Пластмассовый космонавт

Первым собеседником оказался молодой человек, представившийся Валдисом, артистом балетной трупы Большого театра. Очень необычной внешности – альбинос с бесцветными ресницами и прозрачными глазами, в розовом свитерочке и кожаных джинсах в обтяг. Весь какой-то дёрганный, худющий, во время разговора парень постоянно ощупывал себя своими тонкими нервными пальцами, словно не зная куда девать руки.

И всё же они немного поговорили, хотя в балете Беркут разбирался неважно. Тем не менее Валдис пригласил его на премьеру своего будущего спектакля, и пожаловался:

– Боюсь это моя последняя премьера, мне ведь уже скоро 37, для балетных это предельный возраст… – И вдруг поинтересовался: – Послушайте, а нельзя ли мне в космонавты? Как думаете, возьмут?

Вопрос был настолько странный, что возникла пауза. В этот момент проходившая мимо Вика успела шепнуть Беркуту на ухо: «Учти, мальчик – гений!».

– Почему нет, крепкие ребята нам нужны, – решил шуткой на шутку ответить Беркут. И вдруг почувствовал по оценивающему, игривому взгляду собеседника, что тот проявляет к нему откровенный личный интерес. Специфические наклонности балеруна, проявляющиеся в его утончённо-жеманных манерах, на которые Беркут вначале решил не обращать внимания, определённо становились проблемой. Играя глазками и томно облизывая губы, танцовщик очаровательно улыбнулся и доверительно сообщил:

– Знаете, у меня очень сильные ноги и тренированный пресс живота. Я вам наверняка подойду. Приходите ко мне после спектакля в гримёрку, я покажу вам какие у меня мускулистые ноги, и мы сможем проверить мою физическую форму. Я договорюсь с администратором, чтобы он вас провёл.

Ошарашенный Беркут перевёз взгляд на жену, а она издали, с улыбкой Будды прикрыв глаза, лишь пожала плечами.

Пришлось вежливо прервать затеянный гостем флирт и срочно искать себе другую компанию.

Глава 8

Так Павел оказался в компании двух коллег жены – политологов Джермена Гвициани и Александра Бубновского. Оба «джентльмена» в ожидании приглашения к общему столу расположились в креслах по разные стороны журнального столика. Беркут оказался между ними на диване. На столике были небрежно разложены свежие журналы из Нью-Йорка, Лондона, Парижа. Разговор, разумеется, тоже вертелся вокруг политики. Джермен Гвициани работал в «Институте системных исследований», тогда как Бубновский, будучи зятем брежневского фаворита Косыгина, занимал должность заместителя директора «Института США и Канады», где работала Вероника. Именно от этого импозантного молодого красавца Бубновского не в последнюю очередь зависело – получит ли Вероника в ближайшее время место начальника научного сектора, о котором давно мечтала. Жена то и дело бросала в их сторону напряжённые взгляды, потому что очень надеялась, что супруг сумеет произвести на мэтров благоприятное впечатление, чтобы существенно облегчить и ускорить ей карьерный взлёт.

Но пока Павел больше слушал то, о чём говорят учёные мужи, чем сам открывал рот. А они, нисколько не опасаясь вездесущих стукачей из КГБ, предельно откровенно рассуждали, что затянувшаяся конфронтация с Западом, в особенности с США, приносит Советскому Союзу больше вреда, чем пользы.

– Я слишком хорошо знаю вашингтонский политический истеблишмент и Нью-Йоркских дельцов с Уолл-Стрит, – потягивая из высокого бокала бренди со льдом, немного гнусаво говорил Бубновский. – Они прежде всего деловые люди. Поэтому если мы сумеем окончательно убедить американскую элиту, что все наши недавние громкие призывы к разрядке и налаживанию взаимовыгодных партнёрских взаимоотношений – не притворная игра с целью усыпить их бдительность, а искреннее желание сближения с Западом, то наши друзья там смогут добиться отмены в Конгрессе ряда запретов, которые очень тормозят нашу внешнеэкономическую деятельность.

– Очень на это надеюсь! – благожелательно кивнул почти облысевшей головой Джермен Гвициани, и поднял в шутливом тосте свой бокал. Они чокнулись, сделали по несколько глотков, и Гвициани добавил:

– Правда старая гвардия в Политбюро изо всех сил тормозит сближение с Западом, но и в ЦК появляются новые люди, которые приходят к пониманию того, что времена изменились, и нужно активно наводить мосты со стратегическим противником, а не пугать его жупелом мировой революции.

По ходу дальнейшего разговора намёками упоминался даже вездесущий шеф КГБ Андропов, который, по мнению яйцеголовых политологов, достаточно умён, чтобы не мешать наметившейся разрядке в международных отношениях. Такая осведомлённость и поразительная раскованность могла иметь свою причину. Ведь, по слухам, сам сын всесильного председателя КГБ Игорь Андропов после окончания Института международных отношений работал у этого Бубновского в академическом Институте США и Канады простым научным сотрудником, получая обычный для его должности оклад – всего сто двадцать рублей.

– Вся эта бесконечная беготня наперегонки с Западом выгодна больше им, чем нам, потому что наши экономические потенциалы несопоставимы, – авторитетно сообщил Гвициани.

– Это вы верно заметили, коллега! – поглаживая себе бородку и жмурясь от удовольствия, словно кот на весеннем солнцепёке, кивал Бубновский. – Ситуация напоминает мне олимпийский марафон, когда в ужасающую жару нашего бегуна выпускают против фантастически выносливого негра. В итоге наш бедолага падает замертво после тридцатого километра от полного обезвоживания организма, а его чернокожий соперник спокойно финиширует с ослепительной улыбкой и ещё находит силы раздавать интервью.

Эти двое так свободно, с поразительной непринуждённостью играли с антисоветскими смыслами, что Беркут просто диву давался! Поражаясь тому, с какой непринуждённостью придворные политаналитики жонглируют символами, выставляющими великую державу в крайне похабном виде. И при этом получают явное садомазохистское наслаждение от унижения собственной страны, которой они – интеллигенты явно всего лишь во втором или третьем поколении – обязаны всем – полученным образованием, высоким служебным положением и материальным достатком.

– А ваше мнение каково? – неожиданно повернулся к супругу хозяйки смуглолицый этнический грек Джермен Гвициани. За дымчатыми стёклами его модных квадратных очков выражения глаз было не разобрать, но Беркут уловил иронию, и, насторожившись, уточнил:

– По поводу?

– Намерены ли вы – наши «ракетчики» обставить американцев и раньше них высадиться на Луне?

Павел не торопился с ответом, чувствуя какой-то подвох. Вот и сидящий по левую руку от него Вероникин начальник Бубновский с этой своей красивой ухоженной бородкой, – такой же умник и пижон, что и этот грек, – тоже снисходительно прищурил на него свой большой и блестящий, как у ворона, правый глаз; а потом вроде как даже ответил за него с небрежной весёлостью:

– Ну, разумеется, мы с коллегой нисколько не сомневаемся, что наши славные космонавты скоро заткнут «америкосов» за пояс в лунной гонке и первыми воткнут наш серпасто-молоткастый флаг в спутник Земли.

– Ну, хорошо, умыли мы снова американцев в космосе, а дальше-то что?! – допытывался Гвициани.

– А ничего! – со смехом ответил ему Бубновский, так и не дав космонавту высказаться, вероятно, считая, что в интеллектуальном споре он им не ровня. – Будем бить янки на всех спортивных площадках земли и космоса, демонстрируя преимущества нашего образа жизни, ха, ха! И вообще, хватит уж о политике, смотри сколько вокруг красивых женщин!

В их хмельной шутливой перепалке Павел уловил скепсис и даже презрение ко всему тому, что для него было серьёзно и свято. И поначалу был сбит с толку от того, что люди такого интеллекта и общественного положения даже не считают нужным скрывать при нём своих фрондёрских взглядов.

А потом вдруг на Беркута, как в молодости, накатила такая злость, что до чесотки в кулаках, захотелось полезть в драку, чтобы набить холёные морды лощёным пижонам. Особенно этому вальяжному двурушнику Бубновскому. Алексей так и видел, как вернувшись в пятницу с работы и сняв с себя пиджак с партийным значком, он с удовольствием натягивает американские джинсы и футболку с изображением мускулистого героя заокеанских боевиков; надевает бейсболку и немецкие фирменные кроссовки и, поругивая эту идиотскую власть, отправляется на «уикенд» к себе на дачу. И ведь так они почти все – большинство секретарей райкомов и обкомов, цэкашных инструкторов – на службе все верные ленинцы, развешивают людям демагогическую лапшу на уши, а в частной жизни презирают и «совок», и дрянной народец, и втайне восхищаются Америкой.