Плачь обо мне, небо
Шрифт:
– Ваша сестра покинула Данию год назад? – уловив короткий кивок принцессы, Николай продолжил: – Вы тоскуете?
Та задумчиво опустила взгляд на раскрытый альбом и подцепила ногтем плотный лист. Что она могла – или должна была? – на это сказать?
С Аликс они были дружны ровно настолько, чтобы в детстве носить одинаковые платья, тем самым показывая свое единение. Первое время присутствовало ощущение какой-то странной пустоты, неполноценности. Будто оторвали половину сердца, одну руку и ногу. С детства девочки делили одну комнату в Бернсторфе, вместе посещали уроки плавания и помогали
В какой-то мере отделение от семьи Аликс стало поводом широко раскрыть глаза и понять, что сестра на нее больше не отбрасывает тень своей безупречности.
И все же она тосковала. До слез в первую неделю после отъезда сестры и потери аппетита, хоть и понимала, что это неизбежно. Однажды пришлось бы расстаться, даже будь они не принцессами (какое странное слово – Дагмар до сих пор не ощущала себя в полной мере принцессой), но так хотелось еще чуть-чуть отдалить этот миг. И, возможно, если бы они не принадлежали к аристократии, обе бы вышли замуж здесь, в Копенгагене, и могли бы видеться часто, а не считать версты и мили между своими государствами.
– Пожалуй, – неопределенно качнув головой, наконец отозвалась Дагмар, – если это можно назвать тоской.
Нельзя. Желание вернуться в Россию тотчас же не могло быть порождено простой тоской.
– Обычная тоска не заставляет себя чувствовать так, словно бы ты давно умер.
Принцесса отложила альбом и с абсолютной серьезностью всмотрелась в лицо цесаревича, похоже, избегающего смотреть ей в глаза: он изучал стоящую возле двери гипсовую статую с таким интересом, словно бы в ней можно было найти ответы на все вопросы.
– Вы грустите от расставания с кем-то родным?
Николай едва заметно качнул головой: он уже и сам был не рад, что все же не ограничился вежливым ответом, а затронул болезненную тему. Слишком уж он размяк за последний месяц, словно кисейная барышня какая. Прав был Papa, называя его неженкой, разве что теперь это относилось к его мрачным мыслям, а не физической выносливости – слишком уж затянулась эта меланхолия.
Если бы Катерина была здесь, она бы уже давно сделала не одно колкое замечание касаемо его траурного настроения. И была бы абсолютно права.
Если бы Катерина была здесь, возможно, ему стало бы легче.
Но здесь была только маленькая Дагмар, смотрящая на него с таким участием и тревогой, с такой болью и нежностью, что он, даже не видя этого всего, а лишь чувствуя её пронзительный взгляд, внутри сгорал от отвращения к себе.
– Что Вы делаете, когда Вам грустно? – усилием воли заставив себя обернуться к принцессе, поинтересовался Николай, стараясь выглядеть как можно более нуждающимся в её ответе. В конце концов, это действительно могло помочь.
Наверное.
Ярко-алые губы разомкнулись, но с них не слетело ни слова – Дагмар словно поймала все фразы раньше, чем успела их озвучить, и на
миг нахмурилась.А после – просияла: хитрой, довольной улыбкой.
Стремительно поднявшись с софы, на которой сидела последние минут десять, что они провели за просмотром альбомов, она протянула руку Николаю, не прекращая улыбаться.
– Я знаю, что Вам поможет, – она вся лучилась уверенностью, – я всегда прихожу туда, когда чувствую себя подавленно.
Это воодушевление и горячее желание помочь, делающие её еще очаровательнее (и вместе с тем, отчего-то, еще большим ребенком), он просто не имел права игнорировать. Отвечая такой же улыбкой и принимая её узкую протянутую ручку, ощущая это тепло, что, казалось, тут же разошлось от контакта их ладоней по всему его естеству, Николай поднялся, изъявляя готовность следовать за принцессой куда угодно.
Та зарделась в смущении от этой шутливой фразы, и тихий смех её, разлившийся в воздухе, был волшебней самой прекрасной музыки.
Комментарий к Глава вторая. Жалеть не смей
Что касается знакомства Дагмар и Николая до встречи в 1864 году — источники, которые были мной изучены, в едином мнении сойтись не пожелали, поэтому могут присутствовать неточности, приправленные авторской додумкой.
========== Глава третья. Вновь повторять твое имя ==========
Я говорю с подругой юных дней,
В твоих чертах ищу черты другие,
В устах живых уста давно немые,
В глазах огонь угаснувших очей.
М.Ю.Лермонтов
Дания, Фреденсборг, год 1864, август, 7.
Сад, что раскинулся подле королевского дворца, впечатлял не меньше, чем оба Царскосельских парка или же многоуровневый Петергофский, огибающий Финский залив. Хотя по своей площади он в несколько раз превосходил их всех. Если говорить начистоту, здесь было несколько садов, спроектированных в стиле барокко, и регулярный парк, который примыкал к дворцу и частично используемый для выращивания овощей на королевский стол. С высоты птичьего полета это произведение ландшафтного искусства походило на маленькое солнце с лучиками-аллеями, расходящимися от Фреденсборга.
А уменьшенная копия этого солнца предстала перед Николаем, когда Дагмар провела его в ту часть, что принадлежала лишь королевской семье и прочим была недоступна для лицезрения. Именно здесь она могла подолгу гулять, или даже, словно бы и не принцесса вовсе, увлеченно возиться с цветами, которые выращивала самостоятельно.
Впрочем, когда первое семечко упало в эту землю, Дагмар совсем не ощущала себя принцессой. Этот титул она носила едва ли больше пары недель, и переезд во Фреденсборг еще не успел дать ей возможности с ним свыкнуться.
И словно ради сохранения частички того маленького уютного дома, что был ей так любим, она еще в первые дни упросила отца дозволить ей разбить небольшую круглую клумбу, напоминающую солнце. Мать, по происхождению ощущавшая себя полноправной королевой, только закатила глаза, когда Дагмар настояла на том, чтобы никто из садовников не занимался этим участком. Королева Луиза уже давно оставила попытки пресечь эти «замашки простолюдинки» в средней дочери. В конце концов, у нее еще были Аликс и Тира, которые куда больше походили на принцесс.