Пётр и Павел. 1957 год
Шрифт:
– Зинаида Николаевна!.. Вы пропустили очень важный… Я бы даже сказал: исторический момент!.. Только что Матвей Петрович ознакомил всех нас со своим очередным поэтическим шедевром!.. Вы слышали, какой небывалый успех?!..
Распахнув дверь настежь, в гостиную влетел счастливый запыхавшийся Матюша.
– Вы слышали?!.. Нет, вы слышали?!.. Они мне даже "ура" кричали!.. Как на параде!..
Костик решил, что пора приступить к решительным действиям.
– Зинаида Николаевна!.. Обство категричски требует… вас во что бы то ни стало… к столу!.. В пртивном случае…
– Пойдём, мамочка,
– …я за себя не ручаюсь! – всё же договорил Костик и, чтобы не упасть, схватился за ручку двери.
Матюша подхватил мать за руку и силой уволок её в столовую. Оттуда донеслись крики:
– Наконец-то!..
– Штрафную!..
– А мы вас совсем заждались!..
– Тост!.. Немедленно тост!..
– Костику больше не наливать!..
Два пожилых человека, брат с сестрой, сидели в гостиной рядышком… Одинокие, безпомощные… всеми забытые и, может, оттого какие-то потерянные, жалкие…
– Алёша, как же так?.. – тихо спросила вдруг Валентина.
– Я хотел упредить, – так же тихо ответил ей брат. – Не вышло…
– Что же ты раньше не упредил?..
Богомолов начал оправдываться:
– Я ведь не знал?.. Думал, Зинаида живёт у вас, как жена Павла. Я и предположить не мог, что она… То есть, что Матюша Петра отцом называет, а они… Вроде, как муж и жена… Пока воочию не увидел… Как же у вас всё… перепуталось!.. Прости…
И тут Валентина взвилась:
– Они не "вроде"!.. Они… пусть не перед Богом, но перед людьми они – муж и жена!.. Шутка ли?!.. Десять лет вместе!.. И ты правильно сказал, для Матвея Пётр отец!.. Истинный! И я не дам!.. Ты слышишь?.. Не дам семью ломать!.. Сначала отнесите меня на погост, а там уж… Крушите!.. Корёжьте!.. Что хотите, делайте!..
В гостиную вошёл Пётр.
– Что, мать? Уже воюешь?!.. Это хорошо. Значит, дело на поправку пошло!.. А я пришёл…
Он не договорил, потому что в дверях опять показалась голова Костика. За ним угадывалась фигура секретарского телохранителя.
– Пётр… троич… кажи… мы се… ка дин… за тбой… льнусь!..
Троицкий расхохотался.
– Савва, переведи!..
– Пётр Петрович, скажи, мы все, как один, за тобой! Клянусь!..
Пётр облобызал Костика в обе щеки.
– Родной ты мой!.. Когда же ты успел так надрызгаться?..
"Родной" тоже полез целоваться.
– Я… тя… не гда… дам… ё… ю… мать!..
Савва попытался его остановить:
– Тихо!.. Тихо!.. Ты говори, да не заговаривайся!..
– Что он сказал? – полюбопытствовал Троицкий.
– Трудно переводимая игра слов, – ответил Савватий. – Особенно в присутствии женщин.
– Мать!.. Я тя так… люлю!.. – Костик полез обниматься с Валентиной Иванной.
Первый секретарь горкома от души веселился.
– Савва!.. По-моему, товарищу отдохнуть надо?.. Ты как считаешь?..
– Почему нет? – согласился тот, как пушинку, подхватил "товарища" на руки и понёс из гостиной. Костик пытался размахивать руками и вопил, что есть мочи:
– Ляди!.. Вы… щё… або… сра… титесь… на… уй!.. Га… нюки!..
Пётр хохотал, не обращая внимания на то, что, кроме него, никто не смеётся.
– Ну, хорош!.. Первый раз его таким вижу!.. Ганюк!..
– Уймись! – Валентину Ивановну
раздражала его весёлость.И только тут он заметил, какие у всех постные лица.
– Чего это вы такие кислые?.. У меня, между прочим, юбилей, день рождения сегодня. А у вас?.. Панихида?
– Смеяться будешь потом!..
– Нет!.. Объясните мне, что произошло, в конце концов?!..
– Сейчас узнаешь. Прежде всего, закрой дверь – строго приказала мать. – Сядь. Нам надо серьёзно поговорить.
Дверь из столовой со стуком распахнулась, и Зинаида с пылающими щеками и ошалевшим взором вошла в гостиную. Ноги её плохо слушались, и шла она так, словно пол под ними вздымался вверх и грозил накрыть её с головой. Любой пьяный выглядит достаточно потешно, но пьяная непьющая женщина нелепа вдвойне.
– А я целый бокал коньяка выпила! – похвасталась она. – Во как!.. Залпом!.. Дура набитая!.. Ой!.. Что это?.. Всё в разные стороны разъехалось… Куда вы все поплыли?!..
И она начала икать. Страшная икота сотрясала всё тело, невероятным усилием воли она пыталась остановить её, в безсильной ярости затопала ногами и, наверняка, рухнула бы на пол, если бы не Пётр. Он заботливо подхватил её и осторожно уложил на диван.
– Сумасшедшая!.. Ты же совсем пить не умеешь, и вдруг бокал коньяка!..
– Нет!.. – Зинаида вскочила на ноги. – Я не сумасшедшая!.. Я – сволочь!.. Сучка паршивая!..
Валентина Ивановна замотала головой. Только напившейся невестки ей сейчас не хватало, а в остальном… Всё было – лучше не придумаешь!..
– Зинаида!.. – она хотела что-то сказать, но поняла: безсмысленно! И махнула рукой.
Пётр попытался опять уложить жену на диван. Она с криком вырвалась:
– Не трогай меня!.. Я– грязная… низкая… подлая!.. Не прикасайтесь ко мне!..
– Зиночка!.. Ну, что ты?.. Зинуля, милая!..
Свекровь была на грани срыва.
– Зинаида!.. Прекрати!.. – свистящим шёпотом прошипела она.
– Не прекратю! – пьяной женщине море… Да что море?!.. Тихий океан был по колено. – Думаете, сбесилась?.. Ничего подобного!.. Я всё соображаю!.. И пускай пьяная, но знаю, что говорю!.. Не надо меня утешать… Слышите?!.. Меня убить надо!..
И зарыдала. В голос, по-детски, не сдерживаясь:
– Почему Ты оставил меня?..
Петр никак не мог понять, что случилось с женой.
– Я здесь… Я с тобой, – он пытался прижать её к себе, приласкать, успокоить, утешить.
Она слабо отбивалась:
– Господи!.. За что?.. Помоги!.. Ну, пожалуйста, помоги… нам всем!..
В столовой нестройный, но дружный хор гостей грянул "Комсомольцы, добровольцы! Надо верить любить беззаветно!.."
Валентина Ивановна от злости даже зубами заскрежетала:
– Кто-нибудь может унять этих идиотов?!.. – но никто в её сторону даже не посмотрел. Зинаида крепко-крепко прижалась к Петру:
– Ведь Ты добрый!.. Ты должен понять!.. Спаси нас!.. Всех…
Через гостиную ровной деловой походкой проследовал аккуратно причёсанный, даже, можно сказать, прилизанный Костик. В дверях столовой он нос к носу столкнулся с Матюшей, молча посторонился, давая тому дорогу, и осторожно прикрыл за собой дверь. Парнишка, стараясь, чтобы его никто не заметил, стал пробираться к бабушке.