Плачь обо мне, небо

Императрица невольно улыбнулась, второй рукой коснувшись родных светлых волос, а после касаясь тонкими сухими губами его виска. В будуаре даже стало словно светлее, хотя густые тучи, что с самого утра повисли над дворцом, ни на миг не расходились, не позволяя и слабому солнечному лучу проскользнуть сквозь них. Откладывая книгу за ненадобностью на край кушетки и с упоением вглядываясь в дорогое лицо, Мария Александровна тут же потребовала полного рассказа о визите к датской королевской семье – письма не могли поведать ей всего без утайки. Бумага многое скрывала в бездушных острых линиях идеально выведенных букв. Слова тоже лгали.

Только эти синие глаза способны были раскрыть правду.

Хотя и они, казалось, желают что-то загнать в самую глубь, чтобы никто, даже она, этого не увидела.

Николай всегда старался как можно меньше поводов для волнений ей создавать: он действительно был её отрадой и успокоением, пусть даже иногда проявлял свой упрямый характер, полученный со всех сторон. Она ведь тоже была крайне настойчива – только так, чтобы это не затрагивало остальных; но её упорство подмечал еще покойный Император, часто ставя её в пример своим дочерям. Потому, еще стоило понять, фамильное ли Романовское перешло к цесаревичу, или здесь проявили себя и её Гессенские гены. Но как бы то ни было, Николай всегда берег её и пытался оправдать её веру в него и ему. И теперь Марии Александровне думалось, что она увидела обратную сторону медали, потому что сын не до конца честен был с ней.

– Ты вправду думаешь, что обручение с Дагмар – верный шаг?

– И Дании, и России нужен этот союз, – пожал плечами Николай, делая еще один глоток чая, принесенного вызванной несколькими минутами назад служанкой: после недолгой, но активной беседы (впрочем, скорее его монолога), жажда одолевала с особым усердием.

– Я спрашиваю тебя не как будущего Императора, – тихо произнесла Мария Александровна, внимательно всматриваясь в лицо сына, с излишним интересом разглядывающего фарфоровый сервиз. – Хочешь ли ты провести остаток своих дней именно с Дагмар?

– Если бы я кого-то мог полюбить искренне и сильно, – «…кроме Катрин» – дополнило предательски сознание, – это была бы только Дагмар, – он кивнул с твердой уверенностью, глядя в глаза матери, чтобы та не думала, будто он надеется обмануть её. – Я не могу судить, какой она станет государыней – ей всего шестнадцать и это такое светлое, чистое дитя, разительно отличающееся от своей матери. Но она… – цесаревич помедлил, прежде чем найти правильные слова, – любит меня. Мне даже кажется, что я не достоин такого её чувства. Она заслуживает стать счастливой, а я смогу стать счастливым с ней.

Мария Александровна молча поднялась с кушетки, не смотря на сына. Медленно пройдя к дальнему углу, который занимал большой трельяж из темного дерева, она устало прикоснулась к резной музыкальной шкатулке. Ей до жжения в легких хотелось верить сыну. Ей до судорог в напряженных пальцах хотелось порадоваться за него: брак, которого не избежать, пришелся ему по сердцу, и хотя бы неприязни датская принцесса у него не вызывает. Вот только слова о любви с её стороны заставляли сердце Императрицы сжиматься – начало этой истории она уже видела. И ей бы слишком сильно не хотелось вновь наблюдать продолжение и финал.

Николай – не Александр. Это повторяла она себе, словно молитву. Он сдержит внутреннее обещание и то, что даст пред образами. Он не причинит боли будущей супруге. Он слишком благороден и честен.

Но он Романов. Еще ни один из мужчин этого Дома не прожил свою жизнь без увлечений на стороне. Особенно тех, что находились на троне. Каким бы она его ни воспитала, это естественно – так её учила еще покойная Александра Федоровна. Так придется ей научить Дагмар. Главные качества Императрицы – стойкость и смирение.

– Вы беспокоитесь, что все так скоро, Maman? – когда безмолвие в будуаре слишком затянулось, цесаревич вновь заговорил, словно надеясь в чем-то переубедить мать. Но в этом не было нужды.

– Не более скоро, чем решение твоего отца, – она горько улыбнулась, все так же стоя к нему спиной. Перед бледно-голубыми глазами расплывалось отражение сорокалетней женщины, которой судьба уготовила такой тяжелый крест и царскую корону, проявляя за ним счастливое лицо шестнадцатилетней принцессы. – Ему хватило всего одной встречи, чтобы прекратить дальнейшие поиски невесты.

Только к чему это привело.

Не давая себе и дольше задыхаться едким дымом прошлого, Мария Александровна приподняла деревянную крышку большой шкатулки и, после недолгих поисков, вернулась к ожидающему её сыну. Остановившись у низкого столика, она медленно выдохнула, произнося:

– Я благословляю Ваш союз.

На раскрытой ладони лежало аккуратное кольцо из белого золота с крупным ограненным бриллиантом. То, которое должно было появиться на миниатюрной ручке будущей Императрицы.

Николай тут же встал с кушетки, чтобы преклонить колени перед матерью и, принимая украшение, приложиться губами к её худощавой кисти.

– Благодарю Вас, Maman.

Большего ему не было нужно.

– Как долго ты еще здесь пробудешь? – вдруг осведомилась Мария Александровна, когда Николай уже был готов отворить дверь, чтобы покинуть будуар.

Она и сама не знала, почему задала этот вопрос – в конце концов, она уже и не думала что-либо менять.

– Три дня, – ровно отозвался Николай. – Император намерен принять участие в Бранденбургских маневрах и требует от меня присутствия там. Послезавтра мы отбываем в Потсдам.

Получив безмолвный жест матери, что та приняла его ответ, цесаревич еще пару секунд смотрел на её усталое лицо, а после, откланявшись, тихо прикрыл за собой узкую дверь.

***

Российская Империя, Семёновское, год 1864, август, 20.

Как бы Елизавета Христофоровна ни упрашивала сына остаться в поместье, он был непреклонен: в его возрасте уже следовало заниматься собственной семьей. Да и две хозяйки в одной усадьбе – не уживутся, как бы ни были они друг к другу расположены. Дмитрий прекрасно знал, что мать воспринимает Кати за вторую дочь, и знал, что для последней это не тайна. Но все же им следовало зажить своим домом, как бы ни хотелось ему чаще видеть родителей. Все же, Петербург – не другая страна, расстояние не столь значительное, чтобы переживать. Если захотят свидеться, запрягут лошадей и приедут в тот же день. Правда, если вдруг Кати пожелает перебраться ближе к матери, в Карлсруэ, станет несколько сложнее, но если ей так будет спокойнее, почему бы и нет. Хотя совместить службу при российском Дворе и жизнь в Германии будет непросто. А от своей должности Дмитрий отказываться пока не думал: такими привилегиями не разбрасываются, и если государь выделил его перед прочими, он не может просто взять и уйти.

Напряженно рассматривая несколько бумаг, связанных с приобретением петербургского особняка, Дмитрий хмурился, понимая, что решить все это без невесты не в силах. Если быть точнее, он просто не имеет права, не учесть её мнения: все же, хозяйкой быть ей. А потому и выбирать будущий дом тоже ей.

Внезапно легшие на глаза маленькие ладони, закрывшие обзор, заставили Дмитрия неосознанно недвижимо застыть, и только спустя пару секунд удалось понять, кто именно проник в кабинет, и чьих рук тепло он сейчас ощущает.