіи, даже фельдмаршаламъ, быть въ строю и бывать на всхъ экзерциціяхъ и во всхъ караулахъ. Всмъ отъ послдняго сержанта до генерала.

— Что-о?! воскликнули вс въ разъ.

— Да. ду вотъ къ Никит Юрьевичу съ указомъ, лично привести сейчасъ на плацъ преображенцевъ.

— Стараго филина, подломъ. A гетмана жаль, сказалъ Ласунскій.

— Трубецкаго? Разумется, не жаль!

— Да онъ съ тхъ поръ, что генералъ-прокуроромъ, шпаги въ руки не бралъ! воскликнулъ кто-то.

— Вспомнитъ небось, какъ подъ ружье поставятъ! воскликнулъ, смясь, Перфильевъ.

Вотъ теб бабушка и Юрьевъ день! захохоталъ Алексй Орловъ. Фельдмаршаловъ да генералъ-прокуроровъ будутъ скоро навсти ставить!

— Разумется, коли укажутъ! сказалъ сухо Перфильевъ, отъзжая отъ молодежи.

Въ кучк офицеровъ наступило гробовое молчаніе… Нкоторые переглядывались.

— A видли лицо гетмана? Бле скатерти! тихо сказалъ Пассекъ.

— Да, у него теперь на душ кипитъ.

Алексй Орловъ наклонился къ брату и шепнулъ ему на ухо:

— A гетманъ-то нашъ теперь! А?!

— Пожалуй, что и такъ! отвчалъ Григорій вслухъ и, увидя на крыльц своего дома Теплова, подошелъ съ вопросомъ:

— Ну что, Григорій Николаевичъ, графы теперь поподатливе будутъ?

— Встимо! отвчалъ весело Тепловъ. — Это еще лучше моего ареста.

XXXIX

Въ тотъ же вечеръ вс три брата Орловы, взявъ съ собой и молоденькаго кадета Владиміра, а съ ними Ласунскій, Пассекъ и Талызинъ весело пообдали въ трактир и уже вечеромъ вышли на улицу.

Майская ночь была великолпна: тихая, теплая и ясная. Полная луна на неб свтила такъ ярко, что на двор было свтло, какъ днемъ. Всмъ поневол захотлось пройтись

пшкомъ и они отправились бъ берегу Невы, по направленію ко дворцу принца Жоржа.

Талызинъ, флотскій офицеръ, обожавшій море, предложилъ воспользоваться чудной ночью и затишьемъ и прокатиться въ лодк.

Вс единодушно согласились, только одинъ Григорій Орловъ сталъ отказываться, чувствуя страшную усталость. Онъ отсутствовалъ всю ночь изъ дому, вернулся со свиданія только въ шесть часовъ утра. Этого никто не зналъ и не видалъ, кром стараго Агаона, который его каждый разъ упрямо дожидался одтый и съ фонаремъ на стол. Теперь онъ чувствовалъ себя усталымъ на столько, что уже мечталъ только объ одномъ — очутиться въ постели.

— Нтъ! воскликнулъ Алексй. — Ужь хать, такъ всмъ хать! И ты ступай! A коли разберетъ сонъ, ложись въ лодк и спи.

— Что жъ съ вами длать! Подемъ….

Вся компанія направилась вдоль набережной по направленію пристани, помщавшейся противъ мыса Васильевскаго острова. Здсь всегда бывали рыбаки и всякія лодки.

Талызинъ, какъ знатокъ, выбралъ самую большую лодку. Вс вошли, разслись и взялись за весла.

Алексй Орловъ слъ переднимъ гребцомъ и взялъ два огромныхъ весла. Талызинъ слъ къ рулю. Только Григорій отказался грести на отрзъ, умостился за братомъ на самомъ носу лодки и, подложивъ себ подъ голову снятый Алексемъ мундиръ, тотчасъ улегся…

И лодка стрлой понеслась внизъ по теченію, благодаря бойкимъ взмахамъ гребцовъ и сил быстраго теченія. Въ десять минутъ лодка была уже на взморь. И сразу развернулось предъ ними, будто обхватило ихъ въ огромныя объятья, просторное, спокойное и необозримое лоно водъ, перерзанное пополамъ лунной сверкающей полосой. Будто серебряная, но зыбкая и обманчивая дорога — по ровному, по темному и невдомому царству! Будто символъ жизни нашей!

Талызинъ, сидвшій лицомъ къ великому простору, глянувшему вдругъ на нихъ среди ночи и затишья, не выдержалъ:

— Стой! вскрикнулъ онъ. — Убирай весла! Вс повиновались.

— Поворачивай голову! смясь, скомандовалъ онъ. — Гляди, а чувствуй. Гд лучше? У васъ или у насъ? Въ казарм или на корабл?

Вс обернулись и никто не сказалъ ни слова. Вс залюбовались тихимъ таинственнымъ просторомъ водъ. И на всхъ повяло чмъ-то чуднымъ, новымъ, чего нтъ въ город, нтъ въ пол….

— Гриша, сказалъ наконецъ Алексй, — гляди, что за диво? Знаете, ребята… Чудно! Просто хоть молиться. Гриша!

— Отстань! А молиться хочешь, такъ и меня помяни, а я спать хочу, промычалъ тотъ въ отвтъ.

— Ну, матросы, за весла! скомандовалъ Талызинъ. — Мы еще съ полверсты двинемъ въ море, а тамъ назадъ.

И лодка снова понеслась по гладкой, незыблемой поверхности. Только весла, всплескивая соду, нарушали общій сонъ и затишье, и будто серебромъ посыпало по бокамъ лодки, да серебристый слдъ вился за ней, какъ хвостъ и, расходясь въ об стороны, страшно разростался, но все-таки пропадалъ и умиралъ въ безбрежномъ и живомъ простор.

Поделиться с друзьями: