Пётр и Павел. 1957 год

– А вы что же? – спросил Богомолов.

– А куда деваться?.. Поклялась. И знаете, так жутко стало!.. До мурашек, честное слово.

– Ну, смерть в нашем возрасте, это ещё не самое страшное, – "успокоил" её Алексей Иванович.

– Да что вы такое говорите?!.. – набросилась на него Зинаида. – Страшнее смерти ничего быть не может!..

Алексей Иванович усмехнулся… Как наивны неверующие люди!.. Большинство из них полагает смерть наказанием и не видит в ней награды или избавления. Интересно, что бы они сказали, если бы их приговорили к вечной жизни на земле? Вряд ли бы слишком обрадовались. Безконечно терпеть унижения, обиды, болезни?.. Далеко не каждый согласится на эту пытку добровольно. Потому и не стал с ней спорить Богомолов, только спросил:

– Что же это Пётр с вами не приехал?

Щёки Зинаиды покрыл лёгкий румянец. Она понимала щекотливость положения мужа, но тут же бросилась на его защиту:

– Пятьдесят лет не каждый день бывает. Сколько ради него в "Нефтехимике" народу собралось!.. Не мог он всё бросить, не мог испортить людям настроения!.. В данном случае Пётр уже не себе принадлежал – народу. Он ведь не последний человек в Краснознаменске, и его юбилей – событие, если хотите, общегородского масштаба. Он – власть!..

– Тяжёлая ноша, – Богомолов полностью с ней согласился, но затем не удержался и прибавил, между прочим: – Редко, кто под ней не сгибается…

Однако Зинаида намёка то ли не поняла, то ли не заметила.

– Как хорошо, что вы с мамой рядом оказались. Капа без вас совсем потерялась бы. Спасибо вам.

– Меня благодарить не за что, – просто ответил Алексей Иванович.

– Савва! – позвала Зинаида. Оказывается, всё это время персональный шофёр и личный телохранитель первого секретаря горкома, не подавая признаков жизни, просидел на пуфике возле двери. Определить, как отнёсся он ко всему происходившему в гостиной, было невозможно: ничем он не выдал себя, ни один мускул не дрогнул на его равнодушном лице. Позиция стороннего наблюдателя тем и хороша, что позволяет следить за происходящим, не давая ему никаких оценок. Ни положительных, ни, Боже упаси, отрицательных.

– Что вы, Зинаида Николаевна? – спросил холодно, равнодушно, словно не было только что сердечного приступа у старой хозяйки, и вообще весь этот долгожданный юбилей шефа не находился под угрозой срыва.

– Немедленно лети к Петру Петровичу!.. Передай, с мамой всё в порядке, гостей отменять не будем! – обернувшись к Алексею Ивановичу, она извинилась. – Я пойду, в порядок себя приведу. Ладно? – и быстро вышла за дверь.

– Понял, – ответил Савва и уже собрался было уходить, но Богомолов задержал его.

– Простите… Не знаю вашего отчества?..

Савва усмехнулся:

– Отчество у меня – язык сломаешь!.. Ексакустодианович.

– Как?!.. Как?!.. – Алексей Иванович впервые слышал подобное.

Довольный Савва хмыкнул.

– Дед над батяней вволю поиздевался: Ексакустодианом назвал. Не удивляйтесь: имя, как имя. Христианское… Его и в святцах найти можно А вот отчество из него получается – без ста граммов не осилишь. Пацаны батяню Кустодием звали, а девки – Дианушкой. Вы уж на свой вкус выберите: или Кустодиевич, или Дианович. Большинство, впрочем, первое предпочитают.

– Понятно… – от неожиданности Богомолов слегка растерялся.

– Так что вы лучше попросту: в этом доме меня Саввой кличут. Договорились?..

Наглость этого человека обезоруживала, но за свою жизнь Алексей Иванович встречал наглецов и похлеще.

– Что же вы, Савватий, мою записку Петру Петровичу не отдали?

– Не смог.

– Что так?

– По дороге потерял. У меня в кармане прореха, так записка, подлая, в неё провалилась, – нахально глядя в глаза Богомолову, весело сказал Савва.

– Вы бы зашили её…

– Кого?.. Записку?..

– Прореху!.. Или, на худой конец, булавкой закололи, – краснея, посоветовал ему Богомолов.

– В другой раз – обязательно!.. – тот утробно хмыкнул.

Прозвенел звонок, Савватий подошёл к телефону:

– Слушаю… Мгу… Мгу… Я знаю… Глаз не спускайте… А если что… Ты меня понял?.. Привет! – он положил трубку на рычаг, взглянул на Алексея Ивановича и широко, во весь рот улыбнулся. – Из "Нефтехимика" звонили: юбилей на коду пошёл. Ждите, скоро вся гоп-компания тут окажется.

В гостиную вернулась Зинаида. Она аккуратно причесала растрепавшиеся волосы и переодела вечернее платье: сменила его на более скромное, но тоже нарядное.

Савва что есть силы стукнул ладонью по своему колену:

– Ладно!.. Мне за шефом пора. Надеюсь, больше у вас ко мне вопросов не имеется?.. – и, не получив ответа, безшумно вышел тихонько закрыв за собой дверь.

– Правда интересный человек? – спросила Зинаида. – Не знаю, что бы мы без него делали?

Богомолов в ответ пробормотал что-то не слишком членораздельное.

Она запела арию Марицы из одноимённой оперетты, и Алексей Иванович как-то по-новому взглянул на неё. Зинаида была, действительно, хороша!.. Лёгкая, грациозная, она вдруг помолодела сразу на несколько лет, и от неё исходило удивительное очарование ещё совсем не старой, красивой женщины. Глядя на неё, хотелось улыбаться. Она заразила и его своей беззаботной лёгкостью и весельем… И в этот счастливый момент он должен огорошить её страшным известием и, может быть, навсегда лишить покоя и этого безоблачного настроения!.. Ах, если бы миновала его "чаша сия"!.. А подготовить Зинаиду к предстоящей встрече было просто необходимо: удар, который последует вслед за появлением в этом доме её восставшего из мёртвых мужа, будет намного страшнее. Значит, нужно набраться смелости и со всего размаха ударить эту хрупкую женщину. Ударить наотмашь!.. Не жалея ни её, ни себя!.. Но как ему этого не хотелось!.. Больше всего на свете Богомолов страшился женских слёз и истерик. Когда ему случалось попадать в такую ситуацию, он совершенно терялся, не знал, как успокоить, какие слова говорить?.. А вдруг Зинаида начнёт рыдать, заламывать руки, молить о пощаде?.. Что тогда?.. Конечно, она знает, что такое камера в Бутырке, она провела двое суток в обнимку с "парашей", а стало быть, знакома с миром не только по красочной обложке рижского "Журнала мод"… Но, с другой стороны, достанет ли у неё мужества… Больше того, отваги, чтобы только выслушать страшное известие и не упасть в обморок. Признаться, он не хотел бы сейчас оказаться на её месте.

Зинаида его о чём-то спросила, но он, занятый своими мыслями, прослушал, что именно.

– Простите, что вы?..

– Я спросила, любите ли вы Кальмана?

– Кого?!

– Имре Кальмана… Неужели не знаете?..

– Увы!.. – Алексей Иванович развёл руками. Фамилия была очень знакомая, но где он слышал её?.. Когда?.. – Простите, я с ним не знаком…

Зиночка расхохоталась:

– Кальман – знаменитый венгерский композитор, король оперетты. "Сильва", "Марица"… Ну?.. Вспомнили?.. Ни за что не поверю, что вы ничего о нём не слышали.

– Ах, Кальман!.. – Богомолов начал понемногу соображать. – Ну, да!.. Конечно… Кальман!.. Этот что ли? – и он даже пропел одну строку: "Сильва, ты меня не любишь…"

Вокал у него прозвучал не слишком убедительно, и спел он фальшиво, но Зиночка засмеялась и захлопала в ладоши:

– Браво!.. Браво!.. Вы просто обязаны поступить на сцену. У вас такой приятный баритон.

– Да уж!.. – пробормотал Алексей Иванович тихо, сквозь зубы. – С баритоном у меня никогда проблем не было!.. Не то, что теперь!..